Sri Aurobindo |
Шри Ауробиндо |
|
|
SAVITRI |
САВИТРИ |
A Legend and a Symbol |
Символ и легенда |
|
|
PART THREE |
ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ |
|
|
BOOK TWELVE |
КНИГА ДВЕНАДЦАТАЯ |
Epilogue |
Эпилог |
|
|
Epilogue |
Эпилог |
The Return to Earth |
Возвращение на землю |
|
|
Out of abysmal trance her spirit woke. |
Из пучинного транса ее дух пробудился. |
Lain on the earth-mother's calm inconscient breast |
Лежа на земли-матери бессознательной
спокойной груди, |
She saw the green-clad branches lean above |
Она видела ветви, в зелень одетые, что сверху
склонялись, |
Guarding her sleep with their enchanted life, |
Ее сон охраняя своей очарованной жизнью, |
And overhead a blue-winged ecstasy |
А выше голубокрылый экстаз |
Fluttered from bough to bough with high-pitched call. |
Порхал с ветки на ветку с высокоголосым
призывом. |
Into the magic secrecy of the woods |
В магическую тайну лесов |
Peering through an emerald lattice-window of leaves, |
Прорываясь сквозь изумрудные решетки из
листьев, |
In indolent skies reclined, the thinning day |
В ленивых небесах полулежа, слабеющий день |
Turned to its slow fall into evening's peace. |
Начал в мир вечера свое падение медленное. |
She pressed the living body of Satyavan: |
Она придавливала тело Сатьявана живого: |
On her body's wordless joy to be and breathe |
В бессловесной радости своего тела быть и
дышать |
She bore the blissful burden of his head |
Она ощущала блаженную ношу его головы |
Between her breasts' warm labour of delight, |
Между теплым трудом восторга грудей, |
The waking gladness of her members felt |
Просыпающееся довольство ее членов
почувствовало |
The weight of heaven in his limbs, a touch |
Вес небес в его членах, касание, |
Summing the whole felicity of things, |
Суммирующее все счастье существ, |
And all her life was conscious of his life |
И вся ее жизнь осознавала его жизнь, |
And all her being rejoiced enfolding his. |
И все ее существо радовалось, его обнимая. |
The immense remoteness of her trance had passed; |
Огромная отдаленность ее транса прошла; |
Human she was once more, earth's Savitri, |
Человеком она было снова, земною Савитри, |
Yet felt in her illimitable change. |
Но при этом безграничную перемену в себе
ощущала. |
A power dwelt in her soul too great for earth, |
В ее душе жила сила для земли слишком великая, |
A bliss lived in her heart too large for heaven; |
В ее сердце жило блаженство для небес слишком
обширное. |
Light too intense for thought and love too boundless |
Свет слишком интенсивный для мысли и любовь
безграничная слишком |
For earth's emotions lit her skies of mind |
Для эмоций земли освещали небеса ее разума |
And spread through her deep and happy seas of soul. |
И через ее глубокие и счастливые моря души
расстилались. |
All that is sacred in the world drew near |
Все, что в мире священно, притянуто близко |
To her divine passivity of mood. |
В ее настроения пассивность божественную. |
A marvellous voice of silence breathed its thoughts. |
Чудесный голос молчания шептал свои мысли. |
All things in Time and Space she had taken for hers; |
Все вещи в Пространстве и Времени она приняла
как свои; |
In her they moved, by her they lived and were, |
В ней они двигались, ею они жили и были, |
The whole wide world clung to her for delight, |
Весь обширный мир ловил ее ради восторга, |
Created for her rapt embrace of love. |
Созданный для ее восхитительных объятий любви.
