| Sri Aurobindo |
Шри Ауробиндо |
| |
|
| SAVITRI |
САВИТРИ |
| A Legend and a Symbol |
Символ и легенда |
| |
|
| PART ONE |
ЧАСТЬ ПЕРВАЯ |
| |
|
| BOOK TWO |
КНИГА ВТОРАЯ |
| The Book of the Traveller of the Worlds |
Книга путешественника миров |
|
|
| Canto Nine |
Песнь девятая |
| The Paradise of the Life-Gods |
Парадиз Богов Жизни |
|
|
| Around him shone a great felicitous Day. |
Вокруг него сиял великий счастливый День. |
| A lustre of some rapturous Infinite, |
Блеск какого-то восторженного Бесконечного, |
| It held in the splendour of its golden laugh |
Он держал в великолепии своего золотого смеха |
| Regions of the heart's happiness set free, |
Регионы счастья сердца свободные, |
| Intoxicated with the wine of God, |
Опьяненные вином Бога, |
| Immersed in light, perpetually divine. |
Погруженные в свет, извечно божественные. |
| A favourite and intimate of the Gods |
Фаворит и друг близкий Богов, |
| Obeying the divine command to joy, |
Послушный божественной команде радоваться, |
| It was the sovereign of its own delight |
Своего собственного восторга тот День был
сувереном |
| And master of the kingdoms of its force. |
И господином царств своей силы. |
| Assured of the bliss for which all forms were made, |
В блаженстве уверенный, для которого все были
сделаны формы, |
| Unmoved by fear and grief and the shocks of Fate |
Незатрагиваемый страхом и горем, и ударами
Рока |
| And unalarmed by the breath of fleeting Time |
И не тревожимый дыханием быстро текущего
Времени, |
| And unbesieged by adverse circumstance, |
И враждебным обстоятельством не осаждаемый, |
| It breathed in a sweet secure unguarded ease |
Он дышал в сладкой, надежной, беспечной
легкости, |
| Free from our body's frailty inviting death, |
Свободный от хрупкости нашего тела, смерть
привлекающей, |
| Far from our danger-zone of stumbling Will. |
Далекий от опасной зоны спотыкающейся Воли. |
| It needed not to curb its passionate beats; |
Он не нуждался в том, чтобы свои страстные
удары обуздывать; |
| Thrilled by the clasp of the warm satisfied sense |
Трепещущий от пожатия теплого
удовлетворенного чувства |
| And the swift wonder-rush and flame and cry |
И сладкого чудо-натиска, огня и крика |
| Of the life-impulses' red magnificent race, |
Красного великолепного состязания в беге
импульсов жизни, |
| It lived in a jewel-rhythm of the laughter of God |
Он жил в драгоценности-ритме смеха Бога |
| And lay on the breast of universal love. |
И лежал на груди универсальной любви. |
| Immune the unfettered Spirit of Delight |
Незадеваемый, освобожденный от оков Дух
Восторга |
| Pastured his gleaming sun-herds and moon-flocks |
Преследовал его мерцающие солнечные стада и
лунные табуны |
| Along the lyric speed of griefless streams |
Среди мерцающей скорости потоков безгорестных
|
| In fragrance of the unearthly asphodel. |
В аромате неземной асфодели. |
| A silence of felicity wrapped the heavens, |
Тишина счастья небо окутывала, |
| A careless radiance smiled upon the heights; |
Беззаботное сияние улыбалось высотам; |
| A murmur of inarticulate ravishment |
Шепот восторга невнятного |
| Trembled in the winds and touched the enchanted soil; |
Дрожал в ветрах и касался души очарованной; |
| Incessant in the arms of ecstasy |
Непрестанно в руках экстаза |
| Repeating its sweet involuntary note |
Повторяющее свою сладкую непроизвольную ноту |
| A sob of rapture flowed along the hours. |
Рыдание восторга текло вместе с часами. |
| Advancing under an arch of glory and peace, |
Продвигаясь под аркою славы и мира, |
| Traveller on plateau and on musing ridge, |
Путешественник на плато и горном размышляющем
гребне, |
| As one who sees in the World-Magician's glass |
Как тот, кто в зеркале Мирового Мага видит |
