Шри Ауробиндо

САВИТРИ

Символ и легенда

Часть 1. Книга 1. Книга Начал

Песнь третья
Йога царя:
Йога освобождения души

Желание мира вынудило ее рождение смертное.
Один впереди незапамятных поисков,
Мистической игры главный герой,
В которой Неведомый преследует себя через формы
И ограничивает свою вечность часами
И слепая Пустота борется, чтобы видеть и жить,
Труженик в воздухе идеала и мыслитель
Принес вниз на земли немую нужду ее лучистую силу.
Его дух согнулся из сфер более обширных
В нашу провинцию эфемерного зрелища,
Колонист из бессмертия.
Указующий луч на неясных дорогах земли,
Его рождение несло символ и знак;
Его человеческая самость как полупрозрачный плащ
Скрывала Всемудрого, который ведет невидящий мир.
Присоединенный к Пространству и Времени
И здесь долг Бога земле и человеку платящий,
Быть в еще большей степени сыном было его божественным правом.
Хотя и согласилось на неведение смертное,
Его знание несказанный Свет разделяло.
Изначального Перманентного сила,
В движении и в его потоке запутанная,
Он хранил позади зрение Ширей:
От Непостижимого в нем была сила.
Архивариус символов Запредельного,
Казначей сверхчеловеческих грез,
Он нес штамп воспоминаний могучих
И на человеческую жизнь их грандиозный луч излучал.
Его дни были долгим ростом к Всевышнему.
Существо, в небо нацеленное, свои корни питавшее
Пищей из оккультных духовных источников,
Через белые лучи взбиралось, чтобы встретить незримое Солнце.
Его душа жила как делегат вечности,
Его разум был как огнь, в небеса ударяющий,
Его воля – охотник, идущий по следам света.
Океанический импульс вздымал каждый вздох;
Каждое действие оставляло отпечаток ног бога,
Каждый миг был ударом крыльев могущественных.
Участок нашей смертности маленький,
Касаемый этим арендатором с небес, становился
Игровой площадкой живой Бесконечности.
Эта телесная видимость – не все;
Форма обманывает, персона есть маска;
Скрытые глубоко в человеке могут жить небесные силы.
Его хрупкий корабль через море годов
Нерушимого переправляет инкогнито.
Дух, который есть пламя Бога, живет,
Огненная часть Чудесного,
Художник своей собственной красоты и восторга,
Бессмертный в нашей бедности смертной.
Этот скульптор форм Бесконечного,
Этот скрытый незамечаемый Житель,
Посвященный в свои собственные завуалированные мистерии,
Свою космическую мысль прячет в немой маленькой клетке.
В безмолвной силе оккультной Идеи,
Обусловливающей предопределенную форму и акт,
Пассажир от жизни к жизни, от уровня к уровню,
Меняющий свою выдумываемую самость от формы к форме,
Он следит за иконой, его взглядом растущей,
И в черве предвидит грядущего бога.
Наконец путешественник по путям Времени
Достигает границ вечности.
В преходящий символ человеческого задрапированный,
Свою субстанцию неумирающего себя он ощущает
И утрачивает свое сходство со смертностью.
Луч Вечного сердце его ударяет,
Его мысль в бесконечность протягивается;
Все в нем поворачивается к духовной обширности.
Его душа соединиться со Сверхдушой прорывается,
Его жизнь заполняется океаном той супержизни.
Он из грудей Матери миров пьет;
Нескончаемо ввысь уходящая Суперприрода наполняет его оболочку:
Она принимает его духа вечную почву
Как основу надежную ее мира меняющегося
И формирует фигуру своих нерожденных могуществ.
Бессмертно она себя в нем зачинает,
В создании незавуалированная Создательница трудится:
Ее лик через его лицо виден, ее глаза – через его;
Ее существо есть его через идентичность обширную.
Затем в человеке обнаруживается Божество неприкрытое.
Статичное Единство и динамичная Сила
Нисходят в него, печати Божества интегрального;
Его душа и тело принимают этот восхитительный штамп.
