Агенда Матери

Мать

Агенда

Том 7

Май 1966

7 мая 1966

(По поводу цветка, который Мать назвала «Сила материального лечения:)

О! как я хотела бы, чтобы было так: я прикладываю свои руки вот так [Мать кладет свои руки на плечи Сатпрема], и они бы лечили! Ведь я чувствую такую силу в этих руках! Такую СОЗНАТЕЛЬНУЮ силу — ты понимаешь, сознательную: они вибрируют сознанием, светом и силой. Это должно лечить.

Это лечит меня. Если у меня есть боль или что-то не так, я прикладываю свою руку здесь или там, и тогда это уходит за одну-две минуты. Так что почему бы этому не лечить других?

Может быть, потому что тогда больше не было бы больных! [Мать смеется]

В сущности, это так. Мы говорим о супраментальном мире, но это просто мир, в котором истина будет подлинной. Это все, это просто.

Это верно.

*
* *

(Чуть позже, Сатпрем разбирает прошлые бумаги:)

Это старые беседы?

1964-го года.

С тех пор прошли века.

Но они очень полны и живы.

А?

Да, тот день, когда мы сможем соединить все это вместе, действительно отметит весь этот путь супраментальной йоги; это очень ясно, когда смотришь на это с расстояния. И понимаешь. Есть множество вещей, которые я сейчас понимаю лучше… Моя идея состоит в том, чтобы когда-нибудь пересмотреть все это и выделить всю суть, отмечающую твой путь.

Не лучше ли подождать, пока мы не достигнем конца?

Я не собираюсь делать это прямо сейчас, но это надо бы сделать… Нет-нет! Это полно смысла, это не «старо»!

Некоторые вещи становятся все более и более ясными, так что когда они станут ясными, мы сможем…

Да, но множество вещей, о которых ты говорила и которые раньше были для меня словно набросками, какими-то запинками, словно чем-то бесформенным, теперь, когда я смотрю на них с расстояния и с учетом того, что ты сказала позже, они внезапно обретают смысл, становятся наполненными смыслом.

Я знаю это.

Вот почему это хорошо, даже если это «незавершенная» стадия.

Например, есть отрывки, которые я написала в «Молитвах и Медитациях», некоторые из которых были изданы — я написала их в Японии, и когда я их писала, я совсем не знала, что они означают. Очень долгое время я не знала. И совсем недавно одна из этих вещей, всегда остававшаяся для меня таинственной, прояснилась, и я сказала себе: «Вот оно! Это совершенно ясно, вот что это означает.»

Значит, это было написано в небольшом пророческом духе, а я не знала об этом!

О! лучше не претендовать ни на что, ты знаешь. Нет ничего глупее, чем… Я вижу людей, которые громогласно вещают и пророчествуют, о! нет-нет-нет. Лучше БЫТЬ чем-то, не зная об этом, чем претендовать, что являешься этим.

Вот почему мне так отвратительна публичность.

Посмотрим «Савитри» [Мать берет свою тетрадь]

«Савитри» полна чудес, о! как это верно.

О чем идет речь?

Это все еще слова Смерти.

Ох, он продолжает… «он» продолжает: я не хочу, чтобы это был «он»! [Мать смеется] По-французски это ошибочно [смеясь]: это «он». 50

14 мая 1966

У меня странные глаза… Они становятся своеобразными.

Вот этот глаз [левый] видит необычайно ясно — необычайно ясно — почти яснее, чем раньше, но в уголке, вот здесь, в самом уголке есть словно маленький туман, совсем, совсем маленький, как игольное ушко — нет, как булавочная головка. Так что я не могу читать этим глазом. Вот этим [правым глазом] я могу читать, нет ничего [такого тумана, как в левом глазу], но он ослаблен: нет и половины ясности левого глаза. Но левый глаз, это невероятная ясность! Вот так. Так что я привыкла читать с лупой [правым глазом], и так и повелось; но когда я смотрю на фотографию через лупу, фотография начинает обретать три измерения [жест – словно фотография становится объемной и растет в объеме], то есть, я вижу человека не в цвете, но живым, картинка оживает. Фотография обретает три измерения, и человек движется. Я смотрю на фотографию через лупу и вижу движущегося человека.

С левым глазом, о! есть необычайная точность, но я не могу им читать, потому что… (и я все же могла бы им читать, это идея, просто такое впечатление) есть совсем маленькое облачко в уголке, вот здесь. Там нет ничего [смеясь], у меня нет катаракты! Было время, когда это облачко было гораздо больше, и я показывала этот глаз доктору (давно, два года тому назад), я показывала его доктору, и он сказал, что это было внутри: это не на поверхности глаза, это внутри. Но сказал мне: «Это не уйдет.» Я повторила за ним «А! это не уйдет!» — Через полгода это ушло, полностью ушло. Вернулось совсем немного — вернулось, но еще уйдет!