| A miracled imagery of soul-scapes flee |
Чудесный образ бегущего избавления души, |
| He traversed scenes of an immortal joy |
Он пересекал бессмертной радости сцены |
| And gazed into abysms of beauty and bliss. |
И вглядывался в пучины красоты и блаженства. |
| Around him was a light of conscious suns |
Вокруг него был свет сознательных солнц |
| And a brooding gladness of great symbol things; |
И раздумывающее довольство великих вещей
символических; |
| To meet him crowded plains of brilliant calm, |
Навстречу ему толпились равнины покоя
сверкающего, |
| Mountains and violet valleys of the Blest, |
Горы и лиловые долины Блаженства, |
| Deep glens of joy and crooning waterfalls |
Глубокие расщелины и водопады поющие, |
| And woods of quivering purple solitude; |
И леса дрожащего пурпурного уединения; |
| Below him lay like gleaming jewelled thoughts |
Под ним лежали, как мерцающие драгоценные
мысли, |
| Rapt dreaming cities of Gandharva kings. |
Восхитительные грезящие города
Гандхарвов-царей. |
| Across the vibrant secrecies of Space |
Через вибрирующие секреты Пространства |
| A dim and happy music sweetly stole, |
Смутная и счастливая музыка сладко кралась, |
| Smitten by unseen hands he heard heart-close |
Ударяемой невидимыми руками близкий к сердцу
он слышал |
| The harps' cry of the heavenly minstrels pass, |
Крик арфы менестрелей небесных |
| And voices of unearthly melody |
И мелодии неземной голоса |
| Chanted the glory of eternal love |
Славу вечной любви воспевали |
| In the white-blue-moonbeam air of Paradise. |
В бело-голубом лунном воздухе Рая. |
| A summit and core of all that marvellous world, |
Вершина и ядро всего этого чудесного мира, |
| Apart stood high Elysian nameless hills, |
В стороне стояли высокие Елисейские
безымянные горы, |
| Burning like sunsets in a trance of eve. |
Горящие как закаты в трансе вечера. |
| As if to some new unsearched profundity, |
Словно к какой-то новой глубине
неисследованной |
| Into a joyful stillness plunged their base; |
Их подножие в радостную неподвижность
погружалось; |
| Their slopes through a hurry of laughter and voices sank, |
Их склоны в торопливом смехе и голосах
опускались, |
| Crossed by a throng of singing rivulets, |
Пересекаемые множеством поющих ручьев, |
| Adoring blue heaven with their happy hymn, |
Поклоняющихся небесам голубым своим гимном
счастливым, |
| Down into woods of shadowy secrecy: |
Вниз, в леса тенистой таинственности: |
| Lifted into wide voiceless mystery |
Поднятые в просторную безгласную мистерию, |
| Their peaks climbed towards a greatness beyond life. |
Их пики взбирались к величию за пределами
жизни. |
| The shining Edens of the vital gods |
Сияющие Эдемы витальных богов |
| Received him in their deathless harmonies. |
В свои бессмертные гармонии его получили. |
| All things were perfect there that flower in Time; |
Все вещи, что цветут во Времени, были там
совершенны; |
| Beauty was there creation's native mould, |
Красота была там матрицей прирожденной
творения, |
| Peace was a thrilled voluptuous purity. |
Мир был трепетной сладострастной чистотою. |
| There Love fulfilled her gold and roseate dreams |
Там Любовь осуществила свои золотые и розовые
грезы |
| And Strength her crowned and mighty reveries; |
И ее короновали Сила и могучие мечты; |
| Desire climbed up, a swift omnipotent flame, |
Желание, взбиралось, быстрое всемогущее пламя, |
| And Pleasure had the stature of the gods; |
И Удовольствие имело фигуру богов; |
| Dream walked along the highways of the stars; |
Греза гуляла по широким дорогам звезд; |
| Sweet common things turned into miracles: |
Сладкие обычные вещи в чудеса превращались: |
| Overtaken by the spirit's sudden spell, |
Застигнутая духа внезапными чарами, |
