Мать

Агенда

Том 5

Апрель 1964

4 апреля 1964

Ты давала мне две записи Ванды Ландовской (Wanda Landowski), и я их прослушал. В одной из них есть фрагмент — просто чудо. 66

Да!

Этот фрагмент длится недолго — он как кристалл.

Да, точно! Я нашла это необычным.

Это так прекрасно! Я никогда не слышал ничего такого чистого.

Чистое, да, чисто-чистое!

Это божественное средство выражения. Это действительно божественная манифестация на земле…

Да, очень чистое — и простое.

Я часто спрашиваю, почему я не был рожден музыкантом?…

Ты должен быть стать музыкантом.

Это действительно сожаление моей жизни — не быть музыкантом. Писать — это НИКОГДА не «то». Но поймать подобную ноту…

О! Мой мальчик, вчера-позавчера я слышала нечто… я не знаю точно, что это — это не музыка, то есть, это не запись какого-либо музыкального инструмента: это запись вибрации… я не знаю, я не поняла. 67 Но там внутри… Сначала кажется, что ты попал в сумасшедший дом: это совершенно бессвязно, непоследовательно и совершенно неожиданно, поскольку нет никакой логики — абсолютно ничего ментального. Так что один звук сменяет другой без перехода, и первое впечатление — точно как… сумасшествие. Но если прислушаться, время от времени появляется звучание, это не звучание музыкального инструмента… совершенно чудесное! Но оно длится секунду. Хочется, чтобы оно продолжалось — пуф! Ушло. И время от времени появляется голос, совершенно как человеческий голос, почти слышны слова, кажется, что есть слова — что заставляет меня думать, что звучание нашего голоса имеет своим истоком какое-то другое место (ниже или выше, я не знаю; не могу сказать, откуда приходят эти вибрации). Спустя некоторое время я увидела, что в существе (Матери) было нечто, что было… не «заинтересовано», но это было нечто. Что наслаждалось этим, что имело не точно «приятное» ощущение, но это была почти как потребность в непредвиденном, превосходящем все то, что можно вообразить: никакого следствия, никакой логики, никакого смысла, ничего. Это ЗВУЧАЛО как хаос, но вдруг возникало ощущение, что это не хаос, что это отвечает другому закону; и когда это подошло к концу, я хотела, чтобы это продолжалось еще долгое время.

Сначала начинаешь смеяться, забавляться, ты безудержно смеешься, как если бы столкнулся с чем-то совершенно потешным. Но иногда, о!… И даже нет времени оценить это, потому что это уже ушло — чудо. Чудо: звучание, которое я никогда не слышала, никакой инструмент не может его произвести.

Переходишь через всевозможные состояния, но, что любопытно, я обнаружила в существе, в сознании, нечто, нечто вроде радости или сильного интереса к совершенно неожиданному — неожиданному, что для ментальности потешно.

Интересно. 68

8 апреля 1964

(Это последняя беседа перед поездкой Сатпрема во Францию, откуда он вернется в июле.)

Мать выглядит уставшей,

Она входит в долгое созерцание.

Ты там будешь продолжать? (тантрическую дисциплину)

Да… Признаюсь, что в своем внешнем сознании я совсем ничего не знаю. Я ничего не понимаю.

Ты не понимаешь?

Я вообще ничего не понимаю.

(Мать смеется)

Я только знаю, что есть «нечто иное», и затем я делаю то, что должен делать (джапу, медитацию), но что происходит? Где я, куда я иду, что я делаю? Я ничего не знаю… я вообще ничего не понимаю. Не имею ни малейшего представления, где я нахожусь.

Если это тебя утешит, со мной то же самое!

Я имею в виду, что тело даже не знает, собирается ли оно существовать как можно дольше или оно собирается… разложиться — ничего, оно ничего не знает. Оно вообще ничего не знает… Какого его назначение? Почему оно здесь?… Да, как ты говоришь, мы знаем — мы знаем в некоторой задней части сознания — но само тело…

Ты видишь, тело находит все это довольно болезненным в том смысле, что оно никогда не чувствует спокойную силу, полный баланс. И затем, все эти страдания, все это, к чему это?…

Вот на что я сейчас смотрела (во время медитации).

И это бедное тело говорит Господу: Скажи мне! Скажи мне. Если мне суждено остаться, если мне суждено жить, это прекрасно, но скажи мне это, так что я могла бы терпеть. Меня не заботит страдание, и я готова страдать, пока это страдание не является знаком, что я должна готовиться к уходу.» Вот как обстоят дела, вот как чувствует себя тело. Конечно, это может выражаться другими словами, но так обстоят дела. Когда ты страдаешь, когда тело страдает, оно гадает, почему оно страдает, оно спрашивает: «Это то, что я должна вынести и преодолеть, чтобы быть готовой продолжить свою работу, или же это более или менее окольный путь сказать мне, что я скоро исчезну?»… Потому что тело действительно говорит: «Моя позиция будет разной — если мне суждено уйти, что же, я полностью прекращу заботиться о себе или о том, что происходит или о чем-либо еще; если же мне суждено остаться, я буду иметь отвагу и выносливость, я не сдвинусь с этой позиции.»