Долгой неясной подготовкой жизнь человека является,
Кругом труда, надежды, войны, мира,
Протоптанным Жизнью на смутной почве Материи.
В своем подъеме к вершинам, на которые ничья нога не ступала,
На полутемном кадре он с огнем ищет
Завуалированную реальность, полуизвестную, всегда упускаемую,
Поиски чего-то или кого-то, никогда не находимого,
Культ идеала, здесь еще никогда реальным не сделанным,
Нескончаемая спираль восхождений и спусков,
Пока, наконец, не достигнута гигантская точка,
Через которую его Слава сияет, для которой мы были сделаны,
И через которую в бесконечность Бога мы прорываемся.
Через пограничную линию нашей Природы мы вырываемся
В живого света арку Суперприроды.
Этому сейчас можно было быть очевидцем в том сыне Силы;
В нем тот высокий переход заложил свой фундамент.
Изначальный Имманентный небесный,
Чьим искусством является процесс всей Природы,
Космический Труженик возложил свою тайную руку
Повернуть эту хрупкую созданную из грязи машину на небесную пользу.
Присутствие работало за ширмой неясной:
Оно ударяло его душу, чтобы та несла вес Титана;
Обтачивая полуобтесанные бруски силы природной,
Оно возводило его душу в статую бога.
Магического вещества самости Мастер,
Который над своим высоким и трудным планом работает
В обширной мастерской чудесного мира,
Его ритмичные части во внутреннем моделировал Времени.
Затем пришло внезапное трансцендентальное чудо:
Замаскированная безупречная Грандиозность могла очертить
В оккультном лоне жизни в родовых муках
Свое пригреженное великолепие того, что должно быть.
Венец архитектуры миров,
Мистерия Земли и Небес поженившихся,
Присоединила к смертной схеме божественность.
Был рожден Видящий, Гость сияющий Времени.
Для него исчез наверху свод ограничивающий разума.
В сторожащей передовой линии Ночи и Дня
Была проделана брешь во всескрывающем своде;
Сознательные края существа уходили откатываясь:
Межевые знаки маленькой личности стерты,
Остров-эго присоединился к своему континенту,
Был превзойден этот мир жестких форм ограничивающих:
Границы жизни распахнулись в Неведомое.
Отменены соглашения концепции были
И, вычеркивая скрупулезный пункт подчинения,
Был аннулирован договор души с Природы неведением.
Все серые запреты были разорваны
И разрушена интеллекта тяжелая блестящая крышка;
Нерасчлененная Истина нашла необъятную небесную комнату;
Зрение эмпирей знало и видело;
Ограниченный разум безграничным стал светом,
Конечная самость была обручена с бесконечностью.
Его марш сейчас воспарил орлиным полетом.
Из ученичества у Неведения
Мудрость подняла его к его умению мастерскому
И его сделала души главным каменщиком,
Строителем тайного дома Бессмертия,
Претендентом на небесную Вечность:
Свобода и империя к нему взывали с высот;
Над сумерками разума и ночью жизни, звездою ведомой,
Загоралась заря духовного дня.

По мере того, как он рос в себя более обширного,
Человеческое покрывало его движения все меньше и меньше;
Более великое существо видело мир более великий.
Бесстрашная воля к знанию посмела стереть
Безопасности линии, Резоном чертимые, что преграждают
Парение разума, погружение души в Бесконечность.
Даже его первые шаги разрушили наши маленькие земные границы
И в более широком и свободном воздухе медлили.
В руки, поддерживаемые трансфигурирующей Мощью,
Поймал он легко как лук гиганта,
Оставленный дремлющим в запечатанной тайной пещере,
Силы, что спят неиспользуемые внутри человека.
Он сделал из чуда нормальное действие
И к общей части божественных работ повернул,
На этих высотах великолепно естественных,
Усилия, что должны сокрушить сопротивление смертных сердец;
Преследуемые в царственности покоя могучего
Цели, слишком возвышенные для повседневной воли Природы;
Дары духа толпящиеся к нему приходили;
Они были его образом жизни и его привилегией.