Но это странные вещи, как если бы кто-то забавлялся, ставя эксперименты с моими глазами.

Я вижу странным образом — странным.

И лупа становится бесполезной.

(молчание)

Но все-все становится странным. Словно есть две, три, четыре реальности [жест наложения] или видимости, я не знаю (но это скорее реальности), одна за другой или одна в другой, вот так, и за несколько минут это меняется [жест — как если бы одна реальность раздувалась, чтобы выйти за пределы другой реальности и занять ее место], как если бы целый мир был там, внутри, и внезапно бы выходил оттуда. Когда я нахожусь в покое, есть маленькое… не движение, я не знаю, что это: это похоже скорее на пульсации, и, в зависимости от случая, бывают различные переживания. Например, обычные дела занимают обычное время, когда не происходит ничего необычного, и есть точное ощущение времени, которое они занимают; тогда мне «дают» следующее переживание, касающееся того же самого дела, делаемого тем же образом, которое в первый раз делалось за обычное время, а теперь, когда я нахожусь в другом состоянии (то есть, кажется, что сознание перемещено в другое место), все дело занимает секунду! — точно то же самое дело: привычные жесты, повседневные дела, самые обычные дела. А затем, в другой раз (и я не стремлюсь к этому, я здесь ни при чем: меня СТАВЯТ в это состояние), в другой раз меня ставят в другое состояние (для меня нет большой разницы в этих состояниях, это словно малейшие различия в концентрации), в котором то же самое дело, о! тянется очень-очень долго время, кажется, что оно никогда не кончится! Например, просто сложить полотенце (не я делаю это), кто-то складывает полотенце или убирает бутылку, совершенно материальные и совсем привычные дела, не имеющие никакого психологического значения; кто-то складывает полотенце, лежащее на полу (я привожу пример): проходит обычное время, которое я воспринимаю внутренним образом; это обычное время, когда все идет обычно, то есть, привычно; а затем, я нахожусь в определенной концентрации и… нет даже времени заметить, как это сделано! Я нахожусь в другом состоянии концентрации, с самыми минимальными отличиями от прежнего состояния концентрации, и это все не кончается! Такое впечатление, что на это потребуется полчаса!

Если бы это произошло только один раз, я бы сказала «ну и что», но такое упорно и регулярно повторяется, как когда кто-то хочет чему-то научить. Какая-то настойчивость и регулярное повторение, словно кто-то хотел бы чему-то научить.

Кроме того, часть ночи я провожу в определенном состоянии сознания (вообще, чаще всего, почти каждую ночь с Шри Ауробиндо). Но это не просто «вот так», это не просто по случаю или по привычке, это не так: это обучение, и вещи предстают тем или иным образом словно для того, чтобы заставить меня понять что-то. Но [смеясь] я чрезвычайно глупа! Поскольку ум не работает, я ничего не понимаю — я просто наблюдаю. Я наблюдаю, свидетельствую, констатирую что-то, но я не делаю выводов, так что мне снова показывают то же самое. И это следует, да, следует некоторой линии переживания. Знаешь, я могла бы сказать, что это демонстрация, повторяющаяся для кого-то столь же глупого, как и я, чтобы показать мне, какая разница в сознании между тем, чтобы быть в теле и не иметь тела.

Кажется, это так.

Но это повторяется в малейших деталях и с настойчивостью: ты знаешь, так же учат животных или совсем маленьких детей (!), так же, повторяя.