| Smitten by a divine passion's alchemy, |
Ударяемая божественной страсти алхимией, |
| Pain's self compelled transformed to potent joy |
Самость боли была вынуждена
трансформироваться в могучую радость, |
| Curing the antithesis twixt heaven and hell. |
Излечивающую антитезу между небесами и адом. |
| All life's high visions are embodied there, |
Всей жизни видения высокие воплощаются здесь, |
| Her wandering hopes achieved, her aureate combs |
Ее странствующие надежды достигли, ее
золотистые соты |
| Caught by the honey-eater's darting tongue, |
Пойманы торопливой стрелой-языком едока меда, |
| Her burning guesses changed to ecstasied truths, |
Ее жгучие догадки превратились в восхищенные
истины, |
| Her mighty pantings stilled in deathless calm |
Ее могучие страсти успокоились в бессмертном
покое |
| And liberated her immense desires. |
И освободили ее желания огромные. |
| In that paradise of perfect heart and sense |
В том парадизе совершенного сердца и чувства |
| No lower note could break the endless charm |
Ни одна хмурая нота не могла нарушить
бесконечного очарования |
| Of her sweetness ardent and immaculate; |
Ее сладости, горячей и безупречной; |
| Her steps are sure of their intuitive fall. |
Ее шаги были уверены в своем интуитивном
движении. |
| After the anguish of the soul's long strife |
После муки борьбы долгой души |
| At length were found calm and celestial rest |
Наконец был найден спокойный отдых небесный, |
| And, lapped in a magic flood of sorrowless hours, |
И, укутанные в безгорестных часов половодье
магическое, |
| Healed were his warrior nature's wounded limbs |
Исцелены были его бойцовской натуры члены
израненные |
| In the encircling arms of Energies |
В окружающих руках Энергий, |
| That brooked no stain and feared not their own bliss. |
Что не выносят пятна и своего собственного не
боятся блаженства. |
| In scenes forbidden to our pallid sense |
На сценах, запретных для нашего бледного
чувства, |
| Amid miraculous scents and wonder-hues |
Среди дивных запахов и чудо-оттенков |
| He met the forms that divinise the sight, |
Он встречал формы, что обожествляют зрение, |
| To music that can immortalise the mind |
Музыку, что обессмертить ум может |
| And make the heart wide as infinity |
И сделать сердце широким, как бесконечность, |
| Listened, and captured the inaudible |
Слушал и пленен был неясными |
| Cadences that awake the occult ear: |
Каденциями, что будят оккультное ухо: |
| Out of the ineffable hush it hears them come |
Из несказанной тишины оно слышит их
приходящими, |
| Trembling with the beauty of a wordless speech, |
Красотою бессловесной речи дрожащими, |
| And thoughts too great and deep to find a voice, |
И мысли, слишком великие и глубокие, чтобы
найти голос, |
| Thoughts whose desire new-makes the universe. |
Мысли, чьи желания создают вселенную заново. |
| A scale of sense that climbed with fiery feet |
Шкала чувства, что феерическими ногами
взбиралось |
| To heights of unimagined happiness, |
К высотам невообразимого счастья, |
| Recast his being's aura in joy-glow, |
Переделала его существа ауру в радостный пыл, |
| His body glimmered like a skiey shell; |
Его тело мерцало как оболочка небесная; |
| His gates to the world were swept with seas of light. |
Его врата к миру сметены были морями света. |
| His earth, dowered with celestial competence, |
Его земля, наделенная компетенцией неба, |
| Harboured a power that needed now no more |
Приютила силу, что не нуждалась более |
| To cross the closed customs-line of mind and flesh |
Пересекать закрытую таможенную линию тела и
разума |
| And smuggle godhead into humanity. |
И контрабандой доставлять божество в
человеческое. |
| It shrank no more from the supreme demand |