Чистое восприятие одолжило свою прозрачную радость:
Его сокровенное зрение не ждало мыслей;
Оно всю Природу одним взглядом охватывало,
Оно смотрело в самую самость вещей;
Не обманутый более формой, он видел душу.
В существах оно знало то, что скрывалось, им неизвестное;
Оно ловило идею в уме, желание в сердце;
Из серых складок тайны оно вырывало
Мотивы, которые люди от своего собственного зрения прячут.
Бьющую жизнь он ощущал в других людях,
Наводняющую его своим счастьем и горем;
Их любовь, их гнев, их надежды невысказанные
Входили потоками или заливавшими волнами
В его покоя океан неподвижный.
Он слышал вдохновенный звук своих собственных мыслей,
В погребе других умов отзывавшихся эхом;
Мыслепотоки мира путешествовали в его поле зрения;
Его внутренняя самость становилась к самостям других ближе
И несла бремя родства, обычные узы,
Но, тем не менее, стояла незадеваемая, сам себе царь, уединенная.
Магический аккорд оживил и настроил
Для эфирных симфоний земные старые струны,
Взрастил слуг жизни и разума
Счастливыми партнерами ответа души,
Ткань и нерв превращены были в струны чувствительные,
Экстаза и сияния записи; сделал
Инструменты тела духа служителями.
Более небесное функционирование более качественного рода
Внешнее земное в человеке осветило своей милостью;
Переживание душою своих оболочек более глубоких
Больше не спало, одурманенное преобладанием Материи.
В глухой стене, нас от нашего более широкого себя закрывающей,
В тайну сна кажущегося,
Мистический тракт за пределами наших бодрствующих мыслей,
Дверь отворилась, встроенная силой Материи,
Освобождая вещи, чувством земным неулавливаемые:
Мир невидимый, неведомый внешнему разуму
Показался в безмолвных пространствах души.
Он сидел в тайных палатах, выглядывая
В светлые страны нерожденного,
Где все вещи, что грезятся разуму, зримы и истинны,
И все, к чему жизнь стремится, становится близким.
Совершенных он видел в их звездных домах,
Несущих славу формы бессмертной,
Лежавших в руках мира Вечного,
Восторженных в ударах сердца Богоэкстаза.
Он жил в пространстве мистическом, где рождается мысль
И воля вскармливается эфирною Силой
И на белом молоке сил Вечного взращивается,
Пока не вырастет в подобие бога.
В комнатах оккультных Свидетеля со стенами, возведенными разумом,
На скрытые интерьеры, потайные проходы
Открывались внутреннего зрения окна.
Он владел домом нераздробленного Времени,
Подняв тяжелый занавес плоти,
Он стоял на пороге, змеей охраняемом,
И в мерцающие нескончаемые коридоры всматривался,
Безмолвный и прислушивающийся в сердце безмолвном
К приходу нового и неизвестного.
Он вглядывался через пустые безмолвия
И слышал шаги невообразимой Идеи
На далеких авеню Запредельного.
Тайный Голос он слышал, Слово, что знает,
И лик тайный видел, что есть наш собственный лик.
Внутренние планы обнаружили свои хрустальные двери;
Странные влияния и силы его жизни касались.
Пришло видение царств более высоких, чем наше;
Осознание более светлых полей и небес,
Существ, ограниченных менее, чем краткоживущие люди,
И тел более тонких, чем эти преходящие формы,
Объектов, для нашей материальной хватки слишком прекрасных,
Действий, вибрирующих со сверхчеловеческим светом,
И движений, толкаемых суперсознательной силой,
И радостей, что никогда не текли через смертные члены,
И более прекрасных, чем у земли, чувств, и более счастливых жизней.
Сознание красоты и блаженства,
Знание, которое становится тем, что оно постигает,
Сменили разделенные чувство и сердце
И привлекли всю Природу в объятия.
