Леле, Вишну Бхаскар

Фотоколлекция

Информация

Йогин из Махараштры, который помог Шри Ауробиндо сделать важный шаг в йоге.

Барин Гхош, искавший гуру для своего ашрама в Маниктоле, встретил Леле. Барин вспоминает: “...совершенно случайно я встетился на несколько минут с брамином из Махараштры, Вишну Бхаскар Леле, в ашраме Чандота. Я знал, что этот человек был великим и настоящим йогином. Вернувшись в Бенгалию, совершенно разочарованный в своих поисках, я встретил Леле снова в доме своего друга в Навасари. Он предложил мне посидеть в темной комнате с ним несколько минут, в результате через три дня у меня был первый проблеск духовного пробуждения, мое первое психическое переживание. Ауробиндо услышал о нем от меня и выразил желание встретиться с этим чудесным преданным бхактой. Как только конгресс в Сурате закончился, я дал телеграмму Леле, приглашая его приехать в Бароду и встретиться с Ауробиндо.”

В 1916 Леле сказал Пурани, что когда он получил телеграмму, он интуитивно понял, что даст инициацию очень великой душе.

31 декабря 1907 Шри Ауробиндо и Барин приехали в Бароду из Сурата. Барин вспоминает: “мы добрались до бунгало Кхашерао Джадхава в 8 утра, и сразу после этого пришел Вишну Бхаскар Леле. Я оставил Ауробиндо одного с ним на полтора часа. Когда он ушел, я спросил Ауробиндо, как он ему в том, что касается йоги. Ауробиндо ответил в характерной загадочной манере: «Леле — прекрасный йогин».”

Леле было далеко за тридцать, на год или на два больше, чем Шри Ауробиндо. Он работал правительственным чиновником, и выглядел соответственно. Но Шри Ауробиндо видел его глаза, одновременно с детским выражением и скрытой силой, и он не сомневался, отдавая себя в его руки. Он рассказал Леле, что начал йогу три года назад с пранаямы. Что он достиг интересных результатов: огромной энергии, визуальных феноменов, обильного потока поэзии. Затем он был вовлечен в политику. Пранаяма стала нерегулярной, и он заболел. С тех пор он “ничего не делал и не знал, что делать или куда повернуться”. Он хотел возобновить свою практику, но не хотел отказываться от своей работы. Скорее, он надеялся, что йога даст ему силу делать ее лучше. Леле ответил неожиданно, что йога будет легка для Шри Ауробиндо, потому что он — поэт. От работы отказываться не нужно, Но будет лучше, если он сможет взять несколько свободных дней.

Друзья Шри Ауробиндо тайно проводили его в дом Сардара Маджумдара в середине города. Здесь, в комнате на втором этаже, Шри Ауробиндо и Леле находились несколько дней в тайне от всех.

Барин вспоминает: “День и ночь толпы окружали наш дом и готовились программы публичных митингов. Леле внезапно похитил Ауробиндо посреди всего этого беспокойства в уединенный старый дом в центре города. Там день и ночь они сидели, укутанные в глубокую медитацию, лицом друг к другу. За их простыми нуждами присматривала жена Вишну Бхаскара, студентка невысокого роста с очень мягкой натурой. Я тоже был там и иногда садился медитировать с ними утром и вечером в своей беспокойной и невнимательной манере. Мой ум был разделен между амбициозной национальной работой и этой внутренней жизнью йоги.”

Шри Ауробиндо вспоминает: “«Садитесь в медитацию», сказал Леле, «но не думайте, смотрите только на ваш ум, вы увидите мысли, входящие в него; прежде, чем они смогут войти, выбрасывайте их своего ума, пока ваш ум не станет способен на полное молчание.» Я никогда не слышал раньше о мыслях, входящих зримо в ум извне, но я не думал о том, чтобы усомниться в правде или в возможности этого, я просто сел и сделал это. Мгновенно мой ум стал тихим, как безветренный воздух на горной вершине, и затем я увидел одну мысль, затем другую, входящие конкретным образом извне; я отбросил их прежде, чем они смогли войти и овладеть мозгом, и в тря дня я был свободен. С этого момента, в принципе, ментальное существо во мне стало свободным Разумом, универсальным Умом, не ограниченным тесным кругом персональной мысли, как работник на фабрике мысли, а получателем знания изо всех сотен царств бытия, вольным выбирать, что он хочет, в этой обширной видении-империи и мысле-империи.” [SABCL, Volume 26.- On Himself.]

Леле хотел, чтобы Шри Ауробиндо заставил свой ум смолкнуть, чтобы он смог установить связь с персональным божеством и научиться следовать его руководству. Он сказал ему, что голос поднимется в тишине. Но этого не случилось.

“Я сам имел свое переживание Нирваны и тишины в Брахмане, задолго до того, как появилось какое-либо знание о духовных планах над головой; это пришло сперва просто благодаря абсолютной тишине и как бы стерло все ментальные, эмоциональные и другие внутренние активности — тело продолжало, в действительности, видеть, говорить и делать свои обычные дела, но как пустая автоматическая машина и ничего более. Я не начал осознавать никакого чистого ”я“, ни вообще какого-либо себя, имперсонального или другого, — там было только осознание Того как единственной Реальности, все остальное было совершенно несубстанциональным, пустым, нереальным. Что до того, что постигало ту Реальность, это было безымянное сознание, которое не было другим, чем То; можно сказать, хотя даже это вряд ли, поскольку там не было ментальной концепции этого, но не более того. Не осознавал я также и какую-либо нижнюю душу или внешнего себя, называемого таким-то и таким-то именем и осуществлявшего этот подвиг достижения сознания Нирваны.” [Там же.]