|
Now in her spaceless self released from bounds |
Сейчас в ее освобожденной от границ
беспространственной самости |
Unnumbered years seemed moments long drawn out, |
Бесчисленные годы казались моментами долгими, |
The brilliant time-flakes of eternity. |
Блестящими время-хлопьями вечности. |
Outwingings of a bird from its bright home, |
Птицы, из своего яркого дома выпархивающие, |
Her earthly morns were radiant flights of joy. |
Ее земные утра сияющими полетами радости были. |
Boundless she was, a form of infinity. |
Она была безгранична, бесконечности форма. |
Absorbed no longer by the moment's beat |
Не поглощенный более ударом момента |
Her spirit the unending future felt |
Ее дух нескончаемое чувствовал будущее |
And lived with all the unbeginning past. |
И со всем безначальным жил прошлым. |
Her life was a dawn's victorious opening, |
Ее жизнь была победным раскрытием рассвета, |
The past and unborn days had joined their dreams, |
Прошлые и еще не рожденные дни соединили их
грезы, |
Old vanished eves and far arriving noons |
Древние исчезнувшие вечера и далекие грядущие
полдни |
Hinted to her a vision of prescient hours. |
Намекали ей провидящих часов видение. |
Supine in musing bliss she lay awhile |
В размышляющем растянувшись блаженстве, она
какое-то время лежала, |
Given to the wonder of a waking trance; |
Отдавшись чуду пробуждавшего транса; |
Half-risen then she sent her gaze around, |
Затем приподнялась и послала вокруг взгляд, |
As if to recover old sweet trivial threads, |
Словно возвращая старые сладкие тривиальные
нити, |
Old happy thoughts, small treasured memories, |
Старые счастливые мысли, сберегаемые
воспоминания маленькие, |
And weave them into one immortal day. |
И их в один день бессмертный соткала. |
Ever she held on the paradise of her breast |
Все время хранимый на парадизе груди |
Her lover charmed into a fathomless sleep, |
Ее любимый, в бездонном сне очарованный, |
Lain like an infant spirit unaware |
Лежал, как ребенок, дух бессознательный, |
Lulled on the verge of two consenting worlds. |
Убаюканный на границе двух миров
соглашающихся. |
But soon she leaned down over her loved to call |
Но скоро она над любимым склонилась, позвать |
His mind back to her with her travelling touch |
Его разум назад к ней своим путешествующим
прикасанием |
On his closed eyelids; settled was her still look |
По его векам закрытым; уравновешен ее
спокойный был взгляд |
Of strong delight, not yearning now, but large |
Восторга насыщенного, не стремящегося ныне,
обширного |
With limitless joy or sovereign last content, |
В безграничной радости и высшем последнем
довольстве, |
Pure, passionate with the passion of the gods. |
Чистого, страстного страстью богов. |
Desire stirred not its wings; for all was made |
Свои крылья не шевелило желание, ибо все было
сделано |
An overarching of celestial rays |
Аркой небесных лучей, |
Like the absorbed control of sky on plain, |
Подобной поглощенному контролю неба над
степью, |
Heaven's leaning down to embrace from all sides earth, |
Небес, склонившихся вниз, чтоб обнять со всех
сторон землю, |
A quiet rapture, a vast security. |
Защита широкая, спокойный восторг. |
Then sighing to her touch the soft-winged sleep |
Затем, в ее касании вздохнув, сон тихокрылый |
Rose hovering from his flowerlike lids and flew |
Поднялся, воспарив из-под его век, подобных
цветам, и улетел |
Murmurous away. Awake, he found her eyes |
Журча прочь. Пробужденный, ее глаза он нашел, |
Waiting for his, and felt her hands, and saw |
Его ждущие, ощутил ее руки, увидел |
The earth his home given back to him once more |
Землю, его дом, отданный снова, |
And her made his again, his passion's all. |
И ее, вновь его ставшую, всей его страсти. |
With his arms' encircling hold around her locked, |
Своих рук окружение вокруг нее он обвил, |
A living knot to make possession close, |
Живой узел, чтобы сделать обладание близким, |
