Мать
Агенда
Том 8
Сентябрь 1967
3 сентября 1967
(По поводу пляжа Ауровиля, куда Сатпрем теперь обычно ходит на вечернюю прогулку. Пляж находится примерно в семи километрах от Пондишери.)
Я нахожу, что атмосфера там другая.
Там?… Она чудесная.
Да, но атмосфера совсем другая, я не знаю, в моем ли это сознании.
Чего-то не хватает? Это [атмосфера Матери] не доходит туда?
Я не знаю, но я не чувствую себя «укутанным» как здесь.
Когда Шри Ауробиндо был здесь, и я выходила, я чувствовала его атмосферу до озера 154 . Затем, если я шла дальше, атмосфера становилась все тоньше, пока не сходила на нет.
Но я думала, что там…
Я не знаю, это мое впечатление; может быть, это очень субъективно, но у меня нет того же ощущения комфорта, если угодно.
Ведь теперь произошло такое накопление, такое громадное, ты знаешь! Я всегда удивляюсь, что ничего ни с кем не случается. Так что, естественно, восприимчивые и чувствительные люди должны чувствовать большую разницу… Это стало действительно почти конкретным, ты знаешь, вот так [жест сжатого кулака]. Сама я чувствую разницу.
Может быть, это.
*
* *
(Снова об этой мадам-христианке, пытающейся войти в близкий контакт с Ашрамом)
Ты видел ее?
О, да… Кое-что изменилось. В последний раз, когда я виделся с ней, я ясно воспринимал, что она опутана чем-то… что казалось очень восприимчивым, но на самом деле было полностью замкнутым в своей структуре.
Да, это так.
А на следующий день она написала мне письмо. И когда я его прочел, у меня возникло впечатление, что я прикоснулся ко Лжи, к Асуру. Ты знаешь, к НАСТОЯЩЕЙ Лжи, то есть, той, которая захватывает свет и превращает его в ложь.
Да, это верно.
Я действительно сказал: «Это Ложь». И у меня была очень странная реакция: я вдруг захотел взять это письмо, воткнуть в него нож и сжечь его.
Смотри-ка, это интересно!
Я не сделал этого, потому что подумал, что это, может быть, причинит ей вред.
У меня тоже было впечатление Лжи. 155
И, что забавно, когда я получил и прочел это письмо, а затем в мою комнату вошла Суджата, то через пять минут она вдруг быстро вышла из комнаты. Спустя полчаса она сказал мне: «Что это у тебя в комнате? Я вдруг выбилась из сил как после двенадцатичасовой работы.»
Ты видишь.
А потом?
Я написал ей письмо, в котором сказал: «…Вы сами должны смотреть и чувствовать. Если вы удовлетворены религиозным переживанием, даваемым христианством, тогда я не вижу, зачем мне отговаривать вас. Каждый идет своим путем, который считает хорошим для себя. Если бы вы пришли и сказали мне: «Я ищу чего-то иного», тогда, может быть, я смог бы сделать что-то, чтобы помочь вам. Но до тех пор я действительно ничего не могу сделать для вас, и все слова бесполезны. Вы сами должны чувствовать и видеть.
Очень хорошо, превосходно, действительно. Это то, что ей надо было услышать… Они все одинаковы, они хотят «пользоваться» другими, ты знаешь. И это действительно ложь.
Это письмо очень хорошо.
(молчание)
Эти позиции всегда кончаются кризисом.
У нас здесь была одна француженка, она приехала из Дордони и взяла здесь другое имя: ее назвали Ниведитой. Она была полна большого энтузиазма, была очень предана, но одновременно она оставалась большой христианкой, и она пыталась совместить и то, и другое. И, конечно же, здесь это создавало ей внутренние трудности, и однажды, не знаю почему, она пошла на исповедь — и тогда произошло крушение. Она была в отчаянии, крах. Я сказала ей: «Лучше бы тебе отсюда уехать.» И она уехала. Она вернулась во Францию, и оттуда еще написала мне несколько отчаянных писем, а затем умерла.
Так что, чем больше они приближаются ко мне, тем труднее становится их проблема. Лучше бы… Эта мадам должна делать внешнюю работу. Я не приветствовала бы ее сближение с нами, поскольку однажды она столкнется с большой проблемой — ты понимаешь, символически эта проблема касается одного человека, но на самом деле это большая проблема Религии как догмы и абсолютного закона перед лицом свободы и… немногие люди в состоянии выдержать это.
6 сентября 1967
…У меня четыре корзины, заполненные до краев, мне надо прочесть более ста писем! И вот утром [Мать показывает на пачку писем на столе] приходит столько, и после полудня будет столько же. Затем А приходит в семь часов вечера с другими письмами… То есть, от двадцати пяти до тридцати писем в день. Из них [смеясь], если я над ними много работаю, я могу ответить на четыре-пять! Так что ты понимаешь, остаток накапливается: четыре корзины! 156
*
* *
Чуть позже
В последние несколько дней я сделала открытие… Я открыла, что в прошлых жизнях (не знаю, в каких), мое психическое существо несколько раз было в теле, которое пытали. И это возвращается для (как выразить?) коллективного действия в мире, на земле, чтобы исчезла сама возможность пытки. Это довольно интересная работа.
Но я заметила это из-за того, что сказала себе: «Почему я занимаюсь этим все время?» Тогда я внимательно посмотрела и увидела, что мое психическое несколько раз было в пытаемом теле: довольно давно во времена Инквизиции, но и в политических случаях (вероятно, не так давно). Настоящие пытки, это изобретения, в которых люди хуже монстров — ни одно животное не является столь же чудовищным, как человеческое сознание, когда оно обращено на это… И это вернулось с «законом», принципом вещи, искажением сознания, и как только я это поняла, я посмотрела на себя (я сказала себе: «Почему? Почему мое внимание повернуто на это?»), и тогда я увидела. И я начала делать то, что необходимо, чтобы этого больше не было в творении — кое-что больше не будет существовать.
Но нет нужды исчезать ничему из творения, что принадлежит минеральному, растительному и животному миру. Были эти чудовищные животные: они исчезли материально, но не… не принцип творения; это с тех пор, как пришел человек со своим умом — когда ум искажен, извращен враждебными силами Это действительно безобразно.
Как можно растворить это? Растворить пытание, например, подобные вещи? Как это может быть стерто из земного сознания, чтобы это не возвращалось снова?
О! что касается всех действительно чудовищных вещей, есть только одна сила — есть только одна сила, которая может их растворить. Я знала это в принципе, но теперь я знаю это на практике: это сила Любви. Любовь действительно всепобеждающая — но только настоящая Любовь, не то, что люди называют «любовью», нет: настоящая, божественная Любовь.