Ум встречать скрытые миры повернулся:
Воздух пылал и изобиловал удивительными формами и оттенками,
В ноздрях трепетали ароматы небесные,
На языке медлил мед парадиза.
Канал универсальной гармонии,
Слух потоком магической аудиенции был,
Ложем для звуков оккультных, которых не может слышать земля.
Из сокрытых трактов дремлющей самости
Голос пришел глубоко погруженной неведомой истины,
Который течет под космическими поверхностями,
Только среди всезнающего безмолвия слышимый,
Интуитивным сердцем удерживаемый и тайным чувством.
Он поймал груз тайн немых, запечатанных,
Он сообщает свой голос требованию земли неисполненному
И обещания песне неосуществленных небес,
И всему, что во всемогущем прячется Сне.
В непрекращающейся драме, влекомой Временем
По своему долгому слушающему половодью, что несет
Неразрешимое сомнение мира в бесцельном паломничестве,
Неусыпного удовольствия смех пузырился и пенился
И журчания желания, умереть не может которое:
Крик летел мирового восторга быть,
Великолепие и величие его воли жить,
Зов назад к авантюре души в космосе:
Через магические века путешественник
И труд существа во вселенной Материи,
Его поиск мистического значения своего рождения
И радость высокого духовного отклика,
Его пульс удовлетворения и довольства
Во всей сладости даров жизни,
Его дыхание обширное, биение и трепет надежды и страха,
Его вкус боли и слез, и экстаза,
Его восторга острый удар блаженства внезапного,
Рыдание его страсти и нескончаемой боли.
Бормотание и шепот неслышимых звуков,
Что толпятся вокруг наших сердец, но не находят окна,
Чтоб войти, выросли в гимн
Всего, что страдает, чтоб быть, еще неизвестное,
И всего, что трудится тщетно, чтоб быть рожденным,
И всей сладости, которой никогда никто не отведает,
И всей красоты, которой не будет никогда.
Неслышные нашим глухим смертным ушам
Мировые широкие ритмы ткали свою громадную песнь,
К которой подогнать наши ритмы-удары здесь жизнь стремиться,
Плавя наши границы в неограничиваемом,
Настраивая конечное на бесконечность.
Низкий гул поднимался из пещер подсознательных,
Заикание первоначального неведения;
Ответом на это нечленораздельный вопрос,
Там склонился с молнией-шеей и крыльями грома
Сияющий гимн Несказанному
И хорал суперсознательного света.
Все там было явлено, что никто не может здесь выразить;
Видение и греза были сказками, рассказываемыми правдою,
Или символы были правдивей, чем факт,
Или были истинами, сверхприродными печатями в жизнь проведенными.
Бессмертные глаза приближались и глядели в его
И существа многих царств приходили и говорили:
Вечно живые, которых мы называем умершими,
Могли свою славу за пределами рождения и смерти оставить,
Чтоб провозгласить мудрость, превосходящую всякую фразу:
Цари добра и цари зла,
Апеллирующие к судейскому трону рассудка,
Провозглашали евангелие своих оппозиций,
И каждый считал себя глашатаем Бога:
Боги света и тьмы титаны
За его душу как за драгоценный приз бились.
Каждый час, освобожденный от трепета Времени,
Там поднималась песнь открытия нового,
Юного эксперимента звон тетивы.
Каждый день был духовным романсом,
Он будто рождался в мире новом и ярком;
Приключение прыгало неожиданным другом
И опасность несла острый и сладкий вкус радости;
Каждое событие глубоким переживанием было.
Там были высокие встречи, беседы эпические,
Туда приходили советы, излагаемые небесною речью,
И медовые мольбы с уст оккультных слетали,
Чтоб помочь сердцу уступить зову восторга,
И сладкие искушения крались из царств красоты
И экстазы внезапные из мира блаженства.
Это был регион восторга и чуда.
Все сейчас его ясновидческий слух мог воспринять;
Контакт, трепещущий от могучих неизвестных вещей.