Например, позавчера (не в прошлую, а позапрошлую ночь) я была с Шри Ауробиндо, и Шри Ауробиндо принял ту внешность, как он выглядит на фотографии, сделанной в то время, когда он был молодым, с длинными волосами: фотография «анфас», на которой у него светлое лицо и очень темные волосы. Он был таким — он БЫЛ таким, это не образ: он БЫЛ таким. И мы что-то рассматривали, о чем-то говорили (мы говорим не много, но все же), смотрели на что-то, как вдруг я увидела, что все его лицо стало вот так коробиться [жест: как если бы его лицо сморщивалось]. Обычно его лицо очень спокойное и улыбающееся; а теперь вдруг оно все покоробилось, и затем он опустился на какое-то сиденье, стоявшее позади него. Тогда я посмотрела на него, и он сказал: «О! как они искажают все. Посмотри на этого “приятеля”, как он все искажает.» Затем, почти сразу же, пришло время мне просыпаться, и я поднялась. И я сказала себе [смеясь]: «Я думала, что в том состоянии никто не коробится!» Затем сегодня я услышала, что А, бывший ранее здесь, но затем уехавший заниматься политикой [в Бенгали], говорил от имени Шри Ауробиндо, мой мальчик! он делал политические заявления. И это я и видела. Это было не так, что Шри Ауробиндо был раздосадован: образ его лица был образом того, что делали другие! 51 [Мать смеется]… Как объяснить это? Это очень странно, не так ли. Это было образом того, что эти люди делают с его учением, это не было выражением его чувств. Ведь то, что происходит здесь, что мы описываем, это такое грубое, лишенное изящества, топорное, как плохо высеченная статуя: неотесанное, топорное, утрированное; и это искажается ощущением отделения, порождаемым эго. Тогда как там, я не знаю, как объяснить это, там все едино, есть только одна вещь, принимающая всевозможные формы [Мать охватывает свои руки одну в другую и поворачивает их вместе] чтобы выразить что-то, но не так, что один центр говорит, другой видит, а третий понимает; это не так, это… [тот же жест], это все ОДНА невероятно податливая субстанция, которая приспосабливается ко всем движениям и ко всему происходящему, выражает все, что происходит, без отделения. И тогда это оставляет меня в одном состоянии, которое часами длится утром, когда я нахожусь в этом мире [здесь] и все же я не здесь. Потому что… я чувствую не так, как чувствует мир. Это очень странно.

Вчера я все утро оставалась так, в очень странном состоянии, и было словно так, как если бы это состояние хотело, чтобы я запомнила, и это оставило меня только тогда, когда я сказала (я «сказала», не знаю, кому я сказала, но я сказала), что я расскажу тебе об этом сегодня. Тогда мне было позволено возобновить контакт с повседневной жизнью.

Есть нечто как влияние наставника, того, кто знает, или сознания, которое знает и преподносит мне уроки; и я не вижу никого, не чувствую никого, но это так. Это очень-очень странно.

А! перейдем к «Савитри».

Хочешь мне что-то сказать? [Смеясь] Кажется, я поставила тебя в полное недоумение!

Нет, ты говоришь, что не делаешь выводов, но я пытаюсь делать выводы!

О, выводы, я не знаю.

В итоге, это сознание Вечности учится входить во Время, в Материю?

Да, это идея, возможно, это так!

Когда-нибудь мы точно увидим, поймем.

*
* *

(Мать читает несколько строчек, в которых Смерть высмеивает все человеческие верования, представления, философии, изобретения…)

И всемогущие науки тщетно

Учат, из чего сделаны солнца,

Как превращать все формы на потребу их внешних нужд,

Как оседлать небо и бороздить моря,

Но они не учат их, кто они такие или откуда они взялись… 52

Здорово, нечего сказать!

Мне нравится это:

Как оседлать небо и бороздить моря,

Но они не учат их, кто они такие или откуда они взялись…

Это монумент пессимизма.

Но это верно, к сожалению, это верно! Единственно, чего-то не хватает; того, что скажет она [Савитри]. Или она ничего не говорит?

Наверняка она еще ответит.

Но она не закроет ей рот… Это трудно.

Но ведь это «Он»! 53

На днях у меня было необычайное переживание, в котором всевозможные пессимистические аргументы, все отрицания, опровержения приходили со всех сторон, представленные всеми людьми. И тогда те, кто верили в присутствие Бога или чего-то такого — чего-то более могущественного, чем они, и правящего миром — пришли в ярость, подняли ужасный бунт: «Но я не хочу этого! Он портит всю нашу жизнь, он…» Это был ужасный бунт, идущий со всех сторон и сбрасывающий вагоны обвинений на Божественное с такой силой асурической реакции. Я была там [как если бы Мать находилась посреди сражения], я посмотрела: «Что же делать?…» Ведь было невозможно ответить, это было невозможно, не было ни аргумента, ни идеи, ни теории, ни соображений, ничего-ничего-ничего, чем можно было бы ответить на это. На протяжении секунды было такое впечатление: ничего не поделаешь. А затем, вдруг… вдруг… Это неописуемо [жест полного отказа]. Был неистовый бунт против того, как все устроено, и во все это было примешано: «Пусть этот мир исчезнет, пусть ничего больше не останется, пусть его больше не будет!» Все это, по сути, бунт; все это нигилистический бунт: чтобы ничего больше не осталось, чтобы все прекратило свое существование. Это достигло пика напряжения, и как раз на пике напряжения, когда складывалось впечатление, что нет решения, вдруг… surrender [сдача]. Это было даже сильнее сдачи — это не было отречением, не было самоотдачей, не было принятием, это было… это было что-то гораздо более радикальное, и в то же время гораздо более сладкое. Не могу сказать, что это было. Это сопровождалось радостью и вкусом отдачи, но с таким ощущением полноты!… Как ослепительная вспышка, ты знаешь, внезапно так: сама суть сдачи, Настоящая Вещь.

