Мать

Агенда

Том 5

Октябрь 1964

7 октября 1964

Вещи (не с обычной, а с более высокой точки зрения) явно приняли поворот к лучшему. Но материальные последствия все еще те: все трудности словно усугубляются. Только, мощь сознания больше — яснее, точнее. Также, действие на тех, кто имеет добрую волю: они делают довольно значительный прогресс. Но материальные трудности словно отягчаются, что означает… это для того, чтобы увидеть, выдержим ли мы!

Что касается денег, это серьезно, ситуация серьезная. Что касается здоровья: все больны. Что касается ссор (!), то они заходят еще дальше, но они как «указатели», то есть, поссорившиеся замечают, что они сделали глупость, то есть, что-то серьезное.

Не так давно (это со вчерашнего дня) что-то прояснилось в атмосфере. Но путь еще долог — долог. Я чувствую, что он долог, надо терпеть. Терпеть-терпеть. Особенно это впечатление: надо терпеть. И иметь выдержку. Две совершенно необходимые вещи: хранить веру, которую ничто не может потрясти, даже отрицание, кажущееся полным, даже если ты страдаешь, даже если ты жалок (я имею в виду тело), даже если ты устал — терпеть. Держаться и терпеть — иметь выдержку. Вот так. Имея это, все в будет в порядке.

Письма, описывающие очень интересные переживания… Люди, умышленно отказывающиеся понимать: они дрогнули. Подобные вещи. Вещи, которые не шевелились, которые раньше упирались во что-то, так что было такое впечатление, что они никогда не сдвинутся — вдруг, пуф! пошли. Только… портит все некая спешка, когда люди хотят добиться видимого результата. Это портит все. Не надо думать о результатах.

(молчание)

Но, согласно тому, что мне рассказывают люди, слушающие радио или читающие газеты (я не делаю ни того, ни другого), весь мир сейчас подвержен действию… волнующему, потрясающему сейчас. Кажется, что число «сумасшедших» значительно выросло. Например, кажется, что в Америке вся молодежь охвачена каким-то странным помешательством, что тревожит здравомыслящих людей, но что, несомненно, является знанием того, что работает необычная Сила. Это означает пролом всех привычек и правил — это хорошо. Сейчас это немного странно (!), но это необходимо.

Это действие не ограничено. То есть, вероятно, оно ограничено землей… хотя манифестации с других планет или других миров, кажется, тоже множатся. И переживание в последнее время довольно любопытное.

Других физических планет?

Физических. Да, физических.

Я не знаю, слышал ли ты это, это то, что рассказывала мне Р. Она была в Швейцарии, и незадолго до того, как вернуться сюда, она имела видение (она просто медитировала и имела это видение); и в своем видении она видела пять больших «светящихся сигар», которые проплывали вот так, медленно, одна за другой, гуськом. Когда она пробудилась, она гадала, что это было… И несколько дней спустя (возможно, на следующий день или еще день спустя, я не знаю), она прочла в газете рассказ людей с юга Франции (не помню, какой именно части), которые видели, как над водой проплывали пять «светящихся сигар», гуськом, точно того же цвета, как те, что видела она. Но в этом случае эти «сигары» видели физическими глазами. Так что это кажется интересным.

Очевидно, это явление тонкого физического порядка (в своем истоке) или материального витального (в своем истоке), но оно проявилось физически, и оно очень даже могло придти с других планет, немного более тонких, чем земля.

Есть и множество других переживаний; это я ясно помню.

Это Действие всеобщее.

А ты что скажешь?

Ты ничего не принес? Не хочешь ничего спросить?

Нет… возможно, вопрос садханы… Правильна ли сейчас позиция пытаться быть прозрачным, насколько это возможно?

Прозрачным, восприимчивым.

Я задаю себе этот вопрос, потому что есть такое впечатление, что эта прозрачность, она действительно прозрачна, но это несколько… ничто — ничто, которое полное, но это все же ничто: ничто не знаешь. Не понятно, то ли это какой-то более высокий «тамас», то ли…

Надо, главным образом, иметь доверие.

Большая трудность, в Материи, состоит в том, что материальное сознание, то есть, ум в Материи, было сформировано под давлением трудностей — трудностей, препятствий, страданий, борьбы. Оно было, так сказать, «выработано» этими вещами, и это наложило на него отпечаток почти пессимизма и пораженчества, что, определенно, является самым большим препятствием.

Это то, что я сознаю в своей собственной работе.

Самое материальное сознание, самый материальный ум приучен действовать сам, делать усилие, продвигаться под ударами бича, а иначе он впадает в тамас. Так что, насколько он воображает, он всегда воображает трудность — всегда препятствие, всего противостояние, всегда трудность… и это ужасно замедляет движение. Поэтому ему нужны как раз очень конкретные, очень ощутимые и ЧАСТО ПОВТОРЯЮЩИЕСЯ переживания, чтобы он был убежден, что за всеми его трудностями есть Милость; за всеми его неудачами есть Победа; за всеми его болями, его страданиями, его противоречиями есть Ананда. Из всех усилий это надо повторять чаще всего: надо постоянно останавливать, подводить к концу, прогонять, обращать пессимизм, сомнение или полностью пораженческое воображение.

Я говорю исключительно о материальном сознании.

Естественно, когда что-то приходит свыше… тогда этот материальный ум замолкает, останавливается и ждет. Но… я очень хорошо понимаю, почему Истина, Сознание Истины не выражается более постоянным образом — потому что разница между ее Мощью и мощью Материи столь велика, что мощь материи как бы аннулируется — но тогда это не Трансформация, а подавление. Это не означает Трансформацию. Это то, что делалось в прошлом: все материальное сознание подавлялось под весом Мощи, с которой ничто не могло бороться и которой ничто не могло противостоять; и тогда было впечатление: «Вот оно! Получилось!» — на самом деле ничего не произошло, потому что остальная часть в самом низу осталась такой, как и была, без изменений.

Сейчас ему хотят дать возможность измениться; что же, для этого ему надо предоставить свободную игру, не внося подавляющей мощи — я очень хорошо понимаю это. Но у него упорство идиота. Сколько раз, например, в момент страдания, когда страдание острое, и есть такое впечатление, что оно становится непереносимым, в клетках возникает маленькое внутреннее движение, Зов: клетки посылают свой сигнал S.O.S. Все прекращается, страдание исчезает. И часто (сейчас это бывает все чаще) страдание замещается блаженным чувством благого бытия. Но это глупое материальное сознание, его первая реакция: «Ха! Посмотрим, сколько это продлится.» И тогда, естественно, через это движение все портится. И надо начинать все сначала.

Я думаю, что чтобы эффект был длительным (чтобы это не было чудодейственным эффектом, который приходит, ослепляет и уходит), чтобы это действительно был эффект ТРАНСФОРМАЦИИ, надо быть очень, очень, ОЧЕНЬ терпеливым. Мы имеем дело с очень медленным сознанием, очень тяжелым, очень упрямым, которое не хочет быстро продвигаться, которое цепляется к тому, что имеет, к тому, что кажется ему «истиной»: даже если это совсем маленькая истина, это сознание цепляется к нему и не хочет больше двигаться. Так что, чтобы изменить это, надо иметь много-много терпения — много терпения.

Шри Ауробиндо говорил это несколько раз в различных формах: «Терпите, и вы победите… Переносите, и вы преодолеете.»

Победа — за самыми терпеливыми.

И тогда [Мать указывает на собственное тело] это кажется уроком для всего этого агломерата (тело кажется мне просто агломератом). И пока позади этого есть воля хранить этот агломерат целым по той или иной причине, он и будет оставаться целым, но… В эти последние несколько дней (вчера или позавчера) было это: нечто вроде полностью децентрализованного сознания (я всегда говорю о физическом сознании, конечно же, не о более высоких сознаниях), получилось децентрализованное сознание, которое было здесь, там, там, в этом теле, в том теле (в том, что люди называют «в этом человеке», «в том человеке», но этого представления больше не было), и тогда произошло как бы вмешательство универсального сознания в эти клетки, как если бы оно спросило у этих клеток, по какой причине они хотят сохранить эту комбинацию (если можно так сказать) или этот агломерат?… заставив их понять или почувствовать трудности, приходящие, например, от числа прожитых лет, износа, внешних трудностей — ото всей порчи, вызванной трением, износом. И они казались совершенно безразличными к этому!… Отклик клеток был довольно инертным в том смысле, что они придавали значение ТОЛЬКО СПОСОБНОСТИ ОСТАВАТЬСЯ В СОЗНАТЕЛЬНОМ КОНТАКТЕ С ВЫСШЕЙ СИЛОЙ. Это было как стремление (не сформулированное на словах, естественно), но как… то, что по-английски называется yearning, longing [жажда, страстное стремление] этого Контакта с божественной Силой, Силой Гармонии, Силой Истины и… Силой Любви, и из-за этого клетки ценят теперешнюю комбинацию.

Это была совсем другая точка зрения.

Я выражаю это на словах разума, потому что нет средства сделать это по-другому, но это было скорее в области ощущений, чем где-либо еще. И это было очень ясно — это было очень ясно и совсем непрерывно, не было колебаний. И тогда, в тот момент, вмешалось вселенское Сознание, говоря: «Но вот препятствия…» И эти препятствия были ясно видны: это нечто вроде пессимизма ума (бесформенного ума, который начал зарождаться и организовываться в клетках). Но сами клетки это нисколько не заботило! Это казалось им как заболеванием, они говорили: «Это…» (слова искажают, но это чувствовалось как некий «несчастный случай» или «неизбежная болезнь» и что-то, что НЕ СОСТАВЛЯЛО НОРМАЛЬНОЙ ЧАСТИ их развития и было навязано им): «О, нас это нисколько не заботит!» И тогда, в тот момент, родилось нечто вроде НИЗШЕЙ силы воздействия на этот ум; это придало клеткам МАТЕРИАЛЬНУЮ силу отделяться от этого и отвергать это.

С этой точки зрения это было интересно. И это было после той поворотной точки, о которой я тебе говорила: поворотной точки в целостности вещей, как если бы, действительно, произошло что-то решительное. Было нечто вроде доверительной радости: «Ах! Мы освободились от этого кошмара!»

Обычно я не говорю ничего до того, как что-то новое не установилось прочно, потому что… Но, как бы там ни было, было так.

И в то же время было облегчение — физическое облегчение — как если бы стало легче дышать… Да, это было немного так, как если бы вы были зажаты в скорлупе — удушающей скорлупе — и… во всяком случае, было проделано отверстие. Можно дышать. Я не знаю, произошло ли что-то большее, чем это, но это так, как если бы было проделано отверстие, сделан пролом, и можно дышать.

И это было полностью, совершенно материально, это было клеточное действие.

Но как только мы спускаемся в эту область, область клеток и даже строения клеток, насколько менее тяжелой она кажется! Тяжесть Материи исчезает: она начинает становиться текучей и вибрирующей. Это свидетельствует о том, что тяжесть, плотность, инерция, неподвижность — это то, что было ДОБАВЛЕНО, это не качество, присущее Материи — это ложная Материя, та Материя, как мы думаем о ней и как мы ее чувствуем, но это не Материя, как она есть на самом деле.

Это было очень ощутимо.