Пробужденное к неземным новым близостям,
Касание отвечало бесконечностям тонким
И с серебряным криком ворот открывающихся
Молнии зрения в незримое прыгали.
Его сознание и зрение постоянно росли;
Они открывали больший простор, более высокий полет;
Он пересекал границу, проведенную для правления Материи,
И миновал зону, где мысль жизнь заменяет.
Из этого мира знаков внезапно он вышел
В себя молчаливого, где мира не было,
И глядел по ту сторону в безымянную ширь.
Эти символические фигуры теряли свое право на жизнь,
Все приметы отброшены, которые может узнать наше чувство:
Там сердце больше не билось на касание тела,
Там глаза больше не смотрели на красоты форму.
В прозрачных и редких интервалах безмолвия,
В регион, где нет знаков, он мог воспарить,
Наполненный глубоким содержимым бесформенного,
Где мир был в единственное существо поглощен
И все было светом идентичности ведомо,
И Дух был своей самоочевидностью собственной.
Взгляд Всевышнего смотрел через глаза человеческие
И видел все вещи и создания как себя
И знал всякую мысль и всякое слово как свой собственный голос.
Там единство чересчур близко для объятий и поиска,
И любовь – стремление Одного к Одному,
И красота – сладостное различие все Того же,
И единство – души множество.
Там все истины объединяются в единую Истину
И воссоединяются все идеи с Реальностью.
Там, знающая себя своей собственной неограниченной самостью,
Мудрость небесная, бессловесная и абсолютная,
Сидела уединенно в вечном Покое,
Всевидящая, неподвижная, суверенная, одна.
Там, чтобы Идею облечь, в словах не нуждается знание;
Идея, ищущая дом в безграничности,
Уставшая от своего бездомного бессмертия,
Не просит для отдыха резной сверкающей клети мысли,
Чьего единственного окна перспектива стесненная
Видит лишь маленькую арку широкого неба Бога.
Безграничность безграничности здесь соответствовала;
Будучи там, можно быть шире, чем мир;
Будучи там, являются своей бесконечностью собственной.
Его центр был отныне не в земном разуме;
Сила молчания видящего его члены наполнила:
Пойманный безгласным белым прозрением
В видение, превосходящее формы,
В жизнь, превосходящую жизнь,
Он приблизил сознание безмолвное, все поддерживающее.
Голос, который лишь речью мог приводить в движение разум,
Стал знанием безмолвным в душе;
Сила, которая свою истину лишь в действии чувствует,
В молчаливом всемогущем мире сейчас поселилась.
Досуг в труде миров,
Перерыв в радости и муках поисков
Напряжение Природы возвращали к покою Бога.
Широкое единодушие закончило жизни дебаты.
Война мыслей, что порождает вселенную,
Столкновение сил, превалировать бьющихся
В огромном столкновении, что звезду зажигает
Как в здании из пылинки единственной,
Колеи, что поворачивают свой немой эллипс в пространстве,
Проложенные поиском мирового желания,
Разлива Времени кипения долгие,
Мука, затачивающая ужасную силу желания,
Что будит кинетику в тупом иле земли
И персональность вырезает из грязи,
Горе, которым кормится голод Природы,
Страсть, что творит огнем боли,
Судьба, что добродетель поражением карает,
Трагедия, что разрушает долгое счастье,
Плач Любви, ссора Богов
Прекратились в истине, что живет в своем собственном свете.
Его душа стояла свободно, свидетель и царь.
Не поглощенный более галопирующих мгновений потоком,
Где разум на плоту непрерывно дрейфует,
От феномена гонимом к феномену,
Он жил в покое в нераздробленном Времени.
Как история, долго писавшаяся, но лишь ныне поставленная,
В своем настоящем он держал свое будущее и свое прошлое,
Ощущал несчетные годы в секундах
И как точки на странице видел часы.
Аспект неизвестной Реальности
Изменил смысл космической сцены.