Вы видите только одну каплю «Этого» в его совершенстве, и все тени исчезают — вся дисгармония исчезает. Но только в его совершенстве, в его сущностной чистоте.
Это действительно всемогуще.
И без… без ощущения победы, вот что так чудесно! Это Все-Победоносность, чему совсем, вообще, не нужно ощущение победы — совсем, вообще.
(молчание)
Этим утром в течение более часа были настоящие сцены [пытки] в их полноте, со всеми деталями, и затем… та чудесная Вещь.
Даже в момент пытки, в том Сознании, это исчезает. И оно исчезает не только для того, кого пытают, но и для того, кто пытает. И Вещь в себе. Это было интересно.
Были все детали сцены с такой точностью! Произнесенные слова, жесты… До такой степени, что если бы это было просто записано, получился бы великолепный роман! Это то, что меня удивило, ведь я не писательница и обычно это меня не интересует, так что почему же это вернулось, предстало таким полным образом?… До… до… исполнения — конец был чудесен: То.
*
* *
(Затем Мать переходит к первой Беседе, предназначенной для публикации в следующем номере «Бюллетеня». В этой Беседе от 29 апреля 1953, словно по совпадению, был задан вопрос… о религиях. В частности, Мать сказала: «…Иначе не было бы религий: были бы только учителя и ученики, люди с высоким учением и исключительным опытом. Это было бы очень хорошо. Но как только учитель уходит, происходит то, что данное им знание превращается в религию. Устанавливаются жесткие догмы, рождаются религиозные правила, и вам остается только преклоняться перед Сводом Законов, тогда как в начале было совсем не так. Вам говорят: «Вот это верно, а это ложно, Учитель говорил…» Спустя еще некоторое время учитель становится богом, и вам говорят: «Бог сказал».)
Позволить опубликовать это?… Это вызовет ураган! (впрочем, это хороший текст).
Так и было, или ты скомпоновал что-то?
Нет-нет! Иногда я правлю грамматику, но там я ничего не трогал, так и было.
Я спрашиваю тебя из-за того, что во времена тех собраний [на Игровой Площадке] были дни, когда я чувствовала полную Силу вот так [жест нисхождения], и все, что я говорила, приходило напрямую. В другие разы говорила память, и это было таким плоским! Но когда ты перечитываешь мне, я чувствую, что было прямым, а что было просто говорящей машиной (!) На этот раз эта Беседа была очень хороша.
Особенно с последними, в последний год для меня это было очень-очень ясно, очень ясно: были дни, когда То говорило [жест свыше], а я только чувствовала, как двигался мой рот, и слышала звук своего голоса. В другие разы это было все хранилище воспоминаний, и то, что выражалось, не стоило ничего.
Очень давно, когда мы публиковали эти Беседы в «Бюллетене», я часто компоновал текст, поскольку он казался мне слишком повторяющимся или несколько несвязным. Но сейчас, подготавливая полное издание, я снова ставлю все почти слово в слово как ты говорила, за исключением случаев, когда это наперекор всей грамматике! А так я оставляю все как есть, потому что нахожу, что так в этом есть своя сила.
(Мать входит
в состояние созерцания)
Вот такая большая голова… Она улыбалась и показывал нам двоим что-то, что было символическим образом этих Бесед. Это было очень интересно! И голова была вот такая большая [около пятидесяти сантиметров], вся светящаяся этим супраментальным светом… золотым, но с красным внутри — не красным: розовым, но… это невыразимо. Это почти как пламя, но не ослепительное; и это дает ощущение силы — действительно всемогущественной силы. Он был здесь вот так [жест между Матерью и Сатпремом], между нами, его рука была вытянута (все это имело тот же цвет), и в ней был куб. И этим кубом были все эти Беседы. И тогда он показал этот куб, который имел прозрачный свет… (как сказать?) стабильный прозрачный свет, спокойный — не неподвижный, а стабильный. И внутри были как бы прожилки: были голубые прожилки, серебряные… Это был куб, совершенный куб, но это в нем двигалось: голубые, серебряные, красные прожилки, и также, время от времени, маленькая темная линия. И он показывал это, словно говоря: «Вот это как.» И все это было прозрачным кубом бесцветного света, прозрачного света — чисто прозрачного и чисто светлого; и внутри были словно проходящие потоки: иногда это было в углу (это двигалось, не было неподвижным), и иногда это было темно-синим (не темным, но синими — действительно синим), иногда это было серебряным, иногда это было белым, и местами, время от времени, здесь или там [жест: разные точки], в углу и на краю [смеясь] была маленькая черная линия!
Он держал это в своей руке и смеялся!
Это было очень хорошо! [Мать смеется] Точное представление этих Бесед.
Но он хотел сказать (определенно, это так выглядело), он хотел сказать, что в целом это был куб — хорошо организованный куб, с прозрачным светом, очень чистым, очень светлым, вот так, и затем [смеясь] это гуляло внутри!
Я видела его в профиль (он был как раз между нами), я видела его профиль и его руку, это было как раз между нами вот так, и он показывал так, чтобы мы оба видели это — и он улыбался и улыбался… Думаю, он готов был смеяться! 157
9 сентября 1967
(«Непереносимое давление»)
Как только хочешь делать что-то, все противоположное поднимается в массе… со степенью глупости, превосходящей всякую меру. Хочешь создать Гармонию: все спорят! И тогда, кажется, интеллигентные люди становятся глупыми, они делают идиотские вещи — эти утром я потратила все свое время на то, что писала людям, чтобы остановить их делать глупые вещи… Странно. Интеллигентные, разумные люди, с которыми долго работали… и такие глупости.
О, как только приходит немного силы — силы света, силы истины, силы любви (аспект силы в вещах) — как только это проявляется [жест подъема], это создает ужасную путаницу: каждый чувствует себя наполненным энергией, и с этой энергией он делает глупости!… И затем, если отводишь Силу… [жест выравнивания] никто ничто больше не делает!
Как бы там ни было…
13 сентября 1967
(Опять по поводу католички, мадам Z, пытающейся сблизиться с Ашрамом)
У меня для тебя есть маленькая мерзкая история… На днях, не помню точно когда, F повстречала мадам Z, которая сказала ей (она тоже была в концлагере): «Я хотела бы…» (слово в слово) «…я хотела бы, чтобы Сатпрем вернулся в концлагерь, чтобы посмотреть, будет ли теперь другой его реакция!» F была так возмущена, что не могла удержаться, чтобы не сказать ей: «Но что за чудовищное желание!»