И это, даже это, ему не говорится — я еще не могу получить ясный ответ.

Вероятно, это не имеет значения. Только, это…

Я не могу сказать, что был хотя бы один день, прошедший вообще без борьбы с тем или иным страданием, той или иной трудностью — ты знаешь, такое чувство, что вещи «скрипят».

Конечно, тело замечает, что когда все его сознание сконцентрировано исключительно на Божественном, то оно больше не чувствует своего страдания: если есть боль, тело большее ее не чувствует. Но с той минуты, когда тело хоть чуть-чуть начинает осознавать внешний мир, оно чувствует, что боль там.

Есть моменты — моменты — озарения. Тогда есть уверенность Триумфа. Но почти сразу же что-то приходит в знак сильного протеста, как напоминание: «Не увлекайся! Ты знаешь, это еще не достигнуто.» Вот так. Так что то состояние… Сколько по времени тело должно выстоять?… Я ничего не знаю.

Нет, ты не находишься в каком-то низшем состоянии — это не так, потому что кажется, что это необходимо для работы. 69

(молчание)

Может быть, телу не хватает веры?… Возможно. Доверительной любви ему хватает — этого хватает, тело принимает все, и оно всегда наполнено своей доверительной любовью, и это не меняется. Но не хватает… какой-то почти «интеллектуальной веры». То есть, тело чувствует, что ничего не знает — оно ничего не знает, ему ничего не говорится. Оно ничего не знает. Ему не говорится, что произойдет. И поскольку тело не знает, что произойдет, оно чувствует как… (жест подвешенного состояния)

Тело может вдруг переходить из сознания вечности в сознание абсолютной хрупкости.

К тому же, есть множество враждебных сил, враждебных внушений (некоторые происходят от невежества, другие — от дурной воли), которые приходят и пристают… Тело им не верит — оно им не верит, но нет и той уверенности, которая позволила бы рассмеяться им в лицо. Оно не верит им, но…

Есть одна вещь, ты знаешь, такая трудная… (у Матери перехватывает горло), такая трудная — то, что Шри Ауробиндо ушел… это в корне всего. Раньше мое тело не было таким; раньше во мне не было ничего подобного: была абсолютная уверенность. Это, ты знаешь, это было… крушение.

И, очевидно, это приходит для того, чтобы научить тело чему-то, чему оно никогда училось раньше. Но все враждебные силы всегда находят в этом свое основание — всегда. Все враждебные внушения, все враждебные силы, все дурные воли, все неверие, все это основывается на этом: «Да, но ОН ушел.»

Но я знаю — я знаю это в моем глубоком сознании — что он ушел, потому что ПОЖЕЛАЛ уйти. Он ушел, потому что решил, что должно быть так, что это то, что должно быть сделано.

Но ПОЧЕМУ?…

Так что вот так, не могу дать тебе большего, чем это.

Это очень трудный период — очень трудный.

Мы еще в самом переходе.

(молчание)

Надо, чтобы ты прочно зацепился… Ты получил от Суджаты маленький пакетик? (лепестки розы от Матери)… Она очень хотела, чтобы ты всегда держал его при себе — она права. Она права. Потому что я знаю, я знаю, какая атмосфера там [во Франции]. Надо, чтобы ты окружил себя защитной оболочкой. 70

Вот так, мой мальчик…

14 апреля 1964

(Все письма Сатпрема, адресованные Матери, остались под замком в Пондишери; нам кажется, что чтобы пролить свет на эту поездку во Францию, уместно опубликовать, наряду с письмами Матери, некоторые фрагменты писем Сатпрема, адресованных Суджате.)

(от Сатпрема Суджате)

Париж

Я не знаю, как я жил последние три дня; я чувствовал себя немного как лунатик, раскачивающийся вправо-влево, во все стороны, идущий, идущий, не зная куда, в плотной темноте — все, что я знаю, это Сила, за которую я уцепился, как утопающий… Все, что осталось, это только ощущение удаленности от дома, от всего истинного, благого, успокаивающего, это ощущение жизни в галлюцинации — и все же, чудесным образом, Сила со мной каждую минуту, я дышу ею, я живу ею, иначе я просто бы умер или сошел с ума.

Это последний раз в своей жизни я возвращаюсь на Запад, только если я не получу Приказ от Шри Ауробиндо и Матери сделать это — я больше не могу здесь жить, это как возвращение в пещерную эпоху, в доисторические времена.

…и они все набросились на меня, один за другим — родственники, друзья и т.д., я был совершенно оглушен. У меня была только сила время от времени уединяться в своей комнате и отдыхать на кровати, окутывая себя Силой, чтобы держаться.