Эта огромная материальная вселенная стала
Маленьким результатом силы громадной:
Овладевающий мгновением вечный Луч
Осветил То, что еще никогда не было сделано.
Мысль улеглась в могучем безмолвии;
Трудящийся Мыслитель утих и расширился.
Трансцендентальная Мудрость коснулась его дрожащего сердца;
Его душа могла плыть за пределы светлые мысли;
Разум не загораживал безбрежной бесконечности больше.
В пустом отступающем небе он замечал
За последним мерцанием и дрейфом исчезающих звезд
Суперсознательные царства бездвижного Мира
Где исчезает суждение и где слово немо,
И лежит Непостижимое одно, непроторенное.
Туда не приходила ни форма, ни какой-либо долетающий голос;
Там были лишь Абсолют и Безмолвие.
Из тишины этой новорожденный разум поднялся
И пробудился к истинам, невыразимым когда-то,
И появились формы, смутно значительные,
Видящая мысль, самооткрывающий голос.
Он знал источник, из которого пришел его дух:
Движение было повенчано с неподвижной Обширностью;
В Бесконечность он погрузил свои корни,
Свою жизнь основал он на вечности.
  
_____Но недолго вначале эти состояния более небесные,
Эти просторные широко уравновешенные подъемы могли продолжаться.
Высокое и светлое напряжение слишком скоро ломалось,
Каменное спокойствие тела и транс смолкнувший жизни,
Затаившая дыхание мощь и покой безмолвного разума;
Или медленно таяли, как склоняется день золотой.
Беспокойные нижние члены уставали от мира;
Ностальгия по старым мелким делам и радостям,
Потребность звать назад маленькие знакомые самости,
Чтобы шагать по привычной и более низкой дороге,
Потребность отдыхать в естественной позе падения,
Как дитя, что ходить учится, ходить подолгу не может,
Сменяли титаническую волю без конца подниматься,
На алтаре сердца затеняли священный огонь.
Возобновляется старая тяга струн подсознательных;
Она нежелающий дух тащит с высот,
Или тупая гравитация вниз нас притягивает
К слепой покорной инерции нашей основы.
И это всевышний Дипломат тоже может использовать,
Наше падение средством для более великого подъема он делает.
Ибо в ветреное поле Природы невежественной,
В полуупорядоченный хаос смертной жизни
Бесформенная Сила, Сам вечного света
Следует в тени нисхождения духа;
Двойная дуальность вовеки единая
Избирает свой дом среди смятения чувства.
Он входит, невидимый, в наши более темные части
И, занавешенный тьмой, свою работу делает,
Тонкий всезнающий гость и гид,
Пока они тоже не почувствуют потребность и волю измениться.
Все здесь повиноваться более высокому закону должно научиться,
Клетки нашего тела должны удержать пламя Бессмертного.
Иначе дух один своего источника должен достигнуть,
Оставив полуспасенный мир его сомнительной участи.
Тогда неосуществленная Природа будет вечно трудиться,
Наша земля будет вечно кружить в Пространстве беспомощно
И этого необъятного творения цель не будет достигнута,
Пока, наконец, эта неудавшаяся вселенная не погибнет разрушенная.
Даже его богоподобная способность к подъему должна спотыкаться:
Его более великое сознание отступало назад;
Его человеческая поверхность, смутная и затемненная, билась,
Чтобы снова почувствовать величия прежние,
Принести высокое спасающее касание, эфирное пламя,
Звало назад к своей ужасной нужде Силу божественную.
Сила всегда, как внезапный дождь, проливалась
Или в его груди росло присутствие медленно;
Оно взбиралось назад к какой-то памятной выси
Или парило над пиком, с которого пало.
Каждый раз, когда он поднимался, там более широкое равновесие было,
Жизнь на более высоком духовном уровне;
Большее пространство в нем оставлял Свет.
В этом колебании между землею и небом,
В этого несказанного общения подъеме
В нем росла, как растет прибывающий месяц,
Целостности его души слава.