Вот такая история: «Я хотела бы, чтобы он вернулся в концлагерь, чтобы посмотреть на него теперь!…»
Но чудесно то, что у меня сейчас такое ощущение, что меня можно послать куда угодно, что со мной может произойти что угодно, даже самое плохое… и это меня не сдвинет!
Это совсем неважно, да. И это их бесит! Ведь они считают, что можно обрести спасение, только будучи католиком.
В конце концов, вот так: эта история закрыта.
Но она не кончилась, ты знаешь! Я вел с ней сражение.
О! Она тебе снова пишет?
У меня было настоящее сражение.
Когда?
Когда я сказал ей: «Я не могу ничего сделать для вас, если вы не ищете чего-то иного», она написала мне следующее письмо, говоря: «Но я действительно ищу нечто иное» и т.д. Я не хотел отвечать. Затем я сделала маленький рисунок, нечто вроде пришедшего ко мне образа: большое солнце в углу, горная гряда наподобие Гималаев, а в самом низу: маленькая мечеть, маленькая церковь и маленькая пагода, а затем птица, улетающая к солнцу… и я послал ей свой рисунок!
[Мать смеется] А потом?
Затем она пришла ко мне. И это было настоящее сражение; действительно, в течение часа это было абсолютно сражение с ней. Потому что она давила на меня, она хотела знать: «Почему вы говорите мне ‘нет’, почему вы закрываете передо мной дверь, почему вы говорите мне ‘нет’?…» Тогда я был вынужден сказать ей все: как она заключена, что ее религия подобна структуре, в которой она зажата, что невозможно делать йогу, пока не избавишься от этого и т.д. — все это вышло. Ведь я действительно был вынужден сказать ей все это. И я чувствовал, что это было настоящее сражение, и два-три раза я очень хорошо осознавал некую маленькую вещь [жест: как язык змеи], как раз маленькую зловредную вибрацию, два-три раза: «А!», — говорил я себе, — «вот оно». И одновременно я чувствовал в ней довольно искреннюю нужду, почти отчаяние, когда она говорила: «В течение двадцати лет я хотела приехать в Индию, двадцать лет я ждала этого момента, и вот, когда я наконец приехала, почему вы закрываете передо мной дверь?»
Трудно избавиться от этой хватки.
Очень трудно.
И чем это закончилось?
Что же, это кончилось ничем. Я сказал ей: «Я не закрываю перед вам свою дверь, но я ставлю вас перед тем, что это значит». Я сказал: «Самое начало йоги — это снести все конструкции.» Но она мне сказала: «Христос — это Сверхразум!» Я ответил: «Нет, это не так!»
[Мать смеется]… Это не оставило следов?
Я был немного обеспокоен, потому что это действительно было сражение, но затем я сделал хорошую молитву, и все прошло.
Должно быть, после этой встречи она и сказала F, что хотела бы увидеть тебя в концлагере — это по злобе!
Но я говорил с ней в истине — не с жесткостью, а в истине, которая говорит: «Вот это как, я не могу ничем помочь.»
Это очень хорошо, это самое лучшее, что могло произойти с ней. Люди, которые любят «подсластить пилюлю», не смогли бы помочь.
Посмотрим. Если ее зов искренен, что же, увидим.
Но я чувствовал эту искренность, милая Мать, ведь то, что отвечало во мне, было откликом на искренний зов в ней. Но в то же время, два-три раза, я чувствовал ту маленькую вибрацию и говорил себе: «О! это мерзко.»
Это боязнь ада, мой мальчик! Это ужасно: ужасно как много вреда это представление причинило миру: идея, что если вы допускаете серьезную ошибку, то это будет означать ВЕЧНЫЙ ад, ты понимаешь!
Это ужасно.
Это ужасная, чудовищная идея.
Когда смотришь на это вот так, когда вдумываешься в это, это чудовищная идея — я не знаю, какой демон изобрел это… Если вам сказать: «Во искупление своей вины вы столько-то лет проведете в аду», это куда ни шло — это не милостиво, не великодушно, но, в конце концов, это приемлемо; но эта идея «на всю вечность» — ВЕЧНЫЙ АД — это чудовищно! Совершенно дьявольская идея.
И это их и устрашает. Даже когда сознательно они не принимают это, это остается в подсознательном.
(молчание)
Кажется… (я не уверена, поскольку мне это просто повторили), католическая верхушка, которой я очень открыто сказала, что я думаю, ответила мне: «В Школе кардиналов учат истине, и им говорят, что это не верно.» Я сказала: «Боже благослови кардиналов, но их первой обязанностью должно было бы быть разрушить эту… эту чудовищную формацию.»
Самое ужасное в том, что она думает, что свободна!
Конечно!
Она считает себя светлой или озаренной. Но я ей сказал: «Конечно! Если вы находитесь в коробке, и есть свет в этой коробке, тогда вы будете переполнены светом в этой коробке!»
[Мать смеется] А! Это хорошо!
Я все ей сказал, так уж вышло. В конце она была парализована. Это было действительно сражение.
Ты проделал хорошую работу.
Но, ты понимаешь, эта идея: «Христос — это Сверхразум… Христос уже поднимался из мертвых, он уже имел великолепное тело, он уже трансформировался…»
[После молчания] Нет, он вернулся, он не остался. У него нет великолепного тела, он ушел. Он вернулся в высшие регионы, у него не было великолепного тела… Может быть, он великолепен там наверху [смеясь], но здесь… Он вернулся к себе. Сам Шри Ауробиндо говорил, что Христос был Аватаром. Аватаром линии Кришны, линии, которая представляла… да, доброту, милосердие, любовь, гармонию. О принадлежит этой линии. 158
*
* *
По поводу смирения
Это очень просто: когда людям говорят «будьте смиренными», они сразу же думают «быть смиренными по отношению к другим людям», а эта смиренность плоха. Истинная смиренность — это смиренность по отношению к Божественному, то есть, четкое, точное, ЖИВОЕ ощущение, что вы есть ничто, не можете ничего, не понимаете ничего без Божественного, что даже если вы исключительно интеллектуальны и способны, это НИЧТО по сравнению с божественным Сознанием — и это ощущение надо иметь всегда, потому что тогда у вас всегда есть истинная позиция восприимчивости, которая не противопоставляет Божественному личное притязание.