He murmured with hesitating lips her name, |
Запинающимися устами он прошептал ее имя |
And vaguely recollecting wonder cried, |
И, смутно вспоминая чудо, выкрикнул: |
"Whence hast thou brought me captive back, love-chained, |
"Откуда принесла меня плененным назад,
любовью скованного, |
To thee and sunlight's walls, O golden beam |
К себе и стенам света солнца, о золотой луч |
And casket of all sweetness, Savitri, |
И шкатулка всей сладости, Савитри, |
Godhead and woman, moonlight of my soul? |
Женщина и божество, моей души лунный свет? |
For surely I have travelled in strange worlds |
Ибо путешествовал я в странных мирах |
By thee companioned, a pursuing spirit, |
В твоей компании, с твоим духом преследующим, |
Together we have disdained the gates of night. |
Вместе мы ворота ночи презрели. |
I have turned away from the celestials' joy |
Я повернул прочь из радости неба |
And heaven's insufficient without thee. |
И недостаточности небес без тебя. |
Where now has passed that formidable Shape |
Куда ушел Силуэт грозный, |
Which rose against us, the Spirit of the Void, |
Что встал против нас? Дух Пустоты, |
Claiming the world for Death and Nothingness, |
Мир для Смерти и для Небытия требующий, |
Denying God and soul? Or was all a dream |
Отрицающий Бога и душу? Или все было грезой, |
Or a vision seen in a spiritual sleep, |
Или во сне духовном видением, |
A symbol of the oppositions of Time |
Символом противоположностей Времени |
Or a mind-lit beacon of significance |
Или озаряемом разумом маяком смысла |
In some stress of darkness lighting on the Way |
В неком стрессе тьмы, на Дороге светящимся, |
Or guiding a swimmer through the straits of Death, |
Или ведущим через проливы Смерти пловца, |
Or finding with the succour of its ray |
Или с помощью своего луча находящим |
In a gully mid the crowded streets of Chance |
В овраге, среди заполненных толпами улиц
Случая, |
The soul that into the world-adventure came, |
Душу, что в мировую авантюру пришла, |
A scout and voyager from Eternity?" |
Разведчицу и путешественницу из Вечности?" |
But she replied, "Our parting was the dream; |
Но она ответила: "Сном наша разлука была; |
We are together, we live, O Satyavan. |
Мы вместе, мы живем, о Сатьяван. |
Look round thee and behold, glad and unchanged |
Посмотри вокруг и увидь неизмененный,
довольный |
Our home, this forest with its thousand cries |
Наш дом, этот лес с его тысячью криков |
And the whisper of the wind among the leaves |
И шорохом крыльев в листве |
And, through rifts in emerald scene, the evening sky, |
И сквозь щели в изумрудном зрелище - небо
вечернее, |
God's canopy of blue sheltering our lives, |
Голубой купол Бога, что приютил наши жизни, |
And the birds crying for heart's happiness, |
И птиц, кричащих о счастье сердечном, |
Winged poets of our solitary reign, |
Крылатых поэтов нашего уединенного царства, |
Our friends on earth where we are king and queen. |
Наших друзей на земле, где мы - царь и царица. |
Only our souls have left Death's night behind, |
Лишь наши души, что позади ночь Смерти
оставили, |
Changed by a mighty dream's reality, |
Изменены могучей грезы реальностью, |
Illumined by the light of symbol worlds |
Освещены светом миров символических |
And the stupendous summit self of things, |
И огромной вершиной себя, |
And stood at Godhead's gates limitless, free." |
И стояли в воротах Божества, свободные и
безграничные". |
_____Then filled with the glory of
their happiness |
_____Затем, наполненные славой их
счастья, |
They rose and with safe clinging fingers locked |
Они поднялись со сплетенными пальцами и
задержали |
Hung on each other in a silent look. |
Друг на друге в молчании взгляд. |
But he with a new wonder in his heart |
Он, с новым удивлением в сердце |
And a new flame of worship in his eyes: |
И новым пламенем обожания в глазах, ей сказал: |
"What high change is in thee, O Savitri? Bright |
"Какая высокая перемена в тебе, о Савитри?