(молчание)

Самое лучшее, что можно сделать — это не иметь никаких предвзятых идей и принципов; о! моральные принципы, свод норм и правил, «что надо делать» и «чего не следует делать», все предвзятые идеи с точки зрения морали, с точки зрения прогресса, и затем все социальные и ментальные условности — нет препятствий, хуже чем эти. Я знаю людей, которые тратили десятки лет на то, чтобы преодолеть одну из таких ментальных конструкций!

Если можешь быть таким, открытым — открытым действительно в простоте… в простоте неведения, которое знает, что оно невежественно… вот так [жест: руки открыты], готовы воспринять все, что приходит… тогда, возможно, что-то и произойдет.

Естественно, жажда прогресса, жажда знания, жажда трансформации, и особенно жажда Любви и Истины — если вы можете хранить это, тогда вы идете быстрее. Действительно жажда, такая нужда, потребность… Все остальное не имеет значения, требуется только ТО.

(молчание)

Цепляться к тому, что вы знаете (как вы думаете, что знаете), цепляться к тому, что вы чувствуете, что вам нравится, цепляться к своим привычкам, цепляться к своим привязанностям, которые вы считаете необходимостями, цепляться к миру, каким он является сейчас — все это связывает вас. Следует отцепиться от всего этого, одного за другим. Порвать все цепи.

Это говорилось тысячи раз, но люди продолжают делать то же самое… Даже те, кто красноречиво говорят об этом, учат этому других, даже они цепляются — они цепляются к своему способу видения, к своему способу чувствования, к своей привычке прогресса, которая кажется им единственно возможной.

Долой цепи — свободы, свободы, свободы, свободы! Всегда быть готовым изменить все, кроме Одного: стремления. Это жажда.

Я прекрасно понимаю: есть люди, которым не нравится идея «Божественного», потому что она сразу смешивается со всеми европейскими или западными концепциями (которые ужасны), и тогда это несколько усложняет их жизни — но нет нужды в этом! «Нечто», в чем мы нуждаемся, это Совершенство, Свет, Любовь, Истина, всевышнее Совершенство — и это все. Формулировки… чем меньше формулировок, тем лучше. Нужда, нужда, нужда… что только Та Вещь может удовлетворить, ни что другое, никакая полумера. Только то. И затем идти! — идти! Ваш путь будет вашим путем, это не имеет значения; не важно, какой путь, может быть любой путь, даже экстравагантные выходки современной американской молодежи могут быть путем, это не важно.

Как Шри Ауробиндо сказал об этом: если ты не можешь любить Бога (я перевожу), что же, тогда найти способ бороться с ним и иметь с ним бойцовые связи. 119

10 октября 1964

(В течение нескольких последних месяцев Мать часто замечала, что Она больше не видит, и Она писала свои ответы, не видя написанного. Однажды Она даже сказала: «Я ослепла»)

… Это еще одна странная вещь. Вдруг, без всякой внешней видимой причины и даже без видимой психологической причины я вижу ясно, точно — это длится несколько секунд, а затем… кончено. И это происходит со мной в совершенно различных обстоятельствах; например, я поднимаю листок бумаги: я вижу ясно, как я видела прежде. Я замечаю, что я ясно вижу — и это кончено!

В последнее время это происходит чуть чаще.

Бывает, что, напротив, я пытаюсь; например, нет никого, чтобы прочесть мне бумагу, а я хочу ее прочесть — невозможно; и чем больше я пытаюсь, тем больше написанное расплывается в тумане. А бывает, что я ХОЧУ увидеть что-то (с определенной волей), и я очень ясно это вижу. Эта кажущаяся несвязность… Это должно зависеть от другого закона, который управляет Физическим и которого я пока не знаю. Но, к примеру, некоторое время тому назад (довольно давно), я читала ночью во «сне», и я очень ясно видела: когда я пробудилась, я читала что-то, что я держала в руках, и я очень ясно видела. Следовательно, это не физическое состояние влияет на условие ночи, это что-то другое.

Очень долгое время я видела — я видела образы, сцены и т.д. — я видела, но не слышала; затем, вдруг, я начала слышать; и я слышала малейший шум, я слышала совершенно конкретным и естественным образом. Это было так, как если бы внезапно было развито чувство. Что же, есть определенное состояние видения, которое составляет то, что я читаю — я читаю что-то написанное; сейчас, когда я больше не читаю физически, я читаю ночью. Это означает, что все это внутреннее развитие физического и тонкого физического составляет еще целый неизведанный мир, который еще предстоит изучить.

Я не знаю его законов, я только наблюдаю. И это подчиняется воле совершенно другого порядка, совершенно отличной от воли, работающей в физическом мире.

(молчание)

Но, ты понимаешь, на таком пути это может длиться сто лет! и больше.

Там надо учить все, мы не знаем ничего.

Я не знаю, но у меня очень сильное ощущение, что это совсем не зависит от детальной работы в этой точке, той точке, той точке…

Нет-нет.

…и что однажды что-то внезапно произойдет.

Это так, да. Есть знаки такого рода, которые приходят, чтобы сказать вам: «Будет так, а затем вот так», а затем они уходят. И когда так будет, так оно и будет. Да, ты прав. Ты прав, это правильно.

Сколько раз, ты знаешь, это приходит, поднимается как морской прилив, как волна, это стремление всего материального существа, всех клеток, стремление ко Всевышнему: «Все зависит от Тебя — все зависит от Тебя.» Ощущение полной немощности и полной неспособности, что благодаря вмешательству за секунду может быть трансформировано в полную Мудрость.

И клетки чувствуют это — мысль говорила… она говорит что угодно, земля полна (когда ты видишь это во всей целостности, это действительно интересно!), земля полна всеми человеческими воображениями (которые превращаются в «констатации»), самыми фантастическими, самыми противоречивыми, самыми неожиданными — она полнится этим, она живет этим, она кишит этим — и в результате материальный мир убежден, что сам по себе он не может ничего! Ничего. Ничего, ничего, кроме этого: этого безвыходного нагромождения, кажущегося безумным, которое есть ничто, буйное воображение по сравнению с тем, что может быть.

И тогда эта вера (это вера Материи) молниеносно («молниеносно»… мы не знаем, не так ли, это не вопрос «времени», как мы материально его понимаем), как спусковой механизм: все может быть изменено. Преобразовано в гармонический Ритм выражающей себя Воли; и Воли, которая является Видением: выражающего себя Видения, это действительно так; гармонический Ритм выражающего себя Видения.

И все, что мы можем думать об этом, представлять это, выводить из этого, все это ничто, ничто — это ничто, это не ведет вас ТУДА. То, что ведет вас ТУДА, это уверенность, внутренняя вера, что когда всевышнее... (всевышнее что? можно сказать, Истина, Любовь, Мудрость, Знание, все это ничто, только слова — это «Нечто»), когда То выразится, все будет хорошо.

И вся эта несвязность — ложная несвязность — исчезнет.

(молчание)

Странно также то, что эта убежденность, эта уверенность выражается неизбежно в совершенно различных действиях в зависимости от людей: ОДНО И ТО ЖЕ принимает различную окраску в стремлении различных сознаний.

Например, в последнее время я видела нечто вроде выставки или шествия всевозможных теорий, данных человечеством для объяснения творения (мира, жизни, существования). Все эти концепции проходили передо мной одна за другой, начиная с тех, что выглядят самым примитивными, самым невежественными, и кончая самыми научными — и все они находились [смеясь] на одном и том же уровне непонимания… и все имели одно и то же ПРАВО выражать истинное стремление, стоящее позади них. И это было чудесно! Даже вера дикаря, даже самые примитивные религии и самые невежественные убеждения имели за собой одно и то же право выражать это стремление. Это было чудесно. И тогда сразу же полностью спало ощущение «превосходства интеллекта».

И то же самое верно для тех противоположностей, противоречий, которые называют «необузданными и вульгарными», между интеллектуальным (особенно, научным) прогрессом человеческого вида и кажущимися дурацкими глупостями тех, кто протестует против условностей 120 ; что же, это ощущение низости и превосходства, распространенное среди так называемых рассудительных существ, все это сразу же исчезло в восприятии ЦЕЛОГО, в котором ВСЕ — все — было результатом одного и того же Давления [жест нисхождения] к прогрессу. Это как Давление, приложенное к Материи [тот же жест], чтобы вытянуть из нее отклик. И какую бы форму ни принял этот отклик, он был частью этого всеобщего Действия.

В прошлый раз я тебе говорила, что это вызвало: то ощущение освобождения; да, освобождения от удушения, нечто вроде открытия и блаженного бытия — это установилось. И понимание (как понимание незаинтересованного свидетеля), что все, все трудности, что приходят и накапливаются, совершенно необходимы для того, чтобы ничто не было забыто в марше вперед — чтобы ВСЕ шло вместе; и что только видение детали заслоняет видение целого.

Вот так.

Это будет как цыпленок, который вдруг вылупится из яйца: пока он внутри, для поверхностного видения нет никакого цыпленка; и вдруг, пуф! это появится.

Будем надеяться!

*
*   *

Перед уходом Сатпрема

Мать справляется о его здоровье

…Сейчас, последняя стадия состоит в том, чтобы тело забыло, что оно болело, это очень важно.

Очень трудно.

Это очень важно.

Я постоянно борюсь с пагубными внушениями. Много неприятностей доставляет мне физический ум — много неприятностей. У него ужасные опасения и страхи.

О! абсолютно.

Ты понимаешь, он получил так много ударов…

Это так!

… что он живет в беспокойстве, которое портит все.

Да, да.

Что можно сделать?!

Надо настаивать на своем.

Я видела это в своем случае. Это было довольно интересно, потому что с самого раннего детства я находилась в контакте со всевышним сознанием [жест над головой], и меня брала настоящая оторопь от того, в каком состоянии находится земля и люди — когда я была совсем маленькой. Все время я была в ошеломленном изумлении. И какие удары я получала!… постоянно. Каждая вещь приходила ко мне как удар кинжала, удар кулака или удар дубины, и я спрашивала себя: «Как? Как это возможно?» Ты знаешь, вся эта низость, вся ложь, все лицемерие, все искаженное, все, что искажает и блокирует течение Силы. И я видела это в своих родителях, в обстоятельствах, в друзьях, во всем — это было ошеломление. Это передавалось не интеллектуально, это передавалось через ошеломление. И когда я была еще совсем маленькой, Сила уже была там [жест над головой], у меня ясное воспоминание с возраста пяти лет: мне достаточно было присесть на минутку, чтобы я почувствовала это, эту приходящую Силу. И я прожила свою жизнь, до возраста 20-25 лет (когда я начала встречать Знание и тех, кто мог что-то разъяснить, что это было), вот так, с этим ошеломлением: «Как? Что это за жизнь? Как? Что это за люди? Как?…» Я была словно разбита от ударов, мой мальчик!

Затем, начиная с возраста 20-25 лет, началась эта привычка пессимизма. Потребовалось все это время, все эти удары, чтобы она пришла.