Это было… это было такой мощной и такой чудесной, такой великолепной радостью, что на секунду тело затрепетало. А затем это ушло.

И после этого, после этого переживания, все это, весь этот бунт, все отрицание, все это было словно сметено.

Если бы можно было сохранить это, это переживание, хранить его постоянно — оно там, оно всегда там, оно там, кончено же, но мне надо остановиться, чтобы чувствовать его. Мне надо остановиться — перестать говорить, двигаться, действовать — чтобы чувствовать это в его полноте. Но если бы это было здесь ДЕЙСТВЕЕННЫМ… это было бы Всемогущество. Это означает мгновенное становление «Тем».

За последнее время было два дня (с того времени, как я видела тебя в последний раз), два дня… особенно четверг, день, когда приходил павлин 54 … Павлин весь день воспевал победу (я видела его вечером, он приходил на террасу увидеться со мной, это было так мило!)… Два дня, два очень-очень трудных дня. После этого очень прочно установилось что-то вроде чувства, что нет ничего невозможного — нет ничего невозможного [Мать указывает на Материю]. То, что мысль знала давно, что сердце знало давно, что все внутреннее существо знало давно, сейчас тело знает это: нет ничего невозможного, все возможно. Здесь внутри, здесь внутри [Мать хлопает по своему телу] все возможно.

Исчезли все невозможности, созданные материальной жизнью.

Надо иметь силу — силу всегда нести в себе это. 55

18 мая 1966

(После того, как Сатпрем прочел несколько первых отрывков из «Саньясина»)

Мне нравится твой стиль письма.

Это дает отдых.

Но когда пишешь роман, его надо выстраивать, то есть, надо приводить массу бесполезных вещей, чтобы достичь определенных точек, вот что утомительно! Надо привести массу этих никчемных вещей только для того, чтобы затем снести их.

Твой текст вводит в область красивой формы, гармоничной формы, это дает хороший отдых.

Этот материальный ум — который сейчас организуется, учится молчать, учиться молиться — имеет нечто вроде спонтанной потребности, или спонтанного стремления к красоте, к красивой форме. Я вижу это ночью, потому что его потребность выражается в некоем обрамлении и с событиями — встречами и событиями — и обрамление всегда чрезвычайно широкое и прекрасное, очень гармоничное. И утром, когда я выхожу из этого, я вижу прогресс, направление развития; что же, есть нечто вроде спонтанной потребности в красивой форме.

Как раз сейчас, слушая тебя, он вдруг расслабился, успокоился в удовлетворении: «А! наконец-то…» И это совсем не ментальное: это… (как сказать?) гармония формы.

Музыка приносит ему огромное благо — но не классическая музыка, не музыка, подчиняющаяся ментальным правилам. Нечто, что выражает внутренний ритм, гармонию внутреннего ритма… Не много такой музыки.

И то же самое относится и к словам. Звук слов сразу же дает отдых.

Перечтешь мне это? Прочти мне снова. 56

(Сатпрем кивает головой)

*
* *

Чуть позже

Ты слышал о наркотиках 57 ?… Видел картинки?… Я видела картинки… Люди совершенно беззащитно ввергаются в самый низкий витал и, в зависимости от своей природы, это либо отвратительно, либо кажется им чудесным. Например, материал подушки или сиденья вдруг наполняется чудесной красотой. Такое длится два-три часа. Естественно, в это время люди совсем сходят с ума. И беда в том, что они называют это «духовным переживанием», и никто не скажет им, что это не имеет никакого отношения к духовным переживаниям.

Здесь есть один итальянец, которого я видела на днях с его женой (его жена мила; у нее длинные волосы и вокруг нее мистическая атмосфера… так сказать «мистическая»: это мистика театральной сцены). Они не очень-то заинтересовали меня, но они собирались остаться здесь на три-четыре месяца. И сегодня он написал мне по-французски письмо. В этом письме много чего намешано; прежде всего, он говорит, что имел здесь переживание — эти люди ужасны, мой мальчик, как только они имеют малейшее переживание, они пугаются! так что, естественно, все останавливается. Но это другой вопрос. Здесь же, в связи с этим, он принял наркотик и описывает его действие [Мать показывает отрывок из письма]:

«Во второй раз, приняв обычную дозу ЛСД, я имел ужасные видения, стены моей комнаты ожили тысячами скверных безнадежных лиц, которые преследовали меня до самой ночи…»

Вот так.