Светлой |
Ever thou wast, a goddess still and pure, |
Была ты всегда, как богиня спокойна, чиста, |
Yet dearer to me by thy sweet human parts |
Но мне своими сладкими человеческими членами
дороже, |
Earth gave thee making thee yet more divine. |
Которые земля дала тебе, делая тебя еще более
божественной. |
My adoration mastered, my desire |
Мое обожание владело, мое желание |
Bent down to make its subject, my daring clasped, |
Склонялось вниз получить, моя смелость ловила, |
Claiming by body and soul my life's estate, |
Требуемое душою и телом моей жизни имущество, |
Rapture's possession, love's sweet property, |
Восторга владение, сердца сладкую
собственность, |
A statue of silence in my templed spirit, |
Статуя тишины в моем духе, который стал храмом, |
A yearning godhead and a golden bride. |
Стремящееся божество и золотая невеста. |
But now thou seemst almost too high and great |
Но сейчас ты слишком высокой и великою
кажешься |
For mortal worship; Time lies below thy feet |
Для поклонения смертного; Время лежит под
твоими ногами |
And the whole world seems only a part of thee, |
И весь мир кажется лишь частью тебя, |
Thy presence the hushed heaven I inhabit, |
Твое присутствие - стихшее небо, в котором я -
житель, |
And thou lookst on me in the gaze of the stars, |
И ты глядишь во взгляде звезд на меня, |
Yet art the earthly keeper of my soul, |
И еще ты - земной хранитель моей души, |
My life a whisper of thy dreaming thoughts, |
Моя жизнь - шепот твоих грезящих мыслей, |
My morns a gleaming of thy spirit's wings, |
Мои утра - твоего духа блеск крыльев, |
And day and night are of thy beauty part. |
День и ночь - твоей красоты часть. |
Hast thou not taken my heart to treasure it |
Не взяла ли ты мое сердце, чтобы хранить его |
In the secure environment of thy breast? |
В твоей груди окружении спокойном? |
Awakened from the silence and the sleep, |
Разбуженный от сна и безмолвия, |
I have consented for thy sake to be. |
Я ради тебя быть согласился. |
By thee I have greatened my mortal arc of life, |
Свою смертную арку жизни я тобой возвеличил, |
But now far heavens, unmapped infinitudes |
Но сейчас далекие небеса, не нанесенные на
карты бесконечности, |
Thou hast brought me, thy illimitable gift! |
Ты принесла мне как безграничный свой дар! |
If to fill these thou lift thy sacred flight, |
Если наполнить их ты поднимаешь свой священный
полет, |
My human earth will still demand thy bliss. |
Моя человеческая земля все же твоего
блаженства потребует. |
Make still my life through thee a song of joy |
Сделай еще мою жизнь в себе песнею радости |
And all my silence wide and deep with thee." |
И всю мою тишину сделай широкой и глубокой с
тобой". |
A heavenly queen consenting to his will, |
Королева небесная, на волю его соглашаясь, |
She clasped his feet, by her enshrining hair |
Она обняла его ноги своими волосами лелеющими, |
Enveloped in a velvet cloak of love, |
В бархатный плащ любви обернув, |
And answered softly like a murmuring lute: |
И ответила тихо как журчащая лютня: |
"All now is changed, yet all is still the same. |
"Все сейчас изменилось и в то же время все
прежнее. |
Lo, we have looked upon the face of God, |
Мы на лик Бога глядели, |
Our life has opened with divinity. |
Наша жизнь раскрылась с божественностью. |
We have borne identity with the Supreme |
Мы несли идентичность с Всевышним |
And known his meaning in our mortal lives. |
И его намерение в наших смертных жизнях узнали.
|
Our love has grown greater by that mighty touch |
Наша любовь стала более велика тем могучим
касанием |
And learned its heavenly significance, |
И узнала свое значение небесное, |
Yet nothing is lost of mortal love's delight. |
Но при том ничего от восторга смертной любви не
потеряно. |
Heaven's touch fulfils but cancels not our earth: |
Нашу землю касание небес осуществляет, не
аннулирует: |
Our bodies need each other in the same last; |
Наши тела, как прежде, друг в друге нуждаются; |
Still in our breasts repeat heavenly secret rhythm |
До сих пор в нашей груди небесный тайный ритм
повторяют |
Our human heart-beats passionately close. |