“Там было полное безмолвие мысли и чувства и всех обычных движений сознания, кроме восприятия и узнавания вещей вокруг без какой либо сопровождающей концепции или другой реакции. Чувство эго исчезло, и движения обычной жизни, такие как речь и деятельность, продолжались кокой-то привычной активностью одной Пракрити, которая не ощущалась, как принадлежащая себе. Но восприятие, которое оставалось, видело все вещи как в высшей степени нереальные; это чувство нереальности было подавляющим и универсальным. Только какая-то неопределимая Реальность постигалась как истинная, которая находилась вне пределов пространства и времени и не была связана ни с какой космической активностью, но все же встречалась всюду, куда бы вы ни поворачивались. Это состояние оставалось не ослабевая несколько месяцев, и даже когда чувство нереальности исчезло и имело место возвращение к участию в мировом сознании, этот внутренний мир и свобода, бывшие результатом этой реализации, оставались перманентно позади всех поверхностных движений, и суть самой этой реализации не была утеряна.” [Там же.]

“Там не было ни эго, ни реального мира — только когда кто-то смотрел через неподвижные чувства, что-то воспринималось или несло на своей абсолютной тишине мир пустых форм, материализованные тени без истинной субстанции. Там не было ни Одного, ни даже многих, только это абсолютное То, без особенностей, полное, неописуемое, немыслимое, абсолютное, и все же верховно реальное и единственно реальное. Это не было ни ментальной реализацией ни чем-то, проблескивающим где-то свыше, — не абстракцией, — это было позитивной, единственной позитивной реальностью, — хотя и не пространственным физическим миром, проникающей, оккупирующей или, скорее, заливающей и затопляющей это подобие физического мира, не оставляя места или пространства ни для какой иной реальности, кроме себя, не позволяя ничему больше выглядеть хоть как-то настоящим, позитивным или субстанциональным. Я не могу сказать, что в этом переживании было что-то радостное или восторженное... но что оно принесло, это невыразимый Мир, великое безмолвие, бесконечность освобождения и свободы.” [Там же.]

“Не было ничего сладостного во всем этом. И мне не нужно иметь какие-то воспоминания об этом, потому что это было со мной месяцы и годы, и остается сейчас, хотя в сплаве с другими реализациями.” [Там же.]

Барин вспоминает: “Семь дней прошли почти в непрерывной и безмолвной медитации, в то время как толпы молодых людей ходили по всему городу в поисках их нового лидера, который так внезапно и мистично исчез, нарушив все их многочисленные программы и мероприятия.”

Наконец Шри Ауробиндо появился. Закончив свои дела в Бароде, он, Барин и Леле сели на поезд до Бомбея. Оттуда Барин направился в Калькутту, а Шри Ауробиндо и Леле — в Пуну.

19 января 1908 Шри Ауробиндо должен был произнести речь перед Бомбейским Национальным Объединением. Шри Ауробиндо вспоминает: “...это было состояние безмолвия ума, к которому он пришел за три дня медитации с Леле в Бароде и которое он сохранял много месяцев, в действительности, всегда впоследствии, когда все активности продолжались на поверхности; но в то время на поверхности не было никакой активности. Леле сказал ему сделать намаскар аудитории и ждать, и речь придет к нему из источника, отличного от ума. Так, действительно, речь и пришла, и с тех пор все речи, письмо, мысль и внешняя активность приходили к нему так из того же источника, находящегося над мозгом-умом.” [Там же.]

Шри Ауробиндо оставался в Бомбее до 24 января. Прежде, чем уехать, он пошел к Леле, чтобы узнать о дальнейшем его руководстве. Леле начал давать ему детальные инструкции -медитировать в установленное время и т.п. — затем остановился и спросил, “может ли он сдаться всецело Внутреннему Гиду внутри себя и двигаться, когда тот движет им; если так, то ему не нужны инструкции от Леле или от кого-либо еще. Это Шри Ауробиндо принял и сделал это своим правилом садханы и жизни.”

“Со времени, когда я оставил Леле в Бомбее после суратской сессии и моего пребывания с ним в Бароде, Пуне и Бомбее, и принял правило следования внутреннему руководству безоговорочно, и двигаться, только когда я был движим Божеством”... “После этого для него было невозможным принять какое-либо иное руководство и оказалось ненужным искать помощи от кого-либо.”

К концу февраля Леле приехал в Калькутту. Когда он встретился со Шри Ауробиндо, “он спросил меня, медитирую ли я утром и вечером. Я сказал «Нет». Тогда он подумал, что какой-то дьявол овладел мной, и начал давать инструкции. Я не хотел обижать его, но и не последовал его совету. Я получил команду изнутри, что человеческий гуру был для меня не нужен. Что до дхьяны — медитации — я не был готов сказать ему, что я медитирую практически весь день.” [A.B. Purani, Evening Talks with Sri Aurobindo] Так прервались их отношения.

Фото