И это продолжается. Затем он говорит, что имел здесь переживание, и это его испугало.

Но, как бы там ни было, это для меня еще одно доказательство… Я видела картинки в журнале “Life” (там были фотографии): такое впечатление, что входишь в сумасшедший дом. Но он, он имел переживание, это доказывает, что его витальное существо… Ведь все это образы, записанные в подсознательном (образы мыслей, образы ощущений, образы чувств, записанные в подсознательной части), становящиеся объективными: они поднимаются к поверхности и становятся объективными. Так что это дает точную картину того, что творится внутри вас!

Например, если вы чувствуете или думаете, что кто-то скверный, нелепый или не любит вас, если у вас, как бы там ни было, есть мнения такого рода, тогда обычно это всплывает во сне; но в этом случае [наркотики] не то же самое, и все же вы грезите! Это греза приходит, чтобы поиграть в вашу игру: все, что вы думали, приходит к вам в форме этих грез. Так что это просто знак: если вы видите улыбающиеся, приятные, красивые образы, значит, внутри вас все достаточно хорошо (на витальном уровне), а если вы видите ужасные и скверные лица, либо что-то подобное, это значит, что ваша витальная часть не очень-то красивая.

Да, но нет ли в этом чего-то объективно от витального мира, в котором такие видения не имеют ничего общего с нашим собственным подсознательным?

Да, есть такое, но оно не носит того же характера.

Не носит того же характера?

Невозможно узнать это, пока не окажешься ПОЛНОСТЬЮ СОЗНАТЕЛЬНЫМ в витальном мире: сознавая собственное витальное существо, будучи сознательным в витальном мире в той же степени, как вы сознательны в физическом мире. То есть, чтобы узнать это, надо пойти туда сознательно. Тогда это уже не сон или греза, это не носит такого характера: это носит характер деятельности, переживания, это совсем по-другому.

Ведь есть и миры витального, в которых нас преследуют… ужасные миры, миры пыток и травли, не так ли?

Это на 90% субъективно.

90% субъективно. Регулярно, в течение более года, каждую ночь в одно и то же время и одним и тем же образом, я входила в витальный мир, чтобы делать там особую работу. Это не было результатом моей собственной воли: мне было предначертано делать это. Я просто должна была делать это. Тогда, к примеру, вот как часто описывают этот вход в витальный мир: в проходах стоят некие существа-«стражи», препятствующие вам пройти (об этом много говорится в книгах, посвященных оккультизму). Что же, из опыта я знаю (не проходящего опыта: повторяющегося и усвоенного опыта), что это противостояние или недоброжелательность на 90% психологическое, в том смысле, что если вы не ожидаете ничего плохого и ничего не опасаетесь, или в вас нет ничего, что боялось бы неизвестности, нет ничего из этих движений дурного предчувствия и т.д., тогда это как тень на картине или проекция образа: это не имеет конкретной реальности.

Я провела одно-два настоящих сражения в витальном мире, да, это было, спасая кого-то, кто сбился с пути. И два раза я получала удары, так что утром по пробуждении появлялась отметка [Мать указывает на свой правый глаз]. Что же, в обоих случаях я знала, что во мне был не страх (у меня там никогда нет страха), но было… это из-за того, что я ожидала этого. Идея, что «это может произойти» и мое ожидание такого и навлекли на меня эти удары. Я знала это определенным образом. И если бы я находилась в том, что можно назвать моим «обычным состоянием», состоянием внутренней уверенности, это не могло бы меня коснуться, просто бы не могло. А у меня это опасение было из-за того, что мадам Теон потеряла один свой глаз в витальном сражении и сказала мне об этом, так что [смеясь] это дало мне идею, что такое возможно, поскольку с ней это произошло!… Но когда я нахожусь в моем сознании (я даже не могу говорить так, это не мое «личное»: это способ бытия), когда находишься в истинном способе бытия, это НЕ МОЖЕТ затронуть.

Это как переживание встречи с врагом, когда вы хотите ударить его, а удары не достигают его, и все, что бы вы ни делали, не имеет эффекта — это всегда субъективно. У меня были все доказательства, все доказательства.

Но тогда что же объективно?

СУЩЕСТВУЮТ миры, СУЩЕСТВУЮТ существа, СУЩЕСТВУЮТ силы, у них есть собственное существование, но я имею в виду, что форма их связи с человеческим сознанием зависит от самого человеческого сознания.