Но, что касалось здоровья, когда появлялось заболевание (для меня это никогда не было «заболеванием», это составляло еще часть ударов), я имела доверие, полную уверенность, что это не имело реальности. И будучи юной (очень юной, возможно, в возрасте 13-14 лет), всякий раз, когда был удар, я говорила своему телу: «Но зачем же болеть, если надо будет лечиться!» И это оставалось почти до тридцати лет: зачем болеть, если надо будет лечиться. И только мало-помалу это ослаблялось, по мере роста пессимизма.

Сейчас мне надо разрушить все, сотворенное этой работой.

Но с тобой то же самое, потому что ты бы уже сознательным, когда ты был маленьким (не сознавая это), и когда произошли все те ужасные вещи 121 , что-то в тебе оставалось сознательным, но они «взрастили» пессимизм — пессимизм физического ума. И сейчас надо разрушить все это содеянное. И эта работа, ох!…

Ты понимаешь, для меня было НЕВОЗМОЖНО, невозможно поверить (поверить: даже понять их) во все эти движения предательства, зависти, во все движения отрицания Божественного в человеческом существе и в вещах — это было невозможно, я не понимала! Но это приходило со всех сторон и ударяло-ударяло-ударяло… Так что надо разрушить все это сотворенное.

И с тобой было то же самое — я очень хорошо знаю это. Я очень хорошо знаю это. И в твоем случае это принимало очень грубые формы.

Но надо только держаться, это все.

Надо постепенно стирать этот отпечаток. И единственный способ сделать это — это, действительно, войти в контакт с Истиной. Нет другого способа — все рассуждения, весь интеллект, всякое понимание, все это совершенно бесполезно применительно к физическому уму. Единственная вещь — установить контакт. Это как раз то, что ценят клетки: возможность установить контакт.

Установить контакт.

С материальной точки зрения для этого очень хороша джапа. Когда голова устала, и ты немного утомился все время противостоять и противостоять этому пессимизму, тогда надо только повторять свою джапу, и контакт восстанавливается автоматически. Устанавливается контакт. И клетки очень ценят это. Очень. Это очень хорошее средство, потому что это не ментальное средство, это механическое средство, это вопрос вибрации.

Вот так, мой мальчик, надо держаться. 122

14 октября 1964

Кажется, у тебя насморк!

Да! [Мать смеется] Это странно, я встречалась с людьми, имевшими всевозможные вещи, включая лихорадку, и ничего не подхватила; затем, однажды, пришел Z…

Они опять делают глупости в Школе, они охвачены фантастически ужасным порывом к независимости! Ты наешь эту историю?… Они сделали большой стенд по поводу «сна» для воспитания детей (это их дело), но в самом низу они прикрепили, не спрашивая моего разрешения, мою цитату, которую я написала приблизительно в 1952 году и где я сказала, что детям следовало бы ложиться спать в 9 часов. Но они показывают фильмы до 9.30 – 10 часов вечера. Так что я получила поток вопросов от детей, спрашивающих меня: «Что надо делать?…» Я ничего не поняла и спросила, что это за цитата. Так я узнала, что они не только прикрепили это в низу своего стенда, но и распространили мою записку, в которой я говорила: «Детям следует ложиться спать в 9 часов.» Я сказала: «Что!» Я никогда не распространяла этого! Возможно, когда-то я сказала это, но сказала «просто так», как замечание, что «так было бы лучше»… Из этого вышла целая история, я была завалена протестами. Так что, когда пришел Z, я попросила его объяснить мне все это дело. Он рассказал, что они сделали; но, кажется, учителя, увидев на стенде мою цитату (вероятно, те учителя, которые не любят кино или «против» этого или того-то, нашли удобный повод «поднять бузу») сказали и ПРОГОЛОСОВАЛИ у себя, что надо бы это распространить! Они попросту забыли спросить моего разрешения.

Я сказала Z: «Все же это зашло несколько далеко!» И, вероятно, он расстроился, потому что вдруг что-то пришло через него: это были как черные маленькие точки (это пришло прямо от него — возможно, от учителей!), маленькие черные точки, которые бросились мне на горло. Я почувствовала: это сделало з-з-з! Я сказала себе: «Что это?» И я боролась; но я боролась с болью в горле, и там, действительно, ничего не случилось — это обернулось в насморк!

У них в Школе ужасная склонность превращать все в систему.

Да, системы, правила…

Они сводят все в систему, в формулу, у них полно своих «идей»…

Да, да.

… И они раздувают свои маленькие истории. У меня такое впечатление, что все это нехорошо.

(Здесь Мать протягивает Сатпрему

письмо с объяснениями от автора стенда.

В письме дается ссылка на цитату Матери:

это частное письмо Матери одному ученику,

написанное… десять лет тому назад.)

Вот оно! Совершенно личное письмо! Какое у них право вывешивать его?

Но они постоянно так делают — они режут Шри Ауробиндо на кусочки, они режут Мать на кусочки, и вот вам: это Закон, это Правило, это Принцип.

Это так, точно!

У них нет никакого здравого смысла. Здравый смысл полностью оставил их.

Да. И сейчас получается, что правота на его стороне [автора письма]!

(молчание)

Когда я была там на Игровой Площадке 123 , то десять минут спустя все маленькие дети глубоко засыпали (вероятно, из-за моего присутствия), и поскольку не было холодно, а они лежали на матах, то они спокойно спали до конца сеанса.

Правда, в то время кино показывали только раз в неделю. Сейчас же, ты знаешь, как это есть, это как соревнование: каждый хочет приносить фильмы. Так что один обращается во французское посольство, второй – в английское, третий – в американское, четвертый – в русское, немецкое, итальянское… Фильмы приходят из всех посольств. И как сделать выбор? Как решить, не обидев никого? Раньше фильмы показывали только по субботам, так что в воскресенье они могли встать на час позже, если чувствовали, что не выспались. Сейчас же кино показывают 2-3 раза в неделю. Но это вина тех людей! Каждый горд представлять фильмы из своего посольства. Как отказать одним и принять у других?

Но, по мне, эти фильмы не являются самым большим препятствием, я так не думаю. Гораздо хуже комиксы, которые они читают — они проводят свое время в чтении этого.

А хуже всего — хуже всего — когда приезжают родители! О!… эти родители — ужасные существа, они говорят детям как раз противоположное тому, что мы им говорим, и затем они обсуждают, спорят в их присутствии, они рассказывают им все маленькие семейные истории.

Я думаю, что бесполезно укладывать ребенка спать, если он еще не хочет спать — надо, чтобы он успокоился перед сном. Если им дать чуть спокойную атмосферу, они смогут заснуть…

Это наводит меня на кое-какие воспоминания из моего детства, раннего детства: моя бабушка жила рядом с нами, и ночью (вечером после ужина) мы обычно навещали ее перед сном. Не могу сказать, что это было очень забавно, но у нее были очень хорошие кресла (!), так что, пока моя мать болтала с ней, я великолепно спала, лежа в кресле — это был блаженный сон. Но если бы кто-то взглянул на это со стороны, не зная ничего, он бы сказал: «Только посмотрите! Они не дают ребенку спать до 10 часов!» Но я чудесно отдыхала!

Так что это зависит от ребенка. И если он действительно хочет спать, что мешает ему спать?… Им надо только дать спокойную атмосферу, как можно более спокойную.

Но они все время хотят делать общие законы, тогда как это всегда личное дело.

Совершенно верно.

И вопрос опыта — говорить о своем опыте. Но они хотят Закона, неизменного Закона и во всех деталях.

Так проще! Да, закон, закон, закон. Они еще не поняли…

Я ничего не имела бы против этого стенда, если бы там было несколько цитат, и моя цитата была бы среди других; но я против того, что они разослали эту цитату по всем Подразделениям! И это было частное письмо.

Если бы, по крайней мере, они поместили эту цитату среди многих других… ВСЕГДА надо давать дополнительные цитаты — но они никогда этого не делают.

Помнится, однажды они сделали в библиотеке выставку о Германии. Они поместили длинную цитату Шри Ауробиндо, где он сказал: «Вот что немцы ДУМАЮТ О САМИХ СЕБЕ…», и затем шла вся длинная цитата — о, что за цитата! Это раса будущего, раса гениев, они спасут мир и так далее. Они поместили всю цитату… но без первой фразы! Я пришла туда (в то время я ясно видела), и что я увидела! Я помню, что Шри Ауробиндо говорил: «Вот что немцы ДУМАЮТ О САМИХ СЕБЕ», так что я сказала им: «Но вы забыли самое важное, надо добавить вот это.» Ты бы видел их лица, мой мальчик!…

Ужасна эта неискренность — они вырезают, выбрасывают то, что им не нравится и оставляют только то, что им угодно.

Сколько раз я говорила: если вы ставите цитату Шри Ауробиндо, тогда всегда надо ставить и противоположную цитату, чтобы показать, что он все говорил и все предвидел и расставлял все по своим местам.

Но это им не нравится!

Есть наглядная история с бедным Т! Он собирал из книг Шри Ауробиндо все отрывки, где говорилось, что разум совершенно необходим человеку [Мать смеется], что разум является средством прогресса, что без разума жизнь была бы неполной и т.д. — много таких отрывков, конечно же!… Но он забывал все другие. И поскольку во мне хватает «озорства», то я собрала [смеясь] все другие отрывки и свалила их ему на голову!

Он принял это за личный выпад!

И всем, кто приходит и говорит мне: «Но вы говорили это десять лет тому назад, три года тому назад…», я отвечаю: «Да, а сейчас я говорю противоположное!… А еще через несколько лет я могу опять начать говорить то же самое!»

Трудно ввести это в их головы.

Да, их головы таковы [жест: закрыты на замок].

Это настоящее зло для Школы: дух системы.

Да. Догматизм.

Это и превращало все учения в религии, везде — везде.

Если ты уйдешь, будет ужасно…

Они встречались с людьми из Англии и Европы, и на этой встрече сказали: «О, мир нуждается в новой религии, сейчас подходящее время дать миру новую религию…» И они хотели взять имя Шри Ауробиндо и основать на нем новую религию! Тогда я ответила им: «Эра религий прошла». — Они не поняли, мой мальчик! Они были ошарашены. Я написала им это без объяснения, как когда вы бросаете что-то, чтобы встряхнуть: «Эра религий прошла, сейчас время универсальной духовности» («универсальной» в смысле содержания ВСЕГО и адаптации ко всему). Тогда мне ответили: «Мы не понимаем, но раз уж… [смеясь], раз уж Вы это говорите, мы это принимаем.» Поэтому я добавила в «Бюллетень» объяснение (объяснение не так сильно, но надо было попытаться, чтобы они меня поняли), я сказала, что религии были основаны на духовных переживаниях, приведенных на уровень, понятный для человечества, и что новая фаза должна быть фазой духовного переживания в его чистоте, не сведенного на более низкий уровень. 124

Но и это им трудно понять.

Как бы там ни было… это дало мне насморк!

Да, это так, это то, что дало мне насморк, это догматизм, который парализует жизнь, делает ее жесткой, отнимает ее.

И они убеждены, что они правы, а я – нет, и только из-за некоего «благосклонного почтения» по отношению ко мне [Мать смеется] и из вежливости они мне не говорят: «В самом деле, Вы зашли слишком далеко, правы мы.»