…Как пусты дни — они наполнены пустыми вещами, пустыми людьми, пустыми движениями; можно сказать, что надо всегда тянуть Силу, чтобы восполнить эту грандиозную Пустоту, иначе тебя придавит. Мои часы показывают индийское время, так что я всегда знаю, где ты, но я никогда не знаю, который сейчас час во Франции! Я должен делать какие-то вычисления, вычитая четыре с половиной часа: сейчас 14:30 в нашем саду, значит здесь… 10 часов утра, и мне пора на встречу. Вероятно, завтра я пойду в Correa 71 ; мой друг М сказал мне, что они решили опубликовать книгу, но хотели бы «вырезать» некоторые места!… Так что мне предстоит какая-то дискуссия, чтобы попытаться сохранить свою книгу более или менее целой! Что за мир! Я напишу Матери завтра, когда узнаю требования издателя.

Послезавтра мне надо сходить к доктору… но ни один доктор не сможет закрыть дыру в моем сердце.

S.

19 апреля 1964

(от Сатпрема Суджате)

Париж

…Люди несчастны посреди своих богатств, их лица жесткие и закрытые, люди изнурены… Есть хорошие существа, но вся их энергия поглощается этой пожирающей жизнью — я никогда больше сюда не вернусь, я не отсюда, это никогда не было мне родным! Лучшие их идеалы агрессивны как они сами — эти люди за тысячи и тысячи километров от всякой истинной истины, им потребуются века, чтобы немного расшириться. Во всяком случае, понятно, что никакая книга, никакое слово не может изменить это, нужна друга Мощь. Тем не менее, я напишу «Саньясина», но потом это станет только сказками или поэзией.

S.

23 апреля 1964

(от Сатпрема Суджате)

Париж

Тяжело, ты знаешь, жизнь здесь беспокойная, неотступно преследующая, всегда требуется встречаться с людьми, всегда за чем-то гнаться — нет времени жить, ни на что нет времени. Мой брат тоже страдает от такой жизни и хотел бы нечто иного, но они так привязаны к этой Лжи, окружены ею, что не могут найти выхода; им надо все прервать.

Я не знаю, что происходит, но все твои письма приходят распечатанными — цензура в Индии?? Вот уже третье твое письмо приходит таким — конверт наполовину разорван. Помимо этого, контракт с Correa подписан, и они издадут книгу в сентябре, без купюр, тиражом 4000 экземпляров. Представь, они хотели, чтобы я дал интервью французскому телевидению по поводу этой книги, но я отказался — эти издательские мероприятия так же полны лжи, как и все остальное. Они также хотели поместить в книгу мою фотографию; я сказал им, что это будет плохим вкусом — поместить мою фотографию в книгу, посвященную Шри Ауробиндо. Как бы там ни было, все это кончилось, книга будет издана. Я пишу Матери, чтобы сказать ей об этом (это будет второе письмо).

Моя собственная мама все светится и помолодела — действительно естественная живая душа, живая сила.

Потребуется много-много лет, чтобы восполнить эти потерянные три месяца, потому что каждый день здесь, во Франции, идет за шесть месяцев.

S.

25 апреля 1964

(от Матери Сатпрему)

25.4.64

Сатпрем, мой милый малыш,

Передо мной твое второе письмо. Я не ответила на первое из-за своего глаза, которому нужен был полный покой. Сейчас все в порядке. Но я сразу же попросила Суджату написать тебе, что я бы предпочла, чтобы моя фотография не появилась в книге, а что касается фотографии Шри Ауробиндо, то первая фотография кажется мне самой лучшей. 72 Но сейчас, если контракт уже подписан, ничего не поделаешь.

Вчера, 24 апреля, здесь была медитация. 73 Она была интенсивной и сформулировалась так:

«Задыхающиеся от скудности человеческой природы, мы стремимся к знанию, которое по-настоящему знает, к мощи, которая по-настоящему может, к любви, которая по-настоящему любит.»

Слова бедны; переживание было сильным.

Я всегда с тобой, в любви и радости.

Подпись: Мать

29 апреля 1964

(от Сатпрема Суджате)

Париж

Я получил в посольстве визу для возвращения в Индию, и мне явно полегчало, потому что я ужасно беспокоился, что в этой визе мне могут отказать — это глупо, но ожидал этой визы с большим опасением.

S.

66 Это музыкальное переложение Ландовской «популярной польской мелодии».

67 Это была электронная музыка.

68 Мы записали эту беседу и хранили запись, но она исчезла.

69 Немного ранее ученик жаловался на определенную физическую дезорганизацию, что Мать приписала работе трансформации.

70 Есть запись этой беседы.

71 Издательский дом, решивший опубликовать «Шри Ауробиндо или путешествие сознания».

72 На которой Шри Ауробиндо стоит, взирая в будущее (с портрета голландского художника).

73 Годовщина второго приезда Матери в Пондишери, после пребывания в Японии.