Она больше не отпрядывала от всевышнего
требования |
| Of an untired capacity for bliss, |
Неутомимой способности к блаженству, |
| A might that could explore its own infinite |
Мощь, что могла свою собственную бесконечность
исследовать |
| And beauty and passion and the depths' reply |
И красоту, и радость, и ответ глубин, |
| Nor feared the swoon of glad identity |
Не боялась обморока довольной идентичности, |
| Where spirit and flesh in inner ecstasy join |
Где дух и плоть во внутреннем экстазе
соединяются, |
| Annulling the quarrel between self and shape. |
Аннулируя ссору между собою и формой. |
| It drew from sight and sound spiritual power, |
Она извлекала из звука и зрелища духовную силу,
|
| Made sense a road to reach the intangible: |
Делала чувство дорогой, чтобы достичь
неосязаемого: |
| It thrilled with the supernal influences |
Она трепетала в небесных влияниях, |
| That build the substance of life's deeper soul. |
Что строят субстанцию более глубокой души
жизни. |
| Earth-nature stood reborn, comrade of heaven. |
Земная природа стояла перерожденная, товарищ
небес. |
| A fit companion of the timeless Kings, |
Подходящий компаньон вечных Царей, |
| Equalled with the godheads of the living Suns, |
Уравненный с божествами живых Солнц, |
| He mixed in the radiant pastimes of the Unborn, |
Он смешался с лучистыми развлечениями
Нерожденного, |
| Heard whispers of the Player never seen |
Слышал шепоты Актера, никогда не видимого, |
| And listened to his voice that steals the heart |
И внимал его голосу, что крадет сердце |
| And draws it to the breast of God's desire, |
И тащит его к груди желания Бога, |
| And felt its honey of felicity |
И чувствовал его мед счастья, |
| Flow through his veins like the rivers of Paradise, |
По венам, как реки Парадиза, текущий, |
| Made body a nectar-cup of the Absolute. |
Делал тело чашей нектара Абсолюта. |
| In sudden moments of revealing flame, |
Во внезапных моментах открывающего пламени, |
| In passionate responses half-unveiled |
В страстных откликах, наполовину лишенных
вуали, |
| He reached the rim of ecstasies unknown; |
Он достигал края экстазов неведомых; |
| A touch supreme surprised his hurrying heart, |
Касание высшее поражало его спешащее сердце, |
| The clasp was remembered of the Wonderful, |
Хватка Чудесного помнилась, |
| And hints leaped down of white beatitudes. |
И намеки прыгали вниз белого счастья. |
| Eternity drew close disguised as Love |
Вечность была близко, замаскированная как
Любовь, |
| And laid its hand upon the body of Time. |
И клала свои руки на тело Времени. |
| A little gift comes from the Immensitudes, |
Малый дар приходит из Необъятностей, |
| But measureless to life its gain of joy; |
Но неизмерим для жизни его дар радости; |
| All the untold Beyond is mirrored there. |
Все несказанное Запредельное там отражается. |
| A giant drop of the Bliss unknowable |
Гигантская капля Блаженства непостижимого |
| Overwhelmed his limbs and round his soul became |
На его члены обрушилась и вокруг его души стала
|
| A fiery ocean of felicity; |
Океаном феерическим счастья; |
| He foundered drowned in sweet and burning vasts: |
Он потонул в сладких и жгучих просторах: |
| The dire delight that could shatter mortal flesh, |
Ужасный восторг, что мог разбить смертную
плоть, |
| The rapture that the gods sustain he bore. |
Он терпел упоение, что боги испытывают. |
| Immortal pleasure cleansed him in its waves |
Бессмертное наслаждение очистило его в своих
волнах |
| And turned his strength into undying power. |
И превратило в неумирающую мощь его силу. |
| Immortality captured Time and carried Life. |
Бессмертие захватило Время и несло Жизнь. |
| |
|
| End of Canto Nine |
Конец песни девятой |
|
|