А! давай работать…

*
*   *

Я получил письмо от своего брата… В частности, он пишет: «Я определенно слишком ‘мертв’, чтобы писать… Мои дни утомительны… это вихрь откликов, которые надо мгновенно дать тем, кто бросает на меня свое страдание, свой взгляд или свой вопрос. Мне надо держаться за нить моего великого покоя, чтобы пройти через это, не развалившись.»

…В эти последние ночи развивалось одно переживание. Это нечто вроде объективизации, как сцены, которые разворачиваются и в которых я являюсь одним из персонажей; но это не «я»: это некий персонаж, которого я играю, чтобы иметь двойное сознание: обычное сознание и истинное сознание одновременно. Это была целая серия переживаний, чтобы показать одновременно Истинную Вещь и нечто вроде полусмерти (это его слова заставили меня подумать: «я слишком мертва…»), полусмерти разума. В этих переживаниях состояние обычной ментальности — это нечто сухое (не точно жесткое, потому что оно рыхлое), без жизни, без вибрации — сухое, холодное; а по цвету это всегда серенькое. И тогда, с максимальным напряжением, есть усилие понимать, помнить и знать — знать то, что надо делать: знать, как идти, когда идешь куда-то; знать, что люди делают, знать… Все есть вечный вопрос разума (это подсознательное в разуме — некоторые сознают это, но даже у тех, кто внешне спокоен, постоянно есть это, это напряжение знать). И это нечто поверхностное, без глубины, холодное и сухое, БЕЗ ВИБРАЦИИ. И в то же время, как бы порывами, приходит истинное сознание, как бы контрастом. И это проходит почти в кинематографических обстоятельствах (это всегда какая-то история, чтобы это было более живо). Например, прошлой ночью (это одна из историй среди многих других) «я», которое было сознательно в тот момент (это не я), «я», которое играло, должно было куда-то пройти: оно было в каком-то месте среди других людей и должно было пересечь город, чтобы куда-то дойти. Это «я» не знало ничего: ни пути, ни названия того места, куда надо придти, ни того человека, с кем надо встретиться — оно не знало ничего. Оно не знало ничего, но оно знало, что должно идти. И тогда возникло это напряжение: как, как узнать? как узнать? И спрашивая людей, задавая вопросы, пытаясь объяснить: «Вы знаете, это вот так и вот так…», несметные детали (это длилось часами). И время от времени был вал света — тонкого, золотого, уютного — и ощущение, что все устроено заранее, что все, что надо знать, будет известно, что дорога была подготовлена заранее — что надо только позволить себе жить! Это приходит вот так, порывами. И тогда есть грандиозный контраст между этим постоянным состоянием разума, его громадным усилием напряжения, сконцентрированной воли и… затем это великолепие. Это уютное великолепие, в котором вы позволяете себе идти в доверительном счастье: «Но все готово, все светло, все известно!… Надо только позволить себе жить.» Надо только позволить себе жить.

Это как бы разыгрывалась пьеса, чтобы сделать действие более живым, более реальным — один субъект, другой субъект, это, то… Если войти в одно состояние, а затем, в другой раз, в другое состояние, то можно вспомнить разницу, и это полезно; но в форме пьесы, с двойным сознанием, противопоставление становится таким реальным, таким конкретным, что… выходишь из этого, спрашивая себя: «Как можно продолжать жить этой аберрацией, когда ты один раз ПРИКОСНУЛСЯ — прикоснулся, имел переживание Истинной Вещи?»

Это как если бы тело принимали за ребенка, чтобы воспитать его. Потому что ум, о котором я говорю, это физический ум, материальный ум (не спекулятивный ум: вибрация совсем другая), это ум ЗЕМЛИ, ум повседневной жизни, ум, который вы несете с каждым движением и который так утомляет тело!… Это такое напряжение, такой страх — страх жить. Да, впечатление живой смерти.

Этим утром, когда я вышла из этого, я сказала себе: «Это странно»… Но тело усвоили свой урок; вот так, оно учит свои уроки. И все же физический ум продолжает следовать своей грязной привычке хотеть правил, хотеть знать заранее то, что надо делать и как делать, организовывать свою жизнь в каких-то рамках, вместо того, чтобы позволить себе просто жить.

Та же самая история, что и с Школой.

Это сделать для себя железную клетку и поместить себя в нее.

Это было в точности это.

Пытаясь объяснить кому-то: «Вы знаете, это вот такое-то место, и личность там такая — вы знаете, та личность, которая делает то-то и то-то…»

Пытаешься ставить вехи… чтобы построить для себя клетку. И затем, вдруг, дуновение — светлое, золотое, теплое, удобное: «А! но это очевидно, это вот так! Но меня совершенно естественно ПЕРЕНЕСУТ в это место — к чему все эти усложнения?!»

Это тело учит свой урок. Оно учит свой урок.

Оно также учит урок «болезни» — иллюзии болезни. Это очень-очень забавно. Очень забавно. Разница между самой вещью, как она есть, беспорядком некоторого рода, как он есть, и старой привычкой чувствовать и воспринимать вещи, обычной привычкой, тем, что люди называют болезнью: «Я болен». Это очень забавно. И ВСЕГДА, если оставаться действительно спокойным (трудно быть действительно спокойным — на ментальном и витальном уровне это очень легко, но в клетках тела довольно трудно быть совершенно спокойным, НЕ ВПАДАЯ В ТАМАС, этому надо научиться), но когда достигаешь действительно спокойного состояния, ВСЕГДА есть маленький свет — маленький теплый свет, очень сияющий и чудесно спокойный, позади; как если бы он говорил: «Тебе надо только захотеть.» Тогда клетки тела приходят в полную растерянность: «Как это захотеть? Как я могу? Болезнь на мне, она подчинила меня. Как я могу: это БОЛЕЗНЬ» — вся эта комедия (и это было не во сне: я была полностью пробуждена, утром), эта «болезнь». Тогда что-то, обладающее общей мудростью, говорит: «Успокойся, успокойся [смеясь], не цепляйся к своей болезни! Успокойся. Как если бы ты хотел быть больным! Успокойся.» Тогда они согласны — они «согласны», ты знаешь, как ребенок, которого поругали: «Хорошо, я попробую.» Они пытаются — и сразу же снова приходит этот маленький свет: «Тебе надо только захотеть.» И раз или два раза, для того или другого (потому что Беспорядок — это что-то общее: можно страдать в любом месте, иметь беспорядок в любом месте, если принимаешь определенную вибрацию), в этой ТОЧКЕ соглашаешься — минутой спустя все кончено. Даже не минутой: за несколько секунд все кончено. Тогда клетки начинают вспоминать: «Но как же так? У меня была здесь боль…» Плюх! все возвращается. И вся комедия постоянно вот так раскручивается.

Так что, если они действительно усвоили урок…

Вещи приходят снаружи, невозможно всегда не давать им приходить; это как те маленькие черные иглы, о которых я тебе говорила (не обращаешь внимания, нет времени все время себя защищать!) Но если занимать в тот момент истинную позицию… Это было довольно любопытно, потому что это пришло к горлу, и я была весьма раздосадована, потому что не люблю, когда это приходит туда; я сконцентрировалась, чтобы этого там не было, и заболевание не пришло туда… [смеясь] оно обернулось насморком!

О! Клетки все время учат свой урок, все время. Все вещи, все, что происходит, все является для них уроком — всегда. Всегда, всегда: все споры, все трудности, все огорчения, все так называемые болезни, все, все беспорядки, все это для того, чтобы вы усвоили урок — как только урок усвоен, с этим покончено! Но, тогда, вы так медлительны и тяжелы, требуется так много времени, чтобы понять, что это урок, что он все тянется и тянется и тянется.

И что касается всех вещей, как этой истории с деньгами, произошедшей этим утром, это был урок, который надо усвоить. Но это не индивидуальный урок, ты понимаешь; беда в том, что это зависит не от индивида: это зависит от группы или от определенного сорта индивидов, или от способа человеческого бытия, или… Надо, чтобы ВСЕ усвоило урок.

Возможно… возможно, если есть символическое существо (это то, о чем я начинаю спрашивать себя), если есть символическое существо, которое имеет силу (надо иметь много терпения!), силу СОДЕРЖАТЬ представление всех этих беспорядков и работать над этим символическим представлением, то это должно помочь целому. Потому что, если требуется, чтобы для достижения Победы изменился весь способ человеческого бытия, тогда это тянулось бы миллионы лет! Вот почему, возможно, есть символические существа.

Это то, о чем я спрашиваю себя сейчас.

В области идей нет проблем, там все решено уже давно — проблемы в факте, в материальном факте тела… Тело начало усваивать свой урок. Оно начало усваивать. И тогда, вместо эгоистического ответа, который состоит в том, чтобы сказать: «А! нет, я не хочу этого! [смеясь] я выше этой слабости и этого беспорядка», позволить этому придти, принять его и посмотреть, каково же решение. Иными словами, вместо старой проблемы — отвержения жизни, отвержения трудности, отвержения беспорядка и бегства в Нирвану — есть принятие всего и Победа.

И это действительно (насколько я знаю) то новое, что принес Шри Ауробиндо. Не только идею, что это возможно, но и что это является истинным решением, и идею, что это можно начать делать сейчас. Я не говорю, что сейчас мы подошли к концу, я ничего не знаю, но идея состоит в том, что можно начать прямо сейчас, что пришло время, когда можно начать, и что это единственно верное решение, что другое решение не является решением — хорошо, можно допустить, что бегство было необходимым опытом во вселенском марше, но оно не является решением: решение заключено в Победе. И пришло время, когда можно попытаться.

И весь обычный здравый смысл (который еще торжествует в этом мире) говорит мне: «Что за иллюзии ты питаешь, дитя мое! Ты выстраиваешь вещи для своего удовлетворения, это чтобы позолотить пилюлю» и т.д., и это приходит вот так, регулярно, волнами. Что же… это тоже часть проблемы. Но придет время, когда будут приняты определенные истины, и они больше не будут вызывать споров; с этого момента Работа пойдет легче. Но чтобы достичь этого, необходимо иметь, по меньшей мере, зачатки переживания, зачатки реализации, что позволит вам сказать: «Но вот доказательство.»

Кажется, этот процесс идет.

Сейчас делается незаметная, достаточно «черная» работа… Помню, как однажды Шри Ауробиндо сказал мне (мы тогда еще жили в другом доме), он сказал мне: «Да, ты сейчас делаешь работу Надразума, творения Надразума, ты совершишь множество чудес, и весь мир будет восхищаться тобой!… Но это не то, не та Победа, которую мы хотим одержать.» Я рассказывала тебе об этом. Что же, это воспоминание частенько приходит, чтобы помочь мне. Я говорю себе: «Все правильно, мы здесь не для фанфар популярной победы!»

В этом нет никакой славы. Но этому совсем и не нужна слава! Я сказала ему: «Мне не нужна слава, и я совершенно не забочусь о публичном восхищении! [смеясь] Это не занимает никакого места в моем сознании.»

Но я понимаю… О! есть более глубокие пути понимания вещей.

Тело учит свой урок.

(Сатпрем готовится уйти)

Из-за этого насморка я ничего не вижу, даже то, что я пишу.