Наши сердца человеческие, близкие страстно. |
Still am I she who came to thee mid the murmur |
Я - все еще та, что пришла к тебе среди шепота |
Of sunlit leaves upon this forest verge; |
Залитой солнцем листвы в лесной этот край; |
I am the Madran, I am Savitri. |
Я - жительница Мадры, я - Савитри. |
All that I was before, I am to thee still, |
Все, чем прежде была я, я остаюсь для тебя, |
Close comrade of thy thoughts and hopes and toils, |
Близкий друг твоим мыслям, трудам и надеждам, |
All happy contraries I would join for thee. |
Все счастливые противоположности я соединить
хочу для тебя. |
All sweet relations marry in our life; |
Все отношения сладкие поженить в нашей жизни; |
I am thy kingdom even as thou art mine, |
Я - твое царство, также как ты - царство мое, |
The sovereign and the slave of thy desire, |
Суверен и твоего желания раб, |
Thy prone possessor, sister of thy soul |
Твой распростертый владелец, твоей души я
сестра |
And mother of thy wants; thou art my world, |
И мать желаний твоих; ты есть мой мир, |
The earth I need, the heaven my thoughts desire, |
Земля, в которой нуждаюсь я, небеса, которых мои
мысли желают, |
The world I inhabit and the god I adore. |
Мир, где живу я, и бог, которого я обожаю. |
Thy body is my body's counterpart |
Твое тело - моего тела часть неотъемлемая, |
Whose every limb my answering limb desires, |
Чей каждый член мой желает член отвечающий, |
Whose heart is key to all my heart-beats,- this |
Чье сердце есть ключ ко всем моего сердца
ударам, |
I am and thou to me, O Satyavan. |
Вот что есть я и что есть ты для меня, о
Сатьяван. |
Our wedded walk through life begins anew, |
Наше свадебное путешествие по жизни
начинается снова, |
No gladness lost, no depth of mortal joy. |
Ни довольство не утрачено, ни глубина смертной
радости; |
Let us go through this new world that is the same, |
Давай же идти сквозь мир этот, новый и прежний. |
For it is given back, but it is known, |
Ибо он отдан назад, но нам он известен, |
A playing-ground and dwelling-house of God |
Игровая площадка и дом, жилье Бога, |
Who hides himself in bird and beast and man |
Который прячет себя в птице, в человеке и в
звере, |
Sweetly to find himself again by love, |
Чтобы сладко найти себя снова любовью, |
By oneness. His presence leads the rhythms of life |
Единством. Его присутствие ведет ритмы жизни, |
That seek for mutual joy in spite of pain. |
Которая взаимной радости вопреки страданию
ищет. |
We have each other found, O Satyavan, |
Мы друг друга нашли, о Сатьяван, |
In the great light of the discovered soul. |
В великом свете души обнаруженной. |
Let us go back, for eve is in the skies. |
Давай возвращаться, ибо вечер на небе. |
Now grief is dead and serene bliss remains |
Ныне горе мертво, безоблачное блаженство
осталось, |
The heart of all our days for evermore. |
Сердце всех наших дней вовеки. |
Lo, all these beings in this wonderful world! |
Посмотри на все эти существа в этом мире
чудесном! |
Let us give joy to all, for joy is ours. |
Позволь нам дать радость всем, ибо есть у нас
радость. |
For not for ourselves alone our spirits came |
Ибо не для одних себя наши духи пришли |
Out of the veil of the Unmanifest, |
Из-за вуали Непроявленного, |
Out of the deep immense Unknowable |
Из глубокого необъятного Непостижимого |
Upon the ignorant breast of dubious earth, |
На невежественную грудь земли неуверенной, |
Into the ways of labouring, seeking men, |
В дороги людей трудящихся, ищущих, |
Two fires that burn towards that parent Sun, |
Два огня, что горят к родителю Солнцу, |
Two rays that travel to the original Light. |
Два луча, что путешествуют к изначальному
Свету. |
To lead man's soul towards truth and God we are born, |
Вести душу человека к Богу и истине мы рождены
были, |
To draw the chequered scheme of mortal life |
Смертной жизни начертить схему изменчивую |
Into some semblance of the Immortal's plan, |
В некое подобие плана Бессмертного, |
To shape it closer to an image of God, |
Сформировать ее ближе к образу Бога, |
A little nearer to the Idea divine." |
Чуточку ближе к Идее божественной". |