*
* *
(Затем Мать говорит о крошке R и совпадении между смертью Поля Ришара и рождением этого ребенка)
Я видела этого малыша, когда ему едва ли исполнилось два месяца, мне его приносили. Он был спокойным, мирным, на руках матери. Она положила его мне на колени, и я посмотрела на него — я посмотрела на него и также наложила на него небольшую Силу, вот так. Тогда он зашевелился и начал кричать и кричать… Они были вынуждены унести его. Но я очень ясно чувствовала, что если заговорить с ним… Такое впечатление, что когда говорят ему, он слушает: его глаза открыты, он смотрит, слушает и слушает, и когда ему говорят об Ауровиле, он проявляет большой интерес. И я видела, что его сознание словно централизовано в разуме; ты понимаешь, я хотела увидеть его реакцию на давление Силы в молчании (я тебе говорила: он стал кричать), но если ему говорить (я знала это, я видела это), если ему говорить, он слушает и очень заинтересован.
В следующий раз, когда его мне принесут, я произнесу ему речь, длинную речь! [Смеясь] Посмотрим, что произойдет.
У другого ребенка, AF, плохое здоровье, но если ему читают поэмы Шри Ауробиндо, он становится блаженным! Очевидно, и тот, и другой, — не обычные дети.
Но я попробую в следующий раз, когда я увижу R… Это «совпадение» но есть ли в мире такая вещь как «совпадение»? — Я не думаю… В прошлом (я не знаю, что стало с ним потом), в прошлом у Ришара было оккультное знание, то есть, я дала ему достаточно оккультного знания, чтобы уметь войти в другое тело после выхода из своего. Так что он попытался сделать это?… Я знаю, что он хотел вернуться сюда; особенно после ухода Шри Ауробиндо он вбил себе в голову вернуться сюда.
Поговорим об этом позже. 159
*
* *
К концу беседы
Мать долго смотрит
на Сатпрема
Рассказывала ли я тебе об этом?
Как-то приезжали французы, друзья F, и они снова приехали — они написали мне, прося о встрече со мной, и один молодой человек в письме спросил у меня: «В последний раз вы долго на меня смотрели, и ваш взгляд устрашил меня; надо ли мне снова придти вам?» [Мать смеется] Я назначила ему встречу еще до чтения этого письма, так что, конечно, я не смотрела! Но это заставило меня увидеть кое-что. Из-за этого (или через это) я увидела кое-что. И в тот же день — в тот же самый день — я получила письмо от одного индивида, может быть, сорокалетнего человека, который написал мне: «Когда я сидел перед вами, вы долго смотрели на меня, и я почувствовал, как вы сжигали всю нечистоту во мне.» И затем, конечно, он благодарил меня.
Ты знаешь, когда я хожу туда [в музыкальную комнату] на встречу с людьми, я просто концентрируюсь, и есть нечто вроде призыва Присутствия Господа. И когда Он здесь, когда я чувствую, что вся комната наполнена Им, тогда все в порядке. И это единственная воля [неподвижный, пассивный жест, обращенный вверх]. Я перевожу это во фразе: «Я устраиваю им душ Господа»! И это так, не так ли: Его Присутствие, Его Действие — Его Присутствие, Его Действие… Это все. И когда я смотрю на людей, больше нет личности: есть только Его Присутствие и Его Действие.
Вот так, на каждого это оказывает свое воздействие!
Они говорят мне: «Ваш взгляд очищает меня»… Я не хочу пускаться в объяснения и ничего не отвечаю, но это только Присутствие и Действие. Я даже не пытаюсь знать ни что происходит, ни как, ни что Он делает: ничего. Единственное, что входит в меня (в это сознание), это состояние, в котором находится человек: это очень ясно вписывается как составная часть. [Смеясь] Как-то было одно очень забавное переживание… Одна девушка отсюда влюбилась в одного мужчину — они оба не так уж молоды, то есть, не дети и не «молодые люди»: им обоим за тридцать или между двадцатью пятью и тридцатью. Она пишет ему письма, длинные письма, посылает ему конфеты, цветы, а он передает все это мне. (Больше нет ничего.) И вот наступил ее день рождения, и, вероятно, в этот день у нее было довольно плохое сознание, я не знаю, но, что касается меня, я совершенно забыла эту историю… Она пришла ко мне по случаю своего дня рождения, я приняла ее как обычно, тем же образом, и затем вдруг: рези, колики, сильные боли в животе. Я спросила себя: «Что это происходит в ней? Что все это значит?» И это оставалось довольно долго, мне потребовалось сделать небольшую концентрацию, чтобы это ушло. А затем, после полудня, тот мужчина (я не думаю, что они встречались) прислал мне письмо и коробку конфет, которую она ему прислала. А! [смеясь] Я сказала себе: «Вот что! Она боялась, что я буду ругать ее, и из-за этого у нее были рези в желудке!» Вот так… Вот это как, ты понимаешь, это некая работа в общем объединении. И реакция людей ощущается в моем теле, вот как я узнаю об этом, осознаю это… [смеясь] Иногда это блаженство, а иногда это колики в животе!
Это забавно. 160
16 сентября 1967
(По поводу довольного жалкого письма, которое Сатпрем получил все от той же католички 161 )
Да, первое впечатление было… жалкое, тяжелое письмо, и затем я хорошенько посмотрела; по сути, вся беда в том, что эта женщина имеет очень высокое мнение о самой себе, она судит обо всем с высоты своего превосходства — например, эта атмосфера снисходительного сострадания по отношению к Ашраму… Таким было мое первое впечатление, когда я увидела это письмо, и оно росло с того момента. И это письмо все подтвердило.
Я сама ничего не говорила, но вчера я вынудила F рассказать об этой мадам, и в завершение она мне сказала: «Я никогда не говорила об этом, настолько мне это неловко, но сегодня я расскажу: вскоре после нашей первой встречи мадам Z сказала мне (я повторяю слово в слово): “Из-за МОЕЙ позиции и ВАШЕЙ позиции я убеждена, что нам предначертано сблизить католическую Церковь и Ашрам…”» F далее сказала: «Я не ответила — не стала ни спорить, ни отвечать, ничего, ничего не сказала, просто оставила как есть.»
А я сказала себе: «Вот и ответ на все…» Она поставила себя на самый верх, на «вершину» католической религии…
Да, она тоже мне это сказала.
Вот что: она была послана Богом [смеясь], чтобы сблизить Церковь и Ашрам.
Так что я думаю, что самое мудрое, это ничего не говорить, оставить все как есть — не спорить, не отвечать. Если она придет (я думаю, она не осмелится), надо только быть вежливым, вот и все. Отвечать — это означает играть в ее игру (это то, чего она хочет). Если хочешь, я сохраню твое и ее письмо вот так, возле себя, поскольку для меня это как центр действия.