Но, только представь себе, мне надо было написать несколько важных открыток по поводу дней рождений, и меня предупредили за месяц заранее! Меня предупредили, мне несколько раз повторили: «Напиши это.» Тогда здравый смысл сказал: «Но еще много времени!» — «Напиши это.» Хорошо, я написала. И если бы надо было написать это сейчас, мне было бы неприятно!

Все время, все время я получаю указания, кажущиеся банальными!… И что касается всего, по поводу малейшей вещи: «Не располагай этот предмет так: помести его вот так.» [Мать перемещает предмет на столе], и вдруг что-то происходит, и что-то ломается или падает… Это действительно очень интересно.

[Мать смотрит на свое расписание] Потоки, дюжины людей пишут мне: «Я ХОЧУ вас видеть, я ХОЧУ вас видеть…» Вот как: «Я ХОЧУ вас видеть в день моего дня рождения, я ХОЧУ…» Сейчас я отвечаю очень категорично, напрямик: «Невозможно, нет времени», и не даю объяснений. Но в некоторые дни я свободна, так что список все удлиняется, вот уже пятнадцать, двадцать, двадцать пять человек. Если думать об этом, это кажется невозможным; идешь туда, приводишь себя в определенное состояние, призываешь Господа и живешь в Его Вечности — и затем это кончается, даже не заметно, как подходит конец!

Жизнь находится на пороге того, чтобы стать чудесной — но мы не знаем, как жить. Надо еще учиться. Когда мы действительно научимся, это будет что-то. 125

17 октября 1964

Ты?

Я прохожу через все фазы, но, к счастью, очень быстро, за несколько часов — два часа, три часа — с новыми фазами… Как бы там ни было, довольно неприятные вещи.

*
*   *

(По поводу открыток, которые Мать посылает ученикам по случаю их дней рождений. Эти открытки обычно содержат указание на усилие или реализацию, которую надо достичь в новом году.)

…Это еще та работа, ты знаешь!

Ты понимаешь, считая всех людей вне Ашрама (приблизительно 200 человек, возможно, больше, кому я также посылаю открытки) и считая всех людей из Ашрама (за редким исключением) всего получается 1500 открыток в год. В году только 365 дней; так что прикинь, сколько открыток мне надо написать ежедневно… D каждое утро приносит мне вместе с завтраком список всех дней рождений, и прежде чем начать принимать людей или приняться за свою работу, мне надо удовлетворить все эти «дни рождения»!

Это еще то занятие!

Но сейчас у меня новая тактика: мне дают фломастеры, которые пишут крупно, как кисточки; я пишу ими — буквы занимают гораздо больше места! Поэтому мне не требуется много писать. Моя рука осталась такой же, когда она рисовала: очень уверенной в себе, а мои глаза больше не ведут руку, поэтому эти карандаши пишут сами!

*
*   *

Немного позднее

Ночи становятся все более невероятными.

Каждую ночь я встречаюсь с множеством людей, которых я физические вообще не знаю, но с которыми я имею связь… нечто вроде сокровенности работы, как с кем-то, с кем встречаешься повседневно. И это продолжается, одна ночь за другой. Так что это составляет сотни и сотни людей, с кем я работаю.

И это конкретно: конкретно, как в физической жизни (это в тонком физическом). Конкретно, то есть, есть вкус еды, есть ощущение прикосновения, есть запахи. И какие истории! Истории… фантастические выдумки! Я совсем не записываю их, потому что на это потребовались бы часы, и, кроме того, я не нахожу, что это стоит записывать, но какие бы это были истории!

Фантастические.

Прошлой ночью… Сейчас я вообще не помню, осталось только впечатление; и впечатление такое сильное, что требуется, по меньшей мере, полчаса после пробуждения, чтобы выйти из атмосферы, в которой я была!

Всевозможные люди. Я не знаю их имен, я не знаю их стран, я не знаю их языка, и все же мы очень хорошо сообщаемся друг с другом.

И в мире вещи хаотичны, кажется.

Да, что это за «отставка» Хрущева? 126

Это выглядит серьезным. Похоже не какую-то революцию, потому что его сын тоже смещен со своего поста. 127

Означает ли это откат назад?

Ах! Это СИЛЬНЫЙ откат назад.

Это серьезно.

Это дало толчок к налаживанию отношений между Америкой и Россией (за счет Китая! это было очень забавно).

Это может разрушить все.

(молчание)

Такое впечатление (как раз это впечатление я приношу из ночных активностей), впечатление крушения здания — повсюду. Это совсем как перед крушением: трещит везде.

Кроме того, если быть полностью вне своего сознания, вне своих привычных реакций, вне своего непосредственного окружения и своей повседневной деятельности, если полностью выйти из всего этого, посмотреть и спросить себя: «Что произойдет?» — Черная дыра, ничего не видно.

И когда я говорю: «Что произойдет?», я имею в виду не то, что произойдет на земле, а как, через какое стечение обстоятельств или через какую последовательность событий произойдет новое творение?

Есть целая часть прошлой истории земли, которая, в сущности, нам совершенно не известна. Они сделали немало так называемых открытий, но… все эти истории, я не знаю, сколько в них истины.

Они действительно что-то нашли?… Я не знаю. А ты?

Вероятно, известен небольшой кусочек истории, начиная с определенного катаклизма. Но сколько катаклизмов было?…

Да, сколько было катаклизмов?

(молчание)

Сейчас люди хотят обойтись без помощи Природы для великих разрушений. Кажется, пять стран обладают атомными бомбами, и бомб только одной из этих стран достаточно, чтобы… пуф! уничтожить землю. Так что если все это (это же новое, помимо прочего) вдруг выйдет из-под контроля… Они не знают, как долго эти вещи могут храниться: если вдруг они начнут взрываться — можешь представить это! [смеясь] во всех странах все бомбы вырвутся одновременно!

Бедная земля.

Это хуже, чем Потоп. В конце концов, способы Земли были более мягкими, Природа была более разумной.

(молчание)

В сущности, есть только оно утешение: это то, что никогда не произойдет ничего кроме того, что должно произойти, так что… Это то сознание, в котором я живу — я совсем не забочусь, ни в малейшей степени. Но я хочу сказать, что на самом деле, объективным образом, мы ничего не знаем.

Благодаря ли серии катаклизмов животное стало человеком?… Мне это не кажется таким уж необходимым.

Нет, возмущающим элементом является Разум.

Я не в курсе, что люди сейчас думают, что они знают, но, например, когда животное царство преобладало на земле, то были ли какие-то катастрофы до его появления или после?… Ведь можно смутно почувствовать землю, которая постепенно охлаждается, и сначала появляются минералы, затем мало-помалу появляются растения — очень хорошо видно это (я даже видела очень интересные фотографии), но само ли похолодание вызывало катастрофы? Землетрясения, затопления, наводнения?…

Да, был период образования горных складок.

Было движение континентов, из-за чего снега таяли и затопляли землю. Но само движение континентов было, вероятно, следствием охлаждения.

Сейчас говорят, что у них есть инструменты, способные зарегистрировать тот факт, что континенты еще продолжают двигаться. Несколько лет тому назад даже говорили, что многие части Сибири, столь холодные, что там сейчас ничего нельзя сделать, станут пригодными для культивирования, и что тропики не будут такими жаркими, как сейчас.

Но все это должно приходить совсем постепенно, так что всегда можно приспособиться к этому, можно переселиться в другие места.

Да, это занимает миллионы лет.

Есть время переместиться, поменять привычки.

(молчание)

Исторический период очень короток. Как он есть, он очень неопределенен, но и очень короток.

Возможно, сознательное усилие Вед пришло после тысячелетий и тысячелетий поисков, исследований, цивилизаций, не оставивших никакого следа? Ведь они более или мене точно вычислили время появления человека на земле — несколько миллионов лет тому назад, нет? Сколько?

Один миллион, я думаю. 128

Из этого миллиона мы знаем только 5000 лет, ты видишь!

Бедный шарик! Как мы претенциозны! Мы думаем, что знаем.

(молчание)

Может быть, я хожу в прошлое? — возможно, в прошлое, возможно, в будущее, возможно, в настоящее. Я заметила, что костюмы совсем не такие, как сейчас, и не похожи на те, что мы сейчас знаем. Но когда я там действую, это совершенно естественно, я не замечаю этого: это как то, на что смотришь ежедневно, переставая замечать это. Только когда я возвращаюсь и немного объективизирую, я говорю себе: «Смотри-ка! как странно» (что касается меня самой и других). И я совсем не такая, как я сейчас, совсем нет. Более того, я думаю, что я бываю тем, что называют «разные личности» в разные моменты. Было даже время, когда я смотрела, не отождествляюсь ли я с разными личностями, но нет отождествления, у меня нет ощущения «вхождения в кого-то», ничего такого. Но в видимости я не всегда одна и та же личность: иногда я очень высокая, иногда низкая, иногда я молодая, иногда я не так уж и в возрасте, но взрослая. Очень-очень по разному. Но всегда есть одно и то же центральное сознание, всегда есть… [Мать сосредотачивается] Свидетель, который наблюдает от имени Господа и решает от имени Господа. Это так, такая позиция: Свидетель, который наблюдает — то есть, который видит все, наблюдает за всем и решает, будь то в отношении самого себя или других (безучастно), всегда. Это неизменная точка. От имени… «кого-то» вечного — кто вечен, вечно истинен, вечно могущественен и вечно знает. Это так о всем. А так все время разные вещи, различные обстоятельства, различное окружение; есть совсем разные способы жить. И также, если я просыпаюсь в начале ночи, это один род вещей; если я просыпаюсь посреди ночи, это другой род вещей; если я просыпаюсь… «просыпаюсь», я имею в виду не выход из сна, а возвращение к текущему сознанию. И всякий раз это по-другому, как если бы это приходило из различных миров, различных времен, различных активностей.

И, очевидно, от меня не ожидается, чтобы я помнила — это не имеет никакого значения. Это ДЕЙСТВИЕ. Это действие, это не знание, которое мне дается — это действие. Я в состоянии работы. Может быть, это «я работала»? может быть, «я собираюсь работать»? может быть, «я работаю»? Я не знаю. Вероятно, и то, и другое, и третье.

И помню я или нет, не имеет никакого значения.

(молчание)

Но есть кое-что, что, тем не менее, надо знать… и в чем нет уверенности. Например, в какой степени присутствие физического тела [тела Матери] в мире, как он есть сейчас, воздействует на проделываемую Работу? В какой степени?… Совершенно ли необходимо это? Действительно обязательно? И если это совершенно необходимо, то какой эффект и в какой степени? То есть, есть ли вещи, которые можно делать только обладая физическим телом, или же те же самые вещи можно делать как-то иначе?

Несомненно, есть вещи, которые можно делать только в теле.

Болтовня!

Нет, не болтовня!… Иначе не было бы необходимости в Аватарах.

Да… кажется, так.

(молчание)

Но если истории, которые нам рассказывают, более или менее верны, в конце концов, если в них есть хоть какая-то доля истины, тогда НИ ОДИН Аватар не остался — все уходили. Или же они так хорошо прячутся, потому что… Их никто никогда не встречал, не так ли. Есть люди, искавшие их, но никто никогда их не встречал. И об их смерти говорили даже больше, так что кажется, что смерть часто играла довольно важную роль.