Это то же самое, что и с богами, мой мальчик, то же самое! Все эти существа Надразума, все эти боги, связь с ними, форма этих связей, зависит от человеческого сознания. Вы можете быть... В писаниях говорится: «Человек — это скот для богов» — но это так только если человек ПРИНИМАЕТ роль скота. В сути человеческой природы есть превосходство над всеми вещами, и это является спонтанным и естественным, когда не искажается определенным числом идей и так называемого знания.

Можно сказать, что человек является всемогущественным господином всех состояний бытия своей природы, но он позабыл об этом.

Его естественное состояние — быть всемогущественным, но он позабыл об этом.

В этом состоянии забвения все становится «конкретным», да, в том смысле, что можно получить отметку на глаз (это может выражаться и так), но это из-за того… из-за того, что вы позволяете происходить этому.

То же самое относится и к богам: они могут править вашей жизнью и могут немало вас мучить (но могут и немало помогать), но их власть НАД ВАМИ, человеческими существами, это та власть, которой вы их наделяете.

Это то, что я постепенно усваивала в течение ряда лет. Но сейчас я в этом уверена.

Естественно, в ходе эволюции было необходимо, чтобы человек позабыл о своем всемогуществе, потому что оно просто распирало бы его от гордыни и суетности, так что было бы совершенно искажено, и человеку надо было дать ощущение, что есть много чего более сильного и могущественного, чем он сам. Но, по сути, это не верно. Это возникло лишь по необходимости в ходе эволюции.

Человек — это потенциальный бог. Он считал, что был воплощенным богом, Ему надо было усвоить, что он был совсем ничем, только бедным маленьким червем, копошащемся на земле, так что жизнь все обтесывала его всевозможными способами, чтобы он… не понял, но, по крайней мере, немного почувствовал это. Но как только человек занимает правильную позицию, он знает, что является потенциальным богом. Единственно, он должен стать им, то есть, превзойти все, что не является им.

Эта связь с богами чрезвычайно интересна. Пока человек ослеплен, восхищается их могуществом, красотой, реализациями этих божественных существ, он — их раб. Но как только он сознает, что они являются лишь способами бытия Всевышнего и ничем большим, и что сам человек тоже является одним из способов бытия Всевышнего, которым он должен стать, тогда его связь с богами становится совсем другой, и он больше не их раб — он НЕ является их рабом.

В сущности, единственная объективность — это Всевышний.

Да, ты правильно сказал, мой мальчик. В этом все дело. Совершенно верно.

Если брать слово «объективность» в смысле «реального, независимого существования» — реального, независимого само-существования — тогда есть только Всевышний. 58

*
* *

Сатпрем готовится уйти:

Надо ли мне дожидаться, когда ты закончишь книгу, чтобы услышать ее?…

(Сатпрем делает гримасу)

Знаешь, когда я слушала, как ты читаешь книгу, было так, как если бы я лежала, растянулась на чем-то, что двигалось вперед очень нежно и очень ровно, с ощущением очень светлой и гармоничной атмосферы.

Это непосредственное воздействие, которое она оказывает на меня.

Воспитание нового ума. Было бы хорошо, если бы он стал инструментом прекрасного!

Да, но трудно тянуть вдохновение!

(Мать смеется)

22 мая 1966

(Сатпрем случайно натыкается на заметки Матери в груде бумаг)

[Смеясь] Они повсюду! здесь и там, там… Шри Ауробиндо однажды (думаю, это было в 1920 г.) сказал мне: «Ох! Они привели в порядок мою комнату, так что я больше не могу ничего найти!» А они сказали, что бумаги лежали повсюду: на его кровати, на креслах, на столе, в ящиках, на полках; повсюду были бумаги, разные заметки. Но он точно знал, где что находилось. Так что, с их точки зрения, они «навели порядок», они все разложили — а он больше не мог ничего найти! Это было очень забавно. Я предложила ему: «Хочешь, я приберусь в твоей комнате? Я ничего не трону.» — «А, если ты ничего не тронешь…» [Мать смеется] Так что я оставила все бумаги там, где они были: на кровати, на кресле, на столе, на полках! Я вытирала полку, и там в одной книге нашла деньги. Я сказала ему (думая, что он забыл об этих деньгах): «Я нашла в книге… сто, двести рупий» (не помню точно, сколько именно; одни банкноты были в одном месте, другие – в другом.) Он мне ответил: «Да, я вынужден прятать их, иначе они возьмут их у меня!» [Мать смеется]

Но от меня трудно спрятать!

Ведь я инстинктивно пошла к полке, взяла книгу, открыла ее и нашла в ней деньги. Так что я предложила ему: «А не доверишь ли ты мне свои деньги? я их сохраню.» Он согласился: «Да, так будет проще.» Но за год я нашла среди его книг три тысячи рупий, здесь и там! Я сказала ему [смеясь]: «Смотри, это приносит свои плоды!» 59

*
* *

(Затем Сатпрем читает Матери довольно длинный текст, и к концу чтения он оказывается совершенно утомленным)

Ты устал?