До того, как она в первый раз пришла на встречу со мной, я не знала, что она — ревностная католичка, я не думала об этом; но когда она пришла на встречу со мной, я просто подумала (я увидела это): «Тебе, моя крошка, не хватает смирения, совершенно необходимого, чтоб делать прогресс.» Это все. А затем, мало-помалу, все раскрывалось, и вчера картина стала полной, поскольку надо иметь определенную наглость, чтобы сказать: «Нам предначертано сблизить Церковь и Ашрам.»
Когда я получил ее письмо, сила, которая в нем была, буквально вывернула мой желудок…
(долгое молчание)
Все это составляет часть большого Плана организации в Разуме 162 …
Ты знаешь, в древние времена заставляли проходить испытания — конечно, это были символические вещи, но люди знали, что проходят испытания, так что они были начеку. Но теперь… Помнится, в самом начале, когда я начала работать со Шри Ауробиндо, он предупредил меня (я уже заметила это довольно давно перед этим), что жизненные обстоятельства в каждую минуту организуются так, что тот, кому предначертано делать работу, сталкивается с собственными трудностями, которые он должен преодолеть, а также с трудностями мира, в котором он работает, и он должен преодолеть и их. Если у него есть смирение, необходимое чтобы видеть в себе то, что должно быть трансформировано, так чтобы быть способным делать Работу, тогда все в порядке. Если же он полон гордыни и тщеславия и думает, что все ошибки находятся снаружи, а в нем их нет, тогда, конечно, дела плохи. И трудность обостряется. И все время, когда я делаю работу, в течение… сколько лет? тридцати лет, пока я работала со Шри Ауробиндо, и он был здесь, я была вот так [жест: спрятанная за Шри Ауробиндо], так комфортно, ты знаешь: я была впереди, была видимость, что я делаю работу, но я чувствовала себя совершенно защищенной, позади него вот так [тот же жест]; я была очень спокойной, не пыталась ни понять, ни знать, ничего — я просто была внимательна к… тому, что надо сделать. Редко когда возникала необходимость сказать ему что-либо; иногда, когда я сталкивалась с трудностями, я говорила ему, но ему не нужно было отвечать: сразу же становилось понятно — тридцать лет вот так.
И когда он ушел, целая часть — самая материальная часть нисхождения супраментального тела вплоть до ментального уровня — выходила из его тела и входила в мое, и это было таким конкретным, что я чувствовала ТРЕНИЕ сил, проходящих через поры кожи… Помнится, я сказала в тот момент: «Что же, каждый, кто имел это переживание, может доказать этим переживанием существование жизни после смерти.» Это было… это было таким конкретным, как если бы было материальным. И затем, после этого, естественно, это было в поле сознания… Но я все больше и больше видела, что все, что происходит, все люди, с которыми встречаешься, все, что происходит лично для нас (то есть, принимая за личность это маленькое тело), все это, ВСЕ ВРЕМЯ это является испытанием: вы выдерживаете или не выдерживаете; если вы выдерживаете, вы движетесь вперед; если не выдерживаете — должны снова пройти через это.
И так стало теперь ДЛЯ ТЕЛА: боли, дезорганизации, угрозы распада… И тогда всегда есть внутри это Сознание, прямое как меч, говорящее: «А сейчас ты выдержишь?» И клетки действительно трогательно полны доброй воли: «О! Это так? Хорошо, очень хорошо.» Так что остаешься очень спокойной, спокойной, а затем зовешь — зовешь Господа. Повторяешь мантру, которая приходит автоматически, и… Мир устанавливается, и спустя мгновение боль исчезла — все-все, все угрозы исчезают одна за другой. И это вот так: «Господь, Ты здесь…» И, ты знаешь, такие слепящие, такие неоспоримые доказательства этого Присутствия, такого чудесного и такого простого, такого простого и такого тотального, во всем, что приходит, во всем, что происходит, в малейших деталях, чтобы вести вас к трансформации как можно быстрее.
И все, что приближается — все, что приближается в той или иной степени — уносится этим Движением, даже не зная этого.
Вот почему я сохранила письмо этой мадам.
Возвращаясь к теме католической религии, должна сказать, были действительно интересные вещи… Ты знаешь, что папа римский, когда он приезжал сюда, в Бомбей, сказал то, что я говорила ему вот так [жест внутренней связи], когда мы вели беседу 163 (конечно, он не знал, с кем беседовал, но я думаю, что он был достаточно сознательным, чтобы сознавать, что вел ее). Беседа… У нас было три таких беседы, но одна из них была долгой, важной, точной, и он сам был захвачен ею, а когда настало время расставаться — ему вернуться в свое тело, а мне вернуться к своей работе — он спросил у меня: «А что вы скажите людям о нашей встрече?…» Я рассказывала тебе об этом. Что же, то, что он говорил, когда приезжал сюда, в Индию, было точно то, что я ему говорила… Это доказывает, что беседа имела некий эффект.
Слышал ли ты о последнем решении?… Священник в церкви всегда стоит спиной к верующим во время богослужения: он поворачивается лицом к божественности и спиной к верующим (изначальной идеей, конечно, было то, что он представляет стремление и мольбу верующих: он обращается к Божественному). Теперь же папа сказал: «Поверните свои алтари, встаньте лицом к публике и представляйте Божественное.» Это интересно… Теперь они делают это и здесь, и самое комичное то, что просили U [ученика] сделать эту работу: повернуть алтари. Вот как я узнала об этом, это U сказал мне это; они попросили его пройтись по всем церквям здесь и повернуть алтари. Это непростая работа, поскольку они вмурованы.
(молчание)
Я хотел бы прояснить один вопрос. Если эта мадам снова придет ко мне, то должен ли я поддерживать в ней идею о возможности согласования Церкви и йоги, или же мне следует твердо разрушить всякую иллюзию, сказав: «Надо покончить с этим, если хочешь делать йогу»?
Когда я прочла ее письмо и узнала обо всем этом, я, как всегда, сделала вот так [жест неподвижного подношения к высотам], и тогда пришла ИСТИННАЯ вещь (совсем не то, что она умает или папа думает, а ИСТИННАЯ вещь): сущностное единство, которое проявится на земле, но не только по отношению к этой религии: для ВСЕХ религий, всех религий, которые были манифестациями… чтобы легче было понимать друг друга, скажем, Аватара, то есть, чего-то, что было послано свыше, что приходило на землю с посланием, а затем из этого вышла религия (я не говорю о всех предрассудках и неведении). Эти религии призваны вернуться к своему Истоку и образовать комплексное единство, полное, тотальное, то есть, суть всех человеческих стремлений к… неизвестному Божественному. И это не только санкционировано: это СУЩЕСТВУЕТ, то есть, готово к нисхождению.