She closed her arms about his breast and head |
Она сомкнула руки вокруг его головы, |
As if to keep him on her bosom worn |
Словно чтобы хранить его на своей груди
несомым |
For ever through the journeying of the years. |
Вечно сквозь путешествие лет. |
So for a while they stood entwined, their kiss |
Так они стояли обнявшись, их поцелуй |
And passion-tranced embrace a meeting-point |
И их объятия в страстном трансе, точка встречи |
In their commingling spirits one for ever, |
В их смешавшихся духах, единых навеки, |
Two-souled, two-bodied for the joys of Time. |
Одно о двух телах и о двух душах ради радостей
Времени. |
Then hand in hand they left that solemn place |
Затем, рука в руке, они оставили это место
торжественное, |
Full now of mute unusual memories, |
Ныне безмолвными необыкновенными
воспоминаниями полные, |
To the green distance of their sylvan home |
В зеленую даль их дома лесного |
Returning slowly through the forest's heart. |
Возвращаясь медленно сквозь его сердце. |
Round them the afternoon to evening changed; |
Вокруг них полдень на вечер сменялся; |
Light slipped down to the brightly sleeping verge, |
Свет скользил вниз, в край светло спящий, |
And the birds came back winging to their nests, |
Птицы возвращались в их гнезда, |
And day and night leaned to each other's arms. |
И день и ночь друг к другу свои руки склонили. |
|
|
_____Now the dusk shadowy trees stood
close around |
_____Сейчас сумрачные темные
деревья вокруг близко стояли, |
Like dreaming spirits and, delaying night, |
Словно грезящие духи, и задерживающий ночь |
The grey-eyed pensive evening heard their steps, |
Сероглазый задумчивый вечер их шаги слушал, |
And from all points the cries and movements came |
Отовсюду движение и крик доносились |
Of the four-footed wanderers of the night |
Четвероногих скитальцев ночи |
Approaching. Then a human rumour rose |
Приближающейся. Затем человеческая речь
раздалась |
Long alien to their solitary days, |
Долго чужая их дням одиноким, |
Invading the charmed wilderness of leaves |
Вторгаясь в очарованную дикость листвы, |
Once sacred to secluded loneliness |
Когда-то священную для уединения безлюдного, |
With violent breaking of its virgin sleep. |
С неистовством нарушая его девственный сон. |
Through the screened dusk it deepened still and there neared |
Сквозь ширму сумерек он становился все громче
и ближе, |
Floating of many voices and the sound |
Плывя, многоголосый, звук многих ног, |
Of many feet, till on their sight broke in |
Пока перед их взором не вырвалась, |
As if a coloured wave upon the eye |
Словно волна красок, |
The brilliant strenuous crowded days of man. |
Сверкающая и энергичная жизнь человека. |
Topped by a flaring multitude of lights |
Увенчанная огней множеством вспыхивающим, |
A great resplendent company arrived. |
Огромная блестящая толпа прибывала. |
Life in its ordered tumult wavering came |
Жизнь в своей суматохе обычной подходила
дрожа, |
Bringing its stream of unknown faces, thronged |
Неся свой поток невидимых лиц, полная |
With gold-fringed headdresses, gold-broidered robes, |
Отделанных золотом головных уборов, с шитьем
золотым платьев, |
Glittering of ornaments, fluttering of hems, |
Украшений блестящих, складок колышущихся, |
Hundreds of hands parted the forest-boughs, |
Сотни рук раздвигали ветви лесные, |
Hundreds of eyes searched the entangled glades. |
Сотни глаз обыскивали прогалины спутанные. |
Calm white-clad priests their grave-eyed sweetness brought, |
Спокойные священники в белом несли свою
степенноглазую сладость, |
Strong warriors in their glorious armour shone, |
Сильные воины в своих славных доспехах
сверкали, |
The proud-hooved steeds came trampling through the wood. |
Топот гордоногих коней несся сквозь лес. |
In front King Dyumatsena walked, no more |
Впереди король Дьюматшена шел, не слепой
больше, |
Blind, faltering-limbed, but his far-questing eyes |
С неверными членами, но его глаза, далеко
вопрошающие, |
Restored to all their confidence in light |
Возвращали во всем свою уверенность в свете, |
Took seeingly this imaged outer world; |
Вбирали этот образ внешнего мира; |