Что ты имеешь в виду, говоря, что никто никогда их не встречал?

Физически.

Ведь говорят, что Шива жил на земле, Кришна жил на земле. Про Будду и Христа известно, что они жили на земле — это наделало много шума. О смерти Христа наделали даже больше историй, чем о его жизни. Будда счел за благо уйти (хотя на самом деле он не ушел). А другие…? Много говорили о смерти Христа — но о чем только ни говорили.

Это слишком «старо».

Нет, это не старо, мой мальчик.

Старо для нашей истории.

Это не старо. Конечно, раньше не было ни газет, ни кино!

Но и газеты, все бумажные издания не могут протянуть очень долго. В Америке сделали подземное хранилище для книг — они предприняли все возможное, они хранят книги в наилучших условиях. А если земля и континенты движутся?… И кто сможет их прочесть? Даже ассирийские письмена, которые не так уж стары, являются для нас загадкой. На самом деле они не знают: они воображают, что знают. Имена, которые мы учили, когда были маленькими, и те имена, которые учат современные дети, совершенно отличаются, потому что не найдена фонетическая запись.

По сути, если посмотреть чуть внимательно, тогда, даже ВНЕШНЕ, мы не знаем ничего.

(Мать входит

в глубокую медитацию)

21 октября 1964

18 октября у меня было интересное переживание. Это был день рожденья доктора, и я давала ему медитацию. После медитации он попросил меня, чтобы я написала, что я видела в ходе медитации. Я не имела никакого намерения делать это, но, спустя час, то есть, в момент обеда…

Чтобы было понятнее, расскажу всю историю с самого начала.

Перед медитацией я ему сказала: «Предупредите меня, когда вы кончите медитацию — я не хочу вас прерывать.» Затем, в ходе медитации, сделав все, что я хотела, я посмотрела и сказала себе: «Посмотрим, попробуем». И я просто сделала формацию, которую и наложила на него, говоря: «Сейчас конец». Он не шевелился, был очень спокоен. Потребовалось полминуты, даже меньше, и он открыл глаза — медитация кончилась. Но когда я снова увидела его за обедом, я спросила его: «Когда вы давали мне знак, что медитация кончилась, что вы чувствовали?» Он ответил: «Я почувствовал [Мать смеется], что Сила уходит, поэтому я подумал, что настал конец»… Что же, его ответ показал мне точную разницу… Он должен был почувствовать: «Мать зовет меня, Мать говорит мне, что пришел конец», но он почувствовал, что уходит Сила.

Затем, увидев, что я с ним заговорила, он решил воспользоваться удобным случаем и попросил меня: «Я очень бы хотел иметь видения.» Я ответила ему так, как нужно ответить, сказав, что в конечном счете только Господь решает, когда мы должны иметь видения, когда мы их не должны иметь, когда мы делаем прогресс, когда мы не делаем прогресс и т.д. Затем, самым притворным тоном [смеясь], как когда кто-то хочет что-то сказать из вежливости, но не верит ни одному своему слову, он сказал: «О! Тогда мы действительно счастливчики, потому что имеем Господа среди нас.» Я сделала вид, что поверила в его искренность и ответила: «Нет-нет-нет! Вы не можете так говорить, это не возможно — я НЕ Господь!» И я немного объяснила, что за сознание я имею от Господа, и сказала: «Не надо думать, что я Господь… (в моей мысли это было: «Я не Господь, каким ВЫ его себе представляете»), ведь если бы я была Господом [Мать смеется, забавляясь], вы имели бы видения и вылечились бы.»

Это было примерно в 11.30. После обеда я обычно принимаю ванну и немного вытягиваюсь. Я сказала Господу: «Почему, в конце концов [смеясь], я не могу что-то сделать для этих славных людей? Почему бы не сделать чудо? Я спросила Его полусерьезно-полушутя. И тогда вдруг все стало очень серьезно. Вдруг Присутствие стало очень интенсивным, и это было очень серьезно. Тогда я почувствовала что-то, что говорило совершенно позитивным образом (я выражаю это на словах): «Ты НЕ ДОЛЖНА иметь сил.» И полное понимание.

Ты не должна иметь сил.

И был мир… Случаи такого рода вызывают мир приближений, переживаний и т.д. Так что я начала писать (как всегда, это пришло через последовательные «осветления»). Первое приближение было таким:

If you approach me in the hope

of obtaining favours, you will be

frustrated, because I dispose of no powers.

[Если вы приближаетесь ко мне в надежде

получить благосклонность, вы будете

разочарованы, потому что я не распоряжаюсь силами.]

Это пришло и по-французски:

Ceux qui s'approchent de moi avec

l'intention d'obtenir des faveurs

seront d??us, parce que je ne

dispose pas de pouvoirs.

[Те, кто приближаются ко мне с

намерением получить благосклонность,

будут разочарованы, потому что я не

распоряжаюсь силами.]

Но истинная версия такая (я заменила «s'approchent» на «venir» и «dispose» на «d?tenir», и написала в настоящем времени), вот мое последнее приближение:

Ceux qui viennent a moi avec

l'intention d'obtenir des faveurs

sont d??us, parce que je ne d?tiens

pas de pouvoirs.

[Те, кто приходят ко мне с

намерением получить благосклонность,

разочаровываются, потому что

нет сил в моей власти.]

И, что было почти потрясающим, это то, что вся АРМИЯ ВРАЖДЕБНЫХ СИЛ СМОЛКЛА – сразу же. И атмосфера просветлела, разгрузилась.

Затем, внимательно посмотрев, я поняла, что именно эта смесь в мыслях людей, чувствах людей, в их подходе к духовной жизни является катастрофической — они всегда «хотят» чего-то, они всегда «требуют» чего-то, они всегда «ожидают» чего-то. По сути, это вечная сделка. Это не потребность отдать себя, не потребность слиться с Божественным, исчезнуть в Божественном, а взять, получить то, что они хотят.

И в течение нескольких часов (это длилось несколько часов, с того момента до самой ночи) атмосфера была прозрачной, легкой, светлой — и мое тело, мое тело было в такой радости! как если бы оно парило в воздухе.

Затем все вернулось — не совсем «все вернулось»; кое-что не вернулось, что было определенно установлено, но одна часть атак прояснилась.

Это было таким конкретным! Я никогда не чувствовала этого таким конкретным образом; что-то было полностью отметено.

Но как того факта, что ты отказываешься от силы или не имеешь силы, оказалось достаточно, чтобы отмести враждебные силы?

Нет, это тот факт, что я ОБЪЯВИЛА об этом.

Что ты объявила?

Нет сил, я очень хорошо знала, что не имела сил! И мне это было совершенно безразлично, потому что я очень хорошо понимала, что то, на что сейчас нацелена работа, это вовсе не чудесные события, а ЛОГИЧЕСКОЕ, нормальное и неизбежное СЛЕДСТВИЕ супраментальной трансформации — это так, это факт. Я знаю это и я знала это, и как раз поэтому я даже не думала о силах; в конце концов, меня даже отдаленно не касалась мысль сотворить чудо для доктора или для кого-то еще, кто ко мне приближался — я не думала об этом, это не входило в мое сознание. Только 18 октября, по тому случаю, это вошло в мое сознание, и тогда я задала этот вопрос, чтобы узнать, почему я никогда не думала об этом: «Почему?» И мне было определенным образом сказано: «ТЫ НЕ ДОЛЖНА играть с силами, потому что не так должны делаться вещи.»

Все понятно, но…

Но была целая масса враждебных сил (я видела всевозможные вещи, я не хочу вдаваться в подробности), которые пытались ПОМЕШАТЬ заявить мне это! И я должна была сделать усилие [Мать делает жест отталкивания преграждающей массы]… не усилие борьбы, а усилие преодоления чего-то, как когда вас окружают со всех сторон, чтобы разбить оболочку и заявить что-то. И в ту минуту, когда я сделала это, когда я взяла бумагу и начала писать: пуф! Это ушло, как если бы было сметено!… Это, да, это я понимаю! Это Сила Господа. Никакая промежуточная сила не может сделать это — это было великолепно, ты знаешь! Как если бы физический мир вдруг стал солнечным миром, сияющим и лучистым, и таким легким и гармоничным! Это было чудо. В течение часов.

И благодаря этому я поняла, что самым значительным препятствием является это отклонение стремления и жажда иметь чего-то. Но кто не отклоняется?… Я всегда начинаю с себя: я смотрела на все, что знала о сознательной жизни этого существа (это мое первое наблюдение), и приходили все образы; что же, самоотдача, совершенно чистое стремление, не ждущее никакого результат — совершенно свободное от всякой идеи результат — в своей сущностной чистоте… это не часто. Это не часто.

Сейчас условия совершенно другие, но я вижу массу стремлений, подходов, и я всегда сравниваю это с моей позицией по отношению к Шри Ауробиндо в то время, когда именно он представлял для меня Посредника; что же, я понимаю… Я понимаю, что совершенно чистая вещь, то есть, чистая от всякой примеси сознания эго (это сознание эго), чистая от всякой примеси эго, это… это еще редко.

И именно эта примесь сознания эго (я говорю здесь не с личной, а с общей точки зрения), в тот момент, когда те слова были написаны, была сметена чем-то столь же мощным, как ураган, но без неистовства урагана — разогнана, растворена, сметена! Все те вещи, которые давили, с которыми я постоянно должна была сражаться, чтобы продвигаться — сметены! И они вообще не вернулись.

Это состояние не осталось (это состояние было состоянием Победы). Но вещи не вернулись к прежнему состоянию, и они никогда не вернуться, как они были. Что-то по-настоящему было прочищено. Это не личный, индивидуальный вопрос: это что-то общее.

(Мать начинает начисто

переписывать последнее

«приближение»:)

Ты понимаешь, слово «благосклонность» точное. Оно как раз к месту, имеется в виду действительно «благосклонность» — искать помощи, чтобы сделать необходимый прогресс, это очень хорошо, но они хотят результат, НЕ ИДЯ ПО ПУТИ, и вот это невозможно, это то, чего не должно быть.

В сущности, это то, что люди всегда просили от религий; «Бог» религий — это бог, который должен сделать им одолжение: «Я верю в Тебя, значит, Ты должен сделать это для меня» (это формулируется не так грубо, но, в сущности, это так). Это не стремление быть ведомым по пути, чтобы делать точно то, что нужно, чтобы происходила Трансформация. И именно это было мне ясно сказано: «НЕ ДОЛЖНО быть чудодейственных сил». Есть могущество Помощи, оно полное, но чудодейственной силы, которая делает вещи без того, что они являются результатом достигнутого прогресса, ее не должно быть.

(Мать продолжает

переписывать)

И я также умышленно заменила будущее время на настоящее, потому что это не что-то новое: это всегда так; это не так, что я сейчас заявляю, что они будут разочарованы — они всегда были разочарованы. И утверждение этого факта смогло прочистить всю эту массу формаций: не только формаций витальных существ или враждебных существ, но и ложные ментальные формации человеческих существ.