Единство Реального с уникальным,
Взгляд с каждого лица Одного,
В часах присутствие Вечного,
Расширяя смертного разума взгляд неполный на вещи,
Соединяя расщелину между силой человека и Судьбою мостом,
Фрагментарное существо, которым являемся мы, делали целым.
Наконец прочное духовное равновесие завоевано было,
Постоянное проживание в Вечного царстве,
Надежность в Луче и Безмолвии,
В Неизменном устойчивость.
Высоты его существа жили в безмолвном Себе;
Его ум мог покоиться на почве небесной
И смотреть вниз на игру и на магию,
Где Бог-ребенок лежит на коленях Рассвета и Ночи
И Вечнодлящийся надевает Времени маску.
Спокойным высотам и беспокойным глубинам
Его ровный дух давал свою обширную санкцию:
Уравновешенная безмятежность спокойной силы,
Широкий непоколебимый взгляд на треволнения Времени,
Встречал всякое переживание неизменным миром.
Безразличный к восторгу и горю,
Не соблазняемый чудом и зовом,
Неподвижно его дух созерцал поток всех вещей,
Спокойный и обособленный, он поддерживал все, что есть:
Его духа безмолвие помогало трудящемуся миру.
Вдохновленная тишиной и закрытых глаз видением,
Его сила могла воздействовать с новым светлым искусством
На сырой материал, из которого все сделано,
И на отказ массы Инерции,
И на серый фронт Неведения мира,
На неведающую Материю и ошибку огромную жизни.
Как скульптор божество ваяет из камня,
Он темную обертку медленно скалывал,
Линию обороны неведения Природы,
Иллюзию и мистерию Несознания,
В чей черный платок свою голову кутает Вечный,
Чтобы инкогнито действовать в космическом Времени.
Восторг самосозидания с пиков,
Трансфигурация в глубинах мистических,
Более счастливая смогла начаться работа космическая
И мировую форму в нем ваять заново,
Находить Бога в Природе, Природу осуществлять в Боге.
Уже была в нем видна эта задача Силы:
Жизнь сделала свой дом на высоких пиках себя;
Его душа, ум, сердце стали единым солнцем;
Только нижние пространства жизни оставались неясными.
Но и там, в неопределенной тени жизни,
Был труд и дыхание огненное;
В неясном капюшоне небесное трудилось могущество,
Наблюдаемое внутреннего Свидетеля неподвижным покоем.
Даже к борющейся Природе, оставленной ниже,
Периоды освещения приходили могучие:
Молнии славы вспыхивали в поисках славы,
Переживание было рассказом сияния и пламени,
Воздух рябил вокруг кораблей Богов,
Странные богатства плыли к нему из Невидимого;
Великолепия внутреннего зрения заполняли пустоту мысли,
Знание несознательным говорило безмолвиям,
Вниз лились реки блаженства и светлой силы,
Визиты красоты, штормовые дыхания восторга
Проливались дождем свыше из всемогущей Мистерии.
Оттуда орлы спускались Всезнания.
Густая вуаль была порвана, шепот слышен могучий;
В уединенности его души повторяемый,
Крик Мудрости из восхитительных трансцендентальностей
Пел на горах незримого мира;
Голоса, которые слух внутренний слышит,
Сообщали ему свои речи пророческие,
И окутанные пламенем вспышки бессмертного Слова,
И сверкания обнаруживающего оккультного Света
Приближались к нему из недостигаемой Тайны.
Внутри на трон село вдохновенное Знание,
Чьи секунды освещают больше, чем рассудка года;
Пульс обнаруживающего блеска стучал
Словно ударение, указующее Истину,
И как небесная вспышка, всю землю показывающая,
Сияла интуитивная проницательность быстрая.
Один беглый взгляд мог отделить от лжи истину
Или поднять в темноте свой огонь быстрый факела,
Чтоб проверить претендентов, толпою идущих через врата разума,
Покрытых богов поддельными подписями,
Чтобы заметить невесту небесную в ее наряде обманчивом
Или разглядеть внешний лик мысли и жизни.