Firmly he trod with monarch step the soil. |
Твердо ступал по земле шагом монаршим. |
By him that queen and mother's anxious face |
За ним королевы и матери лик озабоченный |
Came changed from its habitual burdened look |
Показался, изменилось его выражение
привычного бремени, |
Which in its drooping strength of tired toil |
Когда от труда утомительного ослабевшею силой |
Had borne the fallen life of those she loved. |
Она жизнь любимых несла. |
Her patient paleness wore a pensive glow |
Ее терпеливая бледность покрыта румянцем
задумчивым, |
Like evening's subdued gaze of gathered light |
Словно уходящего вечера приглушенный взгляд
света накопленного, |
Departing, which foresees sunrise her child. |
Что восход своего ребенка предвидит. |
Sinking in quiet splendours of her sky, |
Погружаясь в спокойное великолепие своего
неба |
She lives awhile to muse upon that hope, |
Она жила еще, чтобы о своей надежде
раздумывать, |
The brilliance of her rich receding gleam |
Ее отступающего богатого сияния блеск - |
A thoughtful prophecy of lyric dawn. |
Полное дум пророчество рассвета лирического. |
Her eyes were first to find her children's forms. |
Ее глаза первыми фигуры ее детей различили. |
But at the vision of the beautiful twain |
Но при виде пары прекрасной |
The air awoke perturbed with scaling cries, |
Воздух проснулся, встревоженный взлетевшими
криками, |
And the swift parents hurrying to their child,- |
И быстро к своему ребенку поспешили родители, - |
Their cause of life now who had given him breath,- |
Смыслу их жизни сейчас, которому они дали
дыхание, - |
Possessed him with their arms. Then tenderly |
Овладели им своими руками. Затем нежно |
Cried Dyumatsena chiding Satyavan: |
Дьюматшена воскликнул, браня Сатьявана: |
"The fortunate gods have looked on me today, |
"Счастливые боги на меня сегодня взглянули, |
A kingdom seeking came and heaven's rays. |
Искомое царство пришло и лучи неба. |
But where wast thou? Thou hast tormented gladness |
Но где же был ты? Ты удовольствие мучил |
With fear's dull shadow, O my child, my life. |
Тенью пасмурной страха, о дитя мое, о моя жизнь. |
What danger kept thee for the darkening woods? |
Какая опасность задержала тебя в лесах
потемневших? |
Or how could pleasure in her ways forget |
Или как могло удовольствие с нею гулять
заставить забыть, |
That useless orbs without thee are my eyes |
Что беспомощны без тебя моих глаз орбиты, |
Which only for thy sake rejoice at light? |
Которые радуются свету лишь ради тебя? |
Not like thyself was this done, Savitri, |
Как и не ты, ты поступила Савитри, |
Who ledst not back thy husband to our arms, |
Что не вернула своего мужа к нашим рукам, |
Knowing with him beside me only is taste |
Зная, что лишь рядом с ним для меня есть вкус |
In food and for his touch evening and morn |
В пище и для его касания утром и вечером |
I live content with my remaining days." |
Моими оставшимися днями я довольный живу". |
But Satyavan replied with smiling lips, |
Но Сатьяван улыбающимися устами ответил: |
"Lay all on her; she is the cause of all. |
"Возложи все на нее, она - причина всему. |
With her enchantments she has twined me round. |
Своим очарованием она кругом обвязала меня. |
Behold, at noon leaving this house of clay |
В полдень, оставив дом этот из глины, |
I wandered in far-off eternities, |
Я в вечностях далеких скитался, |
Yet still, a captive in her golden hands, |
И все же, в ее золотых руках пленник, |
I tread your little hillock called green earth |
Я ступил на ваш маленький холмик, называемый
зеленой землей, |
And in the moments of your transient sun |
И в мгновения вашего скоротечного солнца, |
Live glad among the busy works of men." |
И довольно среди беспокойной работы людей я
живу". |
Then all eyes turned their wondering looks where stood, |
Тогда все глаза туда повернули свой взгляд
удивляющийся, |
A deepening redder gold upon her cheeks, |
Краснеющее золото ее щек углубляя, |
With lowered lids the noble lovely child, |
Где с опущенными веками стояло дитя
благородное, прекрасное, |
And one consenting thought moved every breast. |
И одна общая мысль промелькнула у всех: |