И я здесь написала: «нет сил в моей власти» [«je ne d?tiens pas de pouvoirs»], это лучше, чем «я не распоряжаюсь силами» [“je ne dispose pas de pouvoirs”] (выбрала, конечно, не ментально), но это слово пришло с тем смыслом, что нет сил в моей власти — здесь нюанс. Я имею в виду, что если из-за какого-то заблуждения (это действительно было бы заблуждением, искажением), если из-за какого-то заблуждения, я захотела бы сделать чудо, то не смогла бы — это было противоположно всевышней Воле. Это не так, что я умышленно выбрала: «Нет, я не буду творить чудес» — Я не могу делать чудес, так НЕ ДОЛЖНО быть.

Должно быть, тебе было очень трудно ввести это в головы людей!

О, но был страшный бунт в атмосфере Ашрама! Не в сознательном их уме, а в подсознательном — ужасный бунт. Чтобы записать свое заявление, чтобы сформулировать его, мне надо было преодолеть целую массу вещей, это было необычайно! Были даже индивидуальные реакции: «Раз так, то я ухожу.» Я говорила: «Очень хорошо, вот вам и доказательство.»

Это было интересно.

Сам доктор воспринял это как удар — он внутренне трепетал.

Нет, то, что следовало бы просить, раз уж мы всегда что-то просим, это то, чтобы субстанция стала достаточно сознательной, чтобы воспринять Силу и сотворить собственное «чудо», вылечиться, или что-то еще, но, как бы там ни было, делать работу.

Да, это не должна быть «благосклонность». «Дайте мне Силу быть тем, чем я должен быть», это, да.

То, что вызвало все эти переживания (я забыла сказать тебе об этом), когда я спросила Господа: «Почему? Почему бы не сделать что-то для этих славных людей?», это та вернувшаяся из прошлого история, когда Шри Ауробиндо сказал мне: «Ты делаешь работу Надразума, ты сотворишь чудеса, которые восхитят весь мир…» и т.п., я рассказывала тебе об этом. Это вернулось массивно, точно то же самое: «Это не та истина, которую мы хотим…» И как раз по этой причине я прекратила все пуджи Матери в октябре-ноябре, потому что они приходили с идеей получить что-то: чудеса, чудеса, чудеса — никогда ради Истинной Вещи. И это то, что они ожидают от Бога, не так ли, чудес или благосклонности, нелогичных и безосновательных вещей, вместо того, чтобы хотеть прогрессивно двигаться к Божественному.

Очевидно, это труднее.

24 октября 1964

Мать повторяет свое заявление:

«Нет сил в моей власти»

О! Это породило общее возмущение атмосферы! Я даже получила мысли типа: «Так! Шри Ауробиндо обманул нас.» Они разъярены, разъярены.

Они не поняли… Но, как бы там ни было, это проходит в подсознательном.

Нет-нет! Они УМЫШЛЕННО не поняли это еще перед моим заявлением, потому что Шри Ауробиндо никогда не говорил, что мы творим чудеса! Они умышленно не поняли. Так что, естественно, они разъярены. Но, может быть, лучше не настаивать внешне, публикуя это. 129 Это придет в свое время.

*
*   *

(Сатпрем перечитывает Матери последнюю беседу, и она останавливает его на следующем отрывке: «Это было великолепно! Как если бы физический мир вдруг стал солнечным миром, сияющим и лучистым, и таким легким и гармоничным! Это было чудо.»)

И это переживание принесло стабильность, которой не было прежде — стабильность и уверенность, Уверенность, что все будет хорошо.

Потому что тело месяцы, почти годы, жило с неким постоянным напряжением; оно всегда ждало следующей минуты, следующей секунды, всегда склонялось к какой-то спешке, неуверенности, как если бы следующее мгновение было бы лучше. Была постоянная нестабильность, которая составляла препятствие установлению Вибрации (я говорю, естественно, о клетках тела). Что же, 18 октября с этим переживанием была уверенность Триумфа.

И состояние тела не вернулось к тому, чем оно было прежде, далеко от этого: есть некое мирное спокойствие, которое больше не чувствуется, которое больше не имеет ощущения постоянной неуверенности — с этим покончено.

28 октября 1964

Ночи продолжают быть необычайными! Этой ночью было фантастически, но… я отсылаю это обратно, потому что это слишком меня занимает; одна часть сознания занята, вот что неприятно — я отсылаю все назад.

Это как если бы меня знакомили с фантастическим количеством вещей: с людьми, которых я не знаю физически, с вещами, которые я не знаю физически. И с ясным видением истинного Сознания позади всего этого: как Сознание работает. Это интересно, но, в конце концов… Это было бы чудесно для писателя, сколько бы книг он написал! Я даже слышу фразы; когда вещи написаны, я вижу их написанными — это еще точнее, чем кино. И все отклики. Затем это смежное расположение двух сознаний: поверхностного сознания, как оно работает в людях, и истинного Сознания, которое движет всем этим как марионетками.

Очевидно, это интересно.

И долгое время утром, после того, как я просыпаюсь, мне достаточно только на секунду остановиться, побыть неподвижной секунду, и это возвращается, как если бы часть сознания все еще оставалась там — это возвращается. Тогда, спустя какое-то время, я говорю: «Достаточно, мне надо заниматься и другим!»

А какова политическая атмосфера земли? России? Ты видишь что-нибудь?

Нет, ничего особенного… Скорее, есть очень сильное указание на то, что это была реакция в плохом направлении.

Ты видела фотографию того человека [Суслова], стоявшего за отставкой Хрущева? О!…

Я хотела бы посмотреть на эту фотографию.

Я никогда не видел более ужасного лица.

У меня сильное впечатление, что это, да, дьявольская реакция.

Кажется, они хотят устроить процесс над Хрущевым?…

Они сдерживаются всеми другими компартиями, которые сильно восхищались Хрущевым, и сейчас они протестуют. Так что, я думаю, что они не могут сделать так, как они хотели бы.

(Мать входит

в медитацию)

30 октября 1964

У меня такое впечатление, что мы поворачиваем за угол.

Это очень узко. Ты знаешь горные дороги?… Вдруг подходишь к краю, резкий поворот, и не видно, что там дальше — внизу пропасть, сбоку стены — и дорога… кажется, она становится все уже, чтобы завернуть за угол. Я часто сталкивалась с этим в горах. И сейчас у меня такое впечатление, что мы поворачиваем за угол; мы начали уже поворачивать, то есть, начали видеть другую сторону, и сознание (всегда это телесное сознание) находится на грани изумления; это как первые проблески чего-то чудесного — не точно неожиданного, потому что этого мы хотели, но действительно чудесного. И одновременно есть эта старая привычка встречать трудности на каждом шагу, получать удары на каждом шагу, привычка тяжкого труда, которая уносит спонтанность незапятнанной радости; это дает нечто вроде… не сомнения, так ли это будет, но спрашиваешь себя: «Пришло ли уже это? Подошли ли мы к концу?», и не осмеливаешься думать, что уже конец. И эта позиция, естественно, не благоприятна, она еще принадлежит области старого разума; но она получает поддержку через обычные рекомендации: «Не надо позволять себе уноситься воображением и беспочвенными надеждами, надо быть очень здравомыслящим, очень спокойным, очень неторопливым.» Так что есть чередование некой скрюченности, которая боязливо продвигается шаг за шагом, чтобы не провалиться в дыру, и некоего блаженного изумления: «О! Это действительно так!?»

Так чувствовало себя тело в течение трех-четырех дней.

Но это продолжает нарастать, и та «скрюченность» значительно уменьшается благодаря знанию и переживанию, что если быть со-вер-шен-но спокойным, тогда все идет хорошо — всегда, даже при наихудших трудностях… Совсем недавно, позавчера была (всегда на физическом уровне; нельзя назвать это «здоровьем», но это функционирование тела) достаточно серьезная атака, которая передавалась через довольно неприятную боль; она пришла с необычной грубостью. Тогда тело сразу же вспомнило и сказало: «Мир-мир… Господь, Твой Мир, Господь, Твой Мир…», и тело расслабилось в Мире. И совершенно объективно воспринимаемым образом боль ушла.

Она попыталась вернуться и ушла, снова попыталась вернуться и снова ушла… Так было всю ночь.

Но это было несомненное доказательство! Физические условия были совершенно одинаковыми, и минутой раньше была почти нестерпимая боль, и она ушла вот так, в Мире Господа.

Она ушла два дня назад и не вернулась. Я не знаю, вернется ли она.

Но тогда тело учит одну вещь, и учит ее не как усилие, которое надо сделать, а как спонтанное условие: что ВСЕ, что происходит, происходит для прогресса. Все, что происходит, происходит для того, чтобы достичь истинного состояния, того, что ожидается от тела, чтобы Реализация могла осуществиться — даже удары, даже боль, даже видимая дезорганизация, все служит этой цели. И только когда тело занимает плохую позицию, как идиот, тогда условия ухудшаются, упорно держатся; тогда как если тело сразу же говорит: «Хорошо, Господь, что мне надо выучить?» и отвечает покоем, покоем, расслабленностью покоя, тогда условия сразу же становятся терпимыми, и, спустя некоторое время, все образуется.

(молчание)

Если бы работа была ограничена одним-единственным телом, единственной массой или определенным количеством, единственным агломератом клеток, то это было бы относительно легко, но взаимообмен, единение, взаимное соответствие происходит автоматически и спонтанно, и постоянно. Чувствуется, что эффект, вызываемый здесь [в теле Матери] совершенно естественно, обязательно и спонтанно имеет свои последствия очень далеко и широко; только это усложняет трудности, и поэтому это отнимает так много времени. Есть соответствие, ты видишь: в теле происходит что-то новое, новая боль, новая дезорганизация, неожиданная вещь, и спустя некоторое время я узнаю, что у того или этого человека было то же самое!

Тело знает и это, и оно не протестует — это понятное дело, просто так устроены вещи. Но это значительно продлевает работу… Вероятно, будет соответствующая выдержка. Потому что не ни сожаления, ни протеста, ни усталости; действительно, тело готово быть очень довольным — оно только еще не осмеливается на это, вот в чем дело. Это то, на что тело еще не осмеливается: «Действительно… в самом ли деле все так хорошо!» Оно не осмеливается. Но оно очень довольно: «Я не жалуюсь ни на что, все превосходно; есть трудности, но без трудностей нет и прогресса.»

Да, то, что еще остается, это страх радости — не точно «страх», но… робость, неуверенность перед радостью. Иногда тела достигают волны интенсивного Блаженства, Ананды, где все клетки начинают наполняться золотым радостным светом, а затем… это как если бы тело не осмеливалось — оно не осмеливается. Вот в чем трудность.

Окружающие меня люди мне не помогают. У них нет никакой веры.

Так что это не помогает, потому что ментальная атмосфера не благоприятна. Ментально можно смотреть на это и улыбаться; но тело немного чувствует это, оно чувствует небольшое давление пораженческих формаций вокруг. Но тело знает, почему окружение таково — с материальной точки зрения окружение таково, каким оно и должно быть, в точности такое, как и должно быть; требуется такая атмосфера, чтобы материальные трудности не ухудшались, так что тело совершенно довольно, только оно не осмеливается радоваться; оно сразу же говорит: «О! Это слишком хорошо для мира, каким он является сейчас.»

Я не знаю, сколько это продлится.