В ограниченном эгоистическом человеческом сознании это находит выражение в том или ином человеке, в папе, который, конечно, хотел бы… 164 Это весь смысл его существования, ведь иначе это был бы один маленький человек среди многих других. Иными словами, есть вся мотивация человеческого эгоизма. Это и искажает все. Но есть «нечто» (о чем они говорят, не зная), нечто, что готово к манифестации. И в то же время мне словно было сказано: «Будь спокойна, не беспокойся, тебе ничего не надо делать, это БУДЕТ, и, как обычно, ты спонтанно скажешь то, что нужно, не зная об этом.» Вот так.
Но, что я хотела сказать, это если она придет к тебе материально, тебе не следует пытаться бороться с ней, убеждать ее, или менять ее представления, тебе надо… надо быть манифестацией: ты знаешь, сияющим Светом, БЕЗ НАМЕРЕНИЯ. Тогда работа будет сделана так, как надо. Быть сияющим Светом — без намерения. Просто сияющим Светом. Тогда совершенно спонтанно ты скажешь то, что должно быть сказано, но без намерения, без ментального намерения. Ты сделаешь то, что нужно, скажешь то, что нужно — Господь будет здесь.
Это интересно.
Эти люди [смеясь], можно сказать, что их эго заняло позицию инструмента Божественного — но это эго. Так что, естественно, они не видят ясно: они видят то, что хотят видеть, делают то, что хотят делать. Но о себе они думают: «Я являюсь инструментом Бога.»
Посмотрим.
Я пытаюсь держать ее несколько спокойной, я не хочу, чтобы она слишком вмешивалась в твою жизнь. Это бесполезное изнурение. Но если ты сделаешь, как я сказала, если отойдешь в Свет и будешь оставаться вот так, то это не будет тебя больше утомлять, или, во всяком случае, будет утомлять гораздо меньше. 165
(долгое молчание)
Это именно то переживание, что когда вы воспринимаете все приходящее как средство научить быть тем, чем вы должны быть — повысить свою восприимчивость, повысить свою эффективность — вы сразу же чувствуете чудесное, всемогущее Присутствие, но конкретное, «вот так».
Тогда вы понимаете, что нет ничего невозможного.
20 сентября 1967
Кое-кто вбил себе в голову сделать брошюру к 21 февраля следующего года [к девяностолетию Матери], так что они прислали мне эту брошюру и хотят, чтобы я написала послание на первой странице. И в эту брошюру они насовали мнений всех «видных» людей: там и мнение Индиры Ганди, президента Индии и кого там только нет; и каждый говорит то, что в таких случаях говорилось уже миллионы раз: «Великая личность, то да се…» Все обычные глупости. Тогда я написала это:
Нет никакого другого сознания, кроме
Всевышнего Сознания.
Нет никакой другой воли, кроме
Всевышней Воли.
Нет никакой другой жизни, кроме
Всевышней Жизни.
Нет никакой другой личности, кроме
Всевышней Личности,
Одного и Всего.
Они снова взялись за плоские банальности, которые они всегда делают!
Я сказала себе, что это послужит им уроком. 166
*
* *
Чуть позже
У меня было много чего рассказать, но я больше не помню.
Только одно наблюдение, но оно действительно очень интересное: что все говорят об одном и том же, все, кто имели Переживание, говорят об одном и том же… но каждый по-своему, так что кажется, что они говорят разное. Это было так ясно вчера и еще все раннее утро, целое утро: вот это, вот то, вот эдак, вот так [Мать показывает разные грани], философии, основатели религий, мудрецы всех стран, они всегда говорят об одном и том же. Например, взять учение Будды и учение, скажем, христиан: они кажутся такими разными, но это всегда одно и то же. Иными словами, есть ОДНО состояние (когда ловят это состояние), есть ОДНО состояние, когда вы сознаете божественное Сознание (не «сознаете»: «сознаете через» или «сознательны с», я н знаю, как объяснить… это сознательно божественное Сознание, то есть, Сознание в своей сути), и в нем нет больше проблем, нет больше усложнений, нет больше объяснений, нет больше ничего — все ясно, насколько возможно. А затем каждый пытается объяснить это и, конечно, это становится путанным, неполным, неправильным, и каждое объяснение сталкивается с другим — тогда как все говорили об одном и том же!
Это пришло вчера в связи с одним мальчиком, передавшим мне письмо одного из своих друзей, в котором тот говорит обычную глупость: «Я не верю в Бога, потому что не могу видеть его.» Маленькая обычная глупость. И в связи с этим я увидела (я посмотрела вот так, я смотрела довольно долго), я увидела, что и тот, кто отрицает, и тот, кто утверждает… все это, все это, это (как сказать?) вариации на одну и ту же тему, даже когда кажется, что говорится противоположное.
Вчера это было интересно, поскольку это наблюдение касалось всех материалистов, которые чувствуют, что единственная истина — это «конкретная» истина, то, что можно увидеть, услышать, к чему можно прикоснуться… И это то же самое, то же самое состояние — одно и то же состояние, отраженное в различных зеркалах. Но разница отражений — это не существенная и не радикальная разница, это только… [жест, показывающий движущиеся грани], да, это то, что некоторые люди называют «игрой», но это даже не игра; почти можно сказать, что это разница положения.
Все, что об этом говорится, это ничто, это составляет часть той большой болтовни, которая пытается выразить «нечто», что нельзя выразить. Но когда находишься ВНУТРИ, это так ясно, так очевидно — просто, без проблем. И мир больше не является проблемой.
Даже эта кажущаяся довольно существенной разница между теми, кто считают Манифестацию божественной и сущностной, и теми, кто считают, что для достижения сущностного Божественного надо выйти из Манифестации (поскольку она является «ошибкой» — то есть, ошибкой, допущенной в Сознании), даже эти две позиции — одна и та же вещь! Но как объяснить это? Когда говоришь прямо так, это звучит глупо, и все же там вверху это истинно. Это истинно — истинно и полно. Это полное, не пустое — все здесь звучит пустым, скудным, бессодержательным; скудность недостаточности. Но там вверху…
Это почти как калейдоскоп: вы поворачиваете его и видите одну картину, затем снова поворачивает и видите другую картину, снова поворачиваете… и все же это всегда одна и та же вещь!