"What gleaming marvel of the earth or skies |
"Какое сияющее чудо земли или неба |
Stands silently by human Satyavan |
Безмолвно позади человека-Сатьявана стоит, |
To mark a brilliance in the dusk of eve? |
Проливая сияние в сумерки вечера? |
If this is she of whom the world has heard, |
Если та это, о которой мир слышал, |
Wonder no more at any happy change. |
Не удивлюсь тогда больше никакой перемене
счастливой. |
Each easy miracle of felicity |
Каждое легкое чудо блаженства |
Of her transmuting heart the alchemy is." |
Ее трансмутирующего сердца - это алхимия". |
Then one spoke there who seemed a priest and sage: |
Затем сказал тот, кто казался мудрецом и
священником: |
"O woman soul, what light, what power revealed, |
"О душа женщины, какой свет, какая сила
раскрылась, |
Working the rapid marvels of this day, |
Творя быстрые чудеса этого дня, |
Opens for us by thee a happier age?" |
Открой нам, тобой осчастливлена старость?" |
Her lashes fluttering upwards gathered in |
Ее ресницы взметнулись, глаза, |
To a vision which had scanned immortal things, |
Что смотрели на бессмертные вещи, |
Rejoicing, human forms for their delight. |
Радуясь, человеческие формы к своему восторгу
вобрали. |
They claimed for their deep childlike motherhood |
Они требовали для своего по-детски чистого
материнства глубокого |
The life of all these souls to be her life, |
Жизнь всех этих душ ее жизнью сделать, |
Then falling veiled the light. Low she replied, |
Затем, опустившись, завуалировали свет. Низко
ответила: |
"Awakened to the meaning of my heart |
"Пробужденная к моего сердца смыслу, |
That to feel love and oneness is to live |
Что любовь ощущать и единство есть жить, |
And this the magic of our golden change, |
Эта магия нашей золотой перемены |
Is all the truth I know or seek, O sage." |
И есть вся истина, что я знаю или ищу, о
мудрец". |
Wondering at her and her too luminous words |
Удивляясь ей и ее слишком светлым словам, |
Westward they turned in the fast-gathering night. |
На запад они повернули в быстро скоплявшейся
ночи. |
|
|
_____From the entangling verges freed
they came |
_____Из запутанных краев они
вышли |
Into a dimness of the sleeping earth |
В смутность спящей земли |
And travelled through her faint and slumbering plains. |
И путешествовали сквозь ее дремлющие равнины
неясные. |
Murmur and movement and the tread of men |
Шум, движение и поступь людей |
Broke the night's solitude; the neigh of steeds |
Нарушили одиночество ночи; ржание коней |
Rose from that indistinct and voiceful sea |
Поднималось из этого смутного и полноголосого
моря |
Of life and all along its marchings swelled |
Жизни, и в нем маршируя вспухал |
The rhyme of hooves, the chariot's homeward voice. |
Ритм копыт, голос колесниц, направлявшихся к
дому. |
Drawn by white manes upon a high-roofed car |
Влекомые белогривыми на колеснице с навесом
высоким |
In flare of the unsteady torches went |
В неверных вспышках факелов ехали |
With linked hands Satyavan and Savitri, |
С руками сплетенными Сатьяван и Савитри, |
Hearing a marriage march and nuptial hymn, |
Слушая свадебный марш и брачный гимн, |
Where waited them the many-voiced human world. |
Ждущего их человеческого многоголосого мира, |
Numberless the stars swam on their shadowy field |
Бесчисленные звезды плыли по своему полю
тенистому, |
Describing in the gloom the ways of light. |
Описывая пути света во мраке. |
Then while they skirted yet the southward verge, |
Затем, когда они повернули к южным краям, |
Lost in the halo of her musing brows |
Утерянная в гало своего лба размышляющего |
Night, splendid with the moon dreaming in heaven |
Ночь, великолепная луною, грезящей в небе, |
In silver peace, possessed her luminous reign. |
Серебряным миром наполненном, завладела своим
сияющим царством. |
She brooded through her stillness on a thought |
Сквозь свою тишину она размышляла над мыслью, |
Deep-guarded by her mystic folds of light, |
Глубоко хранимой ее мистическими складками
света, |
And in her bosom nursed a greater dawn. |
И в своей груди вскармливала более великий
рассвет. |
|
|
The End |
Конец |
|
|