Меня словно покинули все витальные силы.

(долгая освежающая

концентрация)

Тебе надо пойти отдохнуть.

Теперь все в порядке! Но, непонятно почему, силы очень быстро покидают меня.

А ночью ты отдыхаешь?

Да-да, превосходно! Только странно то, что как только я делаю какое-нибудь усилие, это словно…

Ты не можешь.

Да, но почему?

Потому что мы находимся в очень остром периоде трансформации, очень остром. Так что, когда одна нога на земле, а другая – в воздухе, это не время для…

Бывают такие периоды. Они длятся не очень долго, но могут растягиваться и на два-три месяца. Затем они кончаются. Потому снова наступают такие периоды. В таких случаях надо оставаться очень спокойным.

Но я заметил, что когда я делаю что-то материально — небольшое дело — получается словно так, что на эту работу уходят огромные витальные силы, и после этого я совершенно утомлен, хотя ничего и не сделал! Как так получается, что уходит эта витальная сила?

Так получается из-за того, что вся витальная сила уходит на то, чтобы поддерживать тело в равновесии в период трансформации. Это то, что я назвала «сменой правления», это период трансформации. И в ходе этой смены, что же, вся витальная сила нацелена на то, чтобы поддерживать равновесие тела, чтобы не произошло «опрокидывания». Отсюда и трудности.

Надо оставаться очень спокойным и делать только то, что совершенно необходимо.

В обычной жизни люди, не зная этого, тратят попусту огромные витальные силы, без причины. Что же, мы больше не имеем права так делать, поскольку, как я уже сказала, витальная сила концентрируется на том, чтобы удерживать тело в равновесии.

Это очень, очень распространенное состояние для тех, кто… скажем, не делает йогу, а для кого йога делается. И она делается… (как сказать?) почти без их ведома — все, что ставит их в пригодное состояние, это прежде всего, стремление, а затем доверие. Эти две вещи: доверие, вера в то, что работает Божественное сознание, а затем стремление к трансформации. Это все, что необходимо. И работа делается. Но эта работа подразумевает, конечно же, не потерю равновесия, а смену состояния равновесия. Смещение баланса. И чтобы перейти из одного состояния равновесия в другое, надо держаться достаточно спокойно. Но эта трудность, о которой ты говоришь, возникает у меня ежеминутно.

У людей, не знающих об этом (их много, почти все не знают), возникает впечатление, что они больны. Но это не болезнь: это смена состояния равновесия, что принимает всевозможные формы в зависимости от характера, природы каждого человека. Так что, когда вы не придаете этому внимания и теряете равновесие, возникает что-либо, что выражается в том, что доктора называют «болезнями», но если бы у меня было время позабавиться, я поспрашивала бы их, и они вынуждены были бы признать, что каждый случай индивидуален — каждый случай: нет двух одинаковых случаев. Они говорят: «Да, это похоже на то, или это похоже на это, или это похоже на вон то.» А это не что иное, как переход от старого тысячелетнего состояния равновесия к новому состоянию равновесия, еще не установившемуся, и при переходе от одного к другому… надо уделять этому внимание, вот и все. Очень, очень крепко ухватиться за всевышнюю Гармонию. 60

25 мая 1966

(По поводу беседы от 18 мая, на которой Мать сказала, что 90% видений и снов на витальном, и даже на более высоких планах, субъективны)

Все же что-то непонятно в этой почти полной субъективности.

Что же?

Спрашиваешь себя, что же истинно, с чем же на самом деле сталкиваешься? Не является ли все это плодом воображения?… Это несколько беспокоит.

Но когда имеешь позитивное переживание единственного и исключительного существования Всевышнего, и что все является лишь игрой Всевышнего в Нем самом, тогда вместо беспокоящего или неприятного или затруднительного ощущения возникает, напротив, ощущение какой-то полной надежности, безопасности.

Единственная реальность — это Всевышний. И все это — игра, в которой Он играет сам с собой. Я нахожу это скорее гораздо более утешительным.

И, прежде всего, только это дает уверенность, что мир может стать чем-то чудесным, иначе…

Это тоже полностью зависит от занимаемой нами позиции. Полное отождествление с игрой как таковой, как с чем-то самосуществующим и независимым, необходимо, вероятно, прежде всего, для того, чтобы играть в эту игру так, как следует. Но наступает момент, когда достигаешь действительно такой отстраненности, такого полного отвращения ко всей лжи существования, что все становится нетерпимым, если не смотреть на все как на игру Господа в Нем самом, для Него самого.