И теперь тело имеет это Переживание. В определенном состоянии, состоянии, соответствующем Тому, в сущностном состоянии все гармонично, там живой, улыбающийся, счастливый мир; а как только есть… ничто, знаешь, пустяк: просто вход в атмосферу чего-то дисгармоничного — пустяк — и это чувствуется как что-то чрезвычайно острое и болезненное; но болезненное не тем образом, что напоминает боль Неведения, это скорее похоже на… можно было бы назвать это недомоганием, неловкостью, но это даже не то… Каждый объяснял это по-своему: одни называют это «падением из Истины в Ложь», другие — «падением из Света в Тьму», третьи — «падением из Ананды в страдание», четвертые… Все давали свое объяснение, но это нечто иное… Что касается меня, у меня нет слов для этого, но тело чувствует это, чувствует очень острым образом, и оно видит, что в конце этого, последствие этого есть дезинтеграция; и все усилие тела направлено на то, чтобы восстановить эту внутреннюю гармонию, это гармоничное состояние, в котором все становится гармоничным, все — тогда как видимость вещей не меняется! И все же одним образом они чудесны, а другим — отвратительны.
И противостояние двух этих вещей растет из минуты в минуту: в один момент все божественно, в другой момент все отвратительно — и это одно и то же [в видимости].
Это стало очень ясно с 15 августа, с того переживания на балконе. 167
Но это не имеет ничего общего ни с мышлением, ни даже с ощущением: это чисто материальное [Мать касается кожи своих рук], и это разница между прогрессивной и непрерывной гармонией, которой нет никакого смысла прекращаться, которая становится все более сознательной, все более гармоничной, а также все более и более… мы говорим: блаженной, счастливой, все такое — это даже не то! это «нечто»… нечто ТАКОЕ ЕСТЕСТВЕННОЕ, такое естественное и… имеющее ритм вечности. Так что есть ЭТО, а затем внезапно [жест опрокидывания] вы впадаете в… точно ТО ЖЕ САМОЕ, все то же самое, и все противоположно!
До такой степени, что есть восприятие, материальное, невыразимое восприятие, поскольку его едва ли можно ментализировать, восприятие совершенной Гармонии, которая может в сознании стать серьезным заболеванием! Такие вот вещи.
Также есть видение (чрезвычайно сложное и одновременно полное), что, к примеру, те, кто пытались объяснить силу воображения, мысли или воли или веры (все это: прямое действие на материю); видение, что каждая из этих вещей схватывала маленький аспект Вещи, но в Вещи нет деления; это нечто, что, когда оно воспринимается или постигается, делится на множество маленьких вещей, но по сути это… (как сказать?) это способ бытия, состояние сознания — это СПОСОБ БЫТИЯ, даже не «состояние сознания», поскольку это подразумевает «быть сознающим что-то», но это не так: это способ бытия. И этот способ бытия — это то, что в человеческом сознании переводится через: «А! Божественное», вот так, через противопоставление. Этот способ бытия СОВЕРШЕННО ЕСТЕСТВЕННЫЙ, спонтанный — но как То стало этим? Как То исказилось?… Все время, все время [жест микроскопических опрокидываний], переход от одного к другому, от одного к другому, от одного к другому, словно чтобы научить, научить, как То ускользает [механизм перехода]. Это кажется (это кажется нам, всему этому бедному сознанию, прошедшему через все злополучные переживания), это кажется «повторным падением» в то, что было; следовательно, это не то. Но каков механизм?…
По сути, мы будем иметь решение, если только найдем «как» и «почему».
Все время, все время… [тот же жест миниатюрных опрокидываний].
Все даваемые объяснения — только объяснения. Это не То.
Знание «как» и «почему» подразумевает, вероятно, силу изменить все…
В таком случае это когда-то придет.
23 сентября 1967
Ко мне опять приходила мадам Z.
Она упрямая.
Она не хотела уходить.
И что произошло?
Я могу подвести итог в двух словах. Она снова стала говорить мне о своей религии, на что я ей сказала: «Но послушайте, если вы удовлетворены этой религией, следуйте ей!» Тогда она вот что мне сказала: «Но у вас есть секреты, которых нет у нас.»
А! вот что…
И что ты ей на это сказал?
Я сказал ей, что я не гуру, что если она хочет следовать этим путем, ей следует иметь гуру, и что я здесь не для того, чтобы нести Благую Весть. Я сказал ей: «Если вы в одиночку идете по этому пути, вы рискуете принять свои мысли и желания за указания Бога, так что полезно иметь гуру, который защитит и будет вести вас. А я же совсем не гуру.» И еще раз я сказал ей: «Если вам угодно, Мать здесь, и вы можете обратиться к ней.» И тогда произошло кое-что, пустяк, но он меня рассердил. Она сказала мне: «Шри Ауробиндо, да, я понимаю Шри Ауробиндо; Шри Ауробиндо — это Аватар, а Мать… это очень развитая личность, но она не Аватар.» Я ответил: «Но как вы можете судить об этом!» Затем я добавил: «Это не имеет никакого значения…
Да.
…люди не знают, о чем они говорят; что касается меня, я не говорю ‘Мать — это Аватар’ или ‘Мать — это не Аватар’, я не говорю ничего. Если у вас есть восприятие, вы можете сказать об этом. Вот и все.» В конце концов я сказал ей: «Я не гуру.»
[Мать смеется] Это очень забавно!
Я думаю, что эта маленькая дама амбициозна: она ищет не столько Знание, сколько силу.
Но она досаждает тебе…
Я принимаю это так, как ты мне говорила.
Это единственный способ.
Но она снова придет, на этом не кончится.
О! да, она упрямая.
Но дело вот в чем, как она сказала: «У вас есть секреты, которых нет у нас.»
Да, это так. Но ей надо только читать! Если она прочтет все, у нее будут секреты, они ВСЕ там. Они все там, все там.
Вот в чем дело: пока вы находитесь в уме, вы можете читать бесконечно, но не ухватите ничего!…
30 сентября 1967
Ты слышал об обращении папы?
Обращение папы! нет!
Я была очень довольна, поскольку это показало мне, что наши беседы не были напрасными. Я спрашивала себя, был ли он сознательным; я не знаю, сознавал ли он ментально, но, во всяком случае, это очень интересно, можешь прочесть [Мать протягивает Сатпрему вырезку из газеты].
Ватикан, 26 сентября
В статье, опубликованной здесь вчера вечером, папа заявил, что его поездка в Индию в 1964 г. была «откровением неизвестного мира.»