(молчание)

Время от времени, когда я нахожусь в совершенном отдыхе или покое (когда, например, я знаю, что у меня есть полчаса совершенного покоя, что никто меня не побеспокоит), в этот момент Господь становится очень близким, очень близким, и часто я чувствую, как Он говорит (не словами), говорит моему телу: «Позволь себе унестись, позволь себе унестись; будь радостной, будь радостной, позволь себе унестись, расслабься», и тело сразу же расслабляется, я вхожу в блаженство — но тогда у меня больше нет никакого контакта с внешним миром! Тело входит в глубокий транс, я думаю, я теряю всякий контакт; например, я не слышу, когда бьют часы.

Надо уметь хранить это блаженство, оставаясь совершенно активным и находясь в гуще работы. Я не говорю о внутренней радости, совсем нет, здесь нет вопроса, это вне вопроса, это установилось неизменным образом: я говорю о Радости В САМОМ ТЕЛЕ.

Это спонтанное удовлетворение, которое переживает тело, сейчас оно переживает его даже во время острых болей, с ощущением доверия, что все происходит для трансформации, прогресса и будущей Реализации. Тело больше не беспокоится — оно совсем не беспокоится, оно совсем не мучится, оно даже не чувствует больше прикладываемого усилия, чтобы терпеть: есть улыбка.

Но проблески, внезапно, Истинной Вещи, это так чудесно, что… Только, разрыв между теперешним состоянием и Тем еще велик, и кажется, что чтобы То определенно установилось, надо, чтобы То стало естественным.

Вот так.

А как у тебя? С тобой ничего не происходило в эти дни?

Когда?… Их уже сорок один год!

Это только способ считать дни!

Сегодня?

Что-нибудь произошло с тобой с того времени, когда я видела тебя в последний раз? Ничего?

С точки зрения здоровья, получше? Или нет?

Все в порядке… Но у меня очень сильное впечатление, что я нахожусь в кольце угроз.

Угроз? Все время?

Да, так.

Однажды ты уже говорил мне об этом.

Это поверхностно, потому что как только я отхожу назад, то больше ничто не имеет значения. Но когда я нахожусь в теле, у меня совсем нет ощущения спокойствия. Я не знаю, почему.

Ты уже говорил мне об этом, и я смотрела… Это производит впечатление формации (которая, возможно, насчитывает довольно долгое время), которую ты должен был принять в какой-то момент, я не знаю, почему, и она осталась возле тебя. Но мне не кажется, что она соответствует какой-то истине. Я хорошо смотрела, часто смотрела, и никогда не видела, чтобы это было выражением истины. Я видела, что это то, что можно было бы назвать «враждебной формацией», которая не обязательно враждебна, но неблагоприятна. Но это не является выражением чего-то истинного. И в этом может быть дело: если бы ты смог иметь переживание ее нереальности, то есть, ее ложного характера, то это значительно бы помогло.

Но это что-то в самом низу, что не зависит от рассуждающего сознания. Потому что иначе это меня бы не беспокоило, я выше всего этого. Это только там, на материальному уровне.

Ты не знаешь, когда это началось?

Я думаю, что долгие годы я жил в драме, в трагедии, в несчастных случаях, так что есть старая привычка: это снова вернется. Впечатление, что вещи не могу происходить без драмы, без трагедии, без чего-то ужасного.

Да, должно быть, так.

Например, я очень сильно чувствую необходимость… Да, что-то ДОЛЖНО произойти — что-то должно произойти, измениться, открыться; что же, одновременно я сразу же чувствую, что должна произойти трагедия, чтобы это открылось, что ничто не может произойти без…

Это не верно. Это как раз то, что чувствует и это тело, как если бы оно не могло прогрессировать без страдания.

Это так.

Но это не верно, это не верно!

Да, этот вкус драм, который оправдывается тем, что участвуешь в драме. Но сейчас я стала ясно видеть: это участие является результатом молчаливого согласия, и это молчаливое согласие дает эту внутреннюю убежденность, и тогда все это порождает ту атмосферу, в которой разворачивается драма.

Но, ты знаешь, я имею часы, случается, что в течение часов что-то фиксируется, действительно концентрируется (в истинном смысле этого слова) на связи между Вечностью и Развертыванием. Все больше и больше приходит видение, уверенность, что это только ОДИН способ видения, приспособленный к нашему очеловеченному сознанию, и есть нечто вроде недвижимого восприятия (которое больше похоже на ощущение, чем на мышление), восприятия того, что есть — что есть на самом деле — это совсем другая вещь: это ни Развертывание, как мы его постигаем и воспринимаем, ни Вечность (сосуществующая Вечность, если можно так сказать), как мы можем ее понять. И по причине нашей неспособности по-настоящему ухватить Вещь нам трудно должным образом скомбинировать эти две вещи.

Я очень плохо передаю это на словах, но это не видение, в том смысле, что это не объективное восприятие: это вибрация, способ бытия, которым СТАНОВИШЬСЯ на несколько секунд, и в тот момент это становится понятно, но это невозможно выразить на словах.

Это странно; с точки зрения Истины это та проблема, которая сейчас решается. И когда концентрация становится очень острой и очень интенсивной, возникает нечто вроде внутренней вспышки, которая распространяется — распространяется — в интенсивности Любви. И тогда этот как ответ, но не на вопрос, потому что вопрос не формулируется, а на волю быть.

(долгое молчание)

Любовь — это уникальное, всевышнее средство манифестации.

И Манифестация автоматически подразумевает развертывание. И это представление (потому что все это сеть способ, каким человеческое сознание может приближаться к вещам), это представление вечной одновременности – вечной, сосуществующей одновременности — является совершенно неуклюжим и человеческим переводом состояние не-манифестации. Потому что Манифестация автоматически означает развертывание: без развертывания нет Манифестации. Но человеческое мышление, даже рассуждающее мышление, такое неуклюжее и детское; оно всегда путает два понятия: понятие развертывания и понятие непредвиденного и неожиданного; понятие развертывания и понятие «нового» творения, чего-то, что создано и чего раньше не было — все это такое… [Мать перемешивает свои бумаги на столе]. Ты видишь [смеясь], мои вещи протестуют!

В этой «проблеме» я жила эти последние дни. И, заметь, это вовсе не спекуляция высшего существа или существа, принадлежащего другим мирам, это субстанция физической жизни хочет знать свой внутренний, глубокий закон.

(молчание)

Это забавно: все ментальные построения, которыми люди пытались жить и которые они пытались реализовать на земле, приходят ко мне, вот так, со всех сторон, чтобы они стали упорядоченными, проясненными, чтобы они заняли свое место, выстроились, организовались, синтезировались. Так что ко мне приходят все так называемые «великие» проблемы, и сразу же появляется снисходительная улыбка, как глядя на первые шаги детей; но они появляются вовсе не с ощущением превосходства, ничего подобного, только с ощущением того, что используется инструмент, который не может решить эту проблему. И есть нечто вроде уверенности, глубоко в Материи, что решение находится ТАМ — это очень сильно, очень сильно. О! сколько шума, сколько шума — как тщетно вы пытаетесь! — спускайтесь достаточно глубоко внутрь, оставайтесь там достаточно неподвижными, и ТО будет. И вы не можете понять: надо только, чтобы это БЫЛО.

Вы не можете понять это, потому что вы используете инструменты, которые не могут понять. Но это не надо понимать: надо, чтобы это БЫЛО. Когда вы будете этим, тогда вы и будете этим, и все, не будет больше никаких проблем.

И все это там, на уровне земли.

Но все великие Школы, великие Идеи, великие Реализации, великие… и затем религии, это еще ниже; все это, о! какое ребячество!

И эта мудрость!… это почти клеточная мудрость (это лучше). Например, я смотрю на связь, которую я имела со всеми этими великими существами Надразума и еще выше, на эту связь совершенно объективную и прекрасно известную, которую я имела со всеми этими существами, и это внутреннее восприятие бытия вечной Матери — все это очень хорошо, но для меня это почти древняя история! Я, то, чем я являюсь сейчас, это ЗДЕСЬ, на уровне земли, в теле; это тело, это Материя; это на уровне земли; и, по правде говоря, это не очень-то беспокоится о вмешательстве всех этих существ... которые, в сущности, не знают ничего! Они не знают настоящей проблемы: они находятся там, где нет проблем. Они не знают настоящей проблемы — настоящая проблема находится здесь.

Забавно смотреть на религии и на всех богов, как на них смотрят… это как театральные представления. Это забавы; но это не то, чему можно научить себя, чтобы знать себя, совсем нет! Надо спуститься в самый низ.

И это, этот спуск в самый низ в поисках… но это не неизвестное, это не неизвестное — этот взрыв (это действительно как какой-то взрыв), этот чудесный взрыв Вибрации Любви, это… это воспоминание. И усилие, чтобы превратить эту память в активную реальность.

(молчание)

Возможно, это ощущение угроз является выражением сопротивления и злой воли всего, что не хочет измениться — это возможно. Это возможно. Все, что не хочет измениться, что существует через Ложь и для Лжи и что не хочет измениться. Это как внезапные боли тела: если посмотреть на них, то всегда видно что-то черное, как черная нить или черная точка — это что-то, что не хочет: «Я не хочу! Я не хочу, чтобы вещи менялись, я ДЕРЖУСЬ за свою Ложь.» Так что эта угроза может приходить от всего, что не хочет измениться.

В сущности, остается только улыбаться. И однажды это будет вынуждено измениться — ему надо дать достаточно времени, ему предоставлено достаточно «веревочек», за которые можно подергать, не так ли?

Вот, мой мальчик, с новым годом!

Не надо принимать их всерьез: они могут кричать, они могут протестовать, они могут ворчать, они могут угрожать, они могут проделывать с вами всевозможные трюки — они протянут только какое-то время, и когда пройдет это время, все будет кончено, вот и все. Нам надо только продержаться дольше них, это все. И очень легко продержаться, если прицепиться к тому, что Вечно: для этого даже не надо усилия. И это позволяет смотреть на все с улыбкой. 130

119 Афоризм 419: «Если ты не можешь заставить Бога любить тебя, заставь Его сражаться с тобой. Если Он не обнимает тебя как любящий, вынуди Его обнять тебя как борца.»

120 Возможно, Мать намекает на экстравагантные выходки американской молодежи.

121 Мать намекает на концлагеря.

122 Есть магнитофонная запись этой беседы.

123 Где показывались фильмы

124 Вот точный текст, как он был опубликован в августовском номере «Бюллетеня»: «Почему люди цепляются к религии? Религии основываются на верованиях, являющихся духовными переживаниями, сведенными на тот уровень, где их легко понять, но ценой интегральности их чистоты и их истины. Эра религий прошла. Мы вступаем в век универсальной духовности, духовного переживания в его изначальной чистоте.»

125 Есть магнитофонная запись этой беседы.

126 На следующий день, 16 октября, Китай первое испытание своей атомной бомбы.

127 Зять Хрущева, Алексей Аджубей, главный редактор «Известий».

128 Некоторые говорят о двух-трех миллионах лет. Первые позвоночные появились 400 миллионов лет тому назад, а первые млекопитающие, кажется, 60 миллионов лет тому назад.

129 Сатпрем предложил опубликовать в «Бюллетене» некоторые выдержки из последней беседы.

130 Есть магнитофонная запись этой беседы.