И тогда чувствуешь такую абсолютную и совершенную свободу, благодаря которой самые чудесные возможности становятся реализуемыми: становится реализуемым самое возвышенное, что только можно вообразить. 61

(Мать входит в состояние созерцания,

затем открывает «Савитри»)

And Earth [shall] grow unexpectedly divine 62

[И Земля неожиданно станет божественной]

Это утешение…

(молчание)

Ты видишь, наступает момент, когда можно терпеть самого себя и жизнь только в том случае, если принимаешь позицию, что Господь является всем. Видишь, сколькими вещами Он обладает: Он играет со всем этим — Он играет, Он играет… в смену позиций. И когда ты видишь это, все это, чувствуешь безграничное чудо, и каким бы ни был объект самого чудесного стремления, все это совершенно возможно, и будет даже превзойдено. Тогда ты утешаешься. Иначе это существование… безутешно. Но если занимать ту позицию, оно становится прелестным. Когда-нибудь я скажу тебе это.

Когда есть ощущение нереальности жизни — нереальности этой жизни — по сравнению с реальностью, которая есть за пределами этой жизни, но одновременно и ВНУТРИ жизни, тогда… ах! да, наконец-то, ТО истинно — наконец-то ТО истинно и заслуживает быть истинным. Это реализация всего самого великолепного, самого чудесного, всего этого, да, реализация всего самого блаженного, самого прекрасного, это да, а иначе…

Ты понимаешь.

Вот чего я достигла.

И тогда у меня возникает ощущение, что одна моя нога здесь, а другая — там, и это не очень-то приятно, потому что… потому что хотелось бы быть только Тем.

Сегодняшний способ бытия — это прошлое, которое действительно не должно больше существовать. Тогда как другой способ, ах! наконец-то! наконец-то!… вот для чего существует мир.

И все остается столь же конкретным и столь же реальным — оно не становится туманным. Все столь же конкретно, столь же реально, но… но оно становится божественным, потому что… потому что все ЕСТЬ Божественное. Это играющее Божественное.

Вот так, мой мальчик. 63

28 мая 1966

(Мать кладет голову на руки и выглядит утомленной)

Все в порядке?

А ты не устала?

Нет, это хуже, чем усталость, хуже…

Идет вся эта работа по выравниванию [баланса тела], она стала очень-очень трудной, очень трудной [Мать делает жест растирания].

Я практически не могу есть, я заставляю себя, иначе я бы только пила. И дело не в животе, не в этом, это… [тот же жест растирания].

Я не чувствую себя уставшей, но уже давно появилось и нарастает ощущение (в последние дни оно стало очень острым), что я иду, продвигаюсь вот так [жест неустойчивого равновесия], что малейший неверный шаг — и я свалюсь в пропасть. Я словно балансирую на грани двух пропастей.

И это то, что происходит в клетках тела. В этом нет ничего от нравственности или морали, совсем другое ощущение.

Надо все время быть бдительной. Малейшая слабина… катастрофична.

(долгое созерцание)

Итак, увидимся в четверг? Что же, надеюсь, что это кончится, что я выйду из этого состояния!

Утешение в том, что действие Всевышнего становится все более и более ясным и очевидным. Ты видишь, я как частичка… [Мать делает жест в углублении Руки] как сказать?… как пылинка, но эта пылинка страдает, вот что досадно. Очень ощутимо. Но игра становится все более и более ясной [в материи], с необычайной точностью и необычайной силой. В этом утешение.

Не будем беспокоиться об этом.

50 Во французском языке слово «смерть» [mort] имеет женский род.

51 Уместно припомнить то видение Матери, в котором она видел Шри Ауробиндо, обмотанного бинтами, и эти бинты отмечали все «купюры», которые редакторы Ашрама делали в его работах.

52 And sciences omnipotent in vain

By which men learn of what the suns are made,

Transform all form to serve their outward needs,

Ride through the sky and sail beneath the sea,

But learn not what they are or why they came…

“Savitri”, X.IV.644

53 Сатпрем подразумевает, что Смерть является маской «Его», Всевышнего.

54 Это павлин Сатпрема, который сбежал и провел весь день на дереве над Самадхи и на террасах Ашрама (павлин является символом победы).

55 Есть магнитофонная запись этой беседы.

56 Магнитофонная запись начала этой беседы не сохранилась.

57 Речь идет о ЛСД, производном лизергиновой кислоты.

58 Есть магнитофонная запись этой беседы, за исключением начала и конца беседы, касающегося «Саньясина».