В «Observatore Romano» опубликованы отрывки из готовой к выходу книги, содержащей беседы папы с его давним другом, французским философом и академиком, Жаном Гвитоном.
«Я видел, как говорится в Апокалипсисе, бескрайнюю толпу, массу, невероятно радушный прием. В этих тысячах лиц я видел нечто большее, чем любопытство, — некую неописуемую симпатию», – заявил папа.
«Индия — духовная страна. В своей природе она несет ощущение ‘христианских добродетелей’…»
«Христианских», он видит все в своих христианских образах, но это не имеет значения.
«Если есть такая страна, в которой заповеди блаженства Нагорной проповеди смогут стать реальностью для народной массы, то эта страна — Индия», – добавил папа.
Видишь что!
«Есть ли для индийской души что-то более близкое, чем бедность духа, мягкость, мир, милосердие и чистота сердца?», – спросил он…
«Лидеры Индии — не политики, как на Западе: они мистики и мудрецы…»
Да.
«Жизнь проходит в созерцании. Люди говорят негромкими голосами. Их движения медленны и литургичны. Эта страна рождена для духа», – сказал папа.
Все же это значит, что он восприимчив.
И это объясняет то, как он принял P, когда тот ездил туда.
P. [ученик-индиец], как ты знаешь, нанес ему визит; его взял туда один итальянец, который приезжал сюда (очень милый мальчик, который показывал ему Италию и взял его с собой к папе). Папа дал ему частную аудиенцию, и после разговора, вопросов и ответов (была целая беседа), спросил у него с улыбкой: «Что вы теперь собираетесь мне дать?» (Они говорили по-французски.) И тогда Р. сказал: «У меня есть только одно, что всегда со мной и чем я бесконечно дорожу, но я дам вам это», и он дал ему книгу «Молитвы и Медитации». И папа сказал: «Я прочту это.»
Так что все согласуется друг с другом.
Это интересно.
О! вчера я видела фотографию одного человека, немца; он говорит на немецком языке, но не ясно, родился ли он в Германии или в Америке. Должно быть, ему в районе сорока – сорока пяти лет, и многие годы… История такова: его родители, мать и отец, были полностью неверующими, а когда он родился (по крайней мере, на следующий день после рождения), был горизонтальный столб света на его голове, видимы обычным глазом. Конечно, его родители были обеспокоены. Но, что интересно, это продолжается. Этот человек (я видела фотографии) выступал в Америке перед аудиторией в четыре тысячи человек (я видела фотографию, четыре тысячи человек!), и когда он говорил, был этот столб света, он виден на фотографии. Толщиной с руку и вот такой длины [около 20 см]; и такое впечатление, что ему «говорили», что что-то вроде всевышней Божественности говорило ему и сказало объявить о пришествии второго Христа!… Что же… Он предвещает и дает нечто вроде крещения. Я видела его фотографию и… Это очень странно, у него сильное, мощное лицо, но его рот [жест: лезвие ножа], узкий, сжатый.
И недавно я видела две фотографии глав розенкрейцеровского движения в Голландии (или в Бельгии, не помню точно), розенкрейцеровского движения в Европе — точно такой же рот: злобный, суровый, непреклонный. Это странно.
В самом начале ты говорила мне то же самое о папе.
Да, у него то же самое выражение; но его рот менее злобный, но с чем-то непреклонным.
Что же это?… У всех христиан есть это.
Как бы там ни было, что касается этого немца, совершенно очевидно, это витальное явление. Раз его свет виден обычным глазом, это может быть только витальный свет. У него несметное число учеников. И он крестит их для второго пришествия Христа… Кажется (я не уверена, поскольку это написано по-немецки, и мне переводили только отрывки), кажется, что у него совсем нет философского ума или концепций: это только некое действие, чтобы приводить людей в контакт с этим светом. Я услышала о нем от одной немки, которая находится здесь (ее мать живет в Германии и является ученицей этого человека; она прислала ей его книгу). Но ее мать несколько напугана.
Есть нечто непреклонное — почему? Я не понимаю. Ведь Христос приходил, чтобы сказать, напротив, о братстве, доброте, милосердии, сострадании… А в этом выражении есть нечто непреклонное, безжалостное — по-другому и не скажешь: сжатые губы и прямая линия рта, вот так [тот же жест лезвия ножа]. Это дает видимость ужасной озлобленности, чего-то непреклонного (что нашло свое выражение в Инквизиции, пытках и т.д.). Почему это есть у них?… Но у этого немца свет появился на следующий день после рождения, когда он был младенцем — а в то время у него не было злобного рта!
Но беда всех этих людей — папы, этого немца, розенкрейцеров — состоит в том, что в конечном счете они думают только в терминах Церкви…
Конечно!
…в терминах Церкви и силы над людьми держать их зажатыми в их конструкции.
Да, точно.
Вот в чем их беда.
Конечно. Например, этот немец (я не уверена, поскольку не читала всего), он крестит — он крестит, то есть, кладет свою руку на голову кого-то и держит его под ней [жест над склоненной головой].
Есть еще и кореец, ты видел его фотографию? Я видела его фотографию, это бравый молодец, и, должно быть, того же возраста, между тридцатью и сорока годами. Этот кореец напрямик говорит, что он является, не точно реинкарнацией Христа (я не думаю, что он христианин), а «новым Аватаром» (если бы он знал индийские традиции, то назвал бы себя «Калки» 168 ). И, кажется, у него сотни тысяч учеников! Я видела его фотографию… Я увидела «корейца», то есть, не что-то вселенское.
Но это означает, что вещи движутся везде — и все больше движутся.
Но высказывание папы — это нечто новое. Это новое.
И я имела с ним эту ментальную связь, возможно, за три недели перед его приездом в Индию (очевидно, его мышление было повернуто к Индии). У нас была очень интересная беседа, и все, что я говорила, сводилось к следующему: «Духовность гораздо шире Церкви, и пока вы ограничиваете духовную реализацию Церковью или религией, вы будете в полной Лжи.» Он услышал. И когда он приехал в Индию, вот что он сказал!
Но я рассказывала тебе, что его что-то мучило. Когда он ушел, когда пришло время мне подниматься, он посмотрел на меня с неким беспокойством в своих глазах и спросил: «А что вы скажете своим ученикам о нашей встрече?» Я улыбнулась и ответила: «Я скажу им, что мы были объединены в любви… (не в «тождественной» или «общей», не помню слова) ко всевышнему Господу». Тогда его лицо расслабилось, и он ушел… «Мы были объединены в одной и той же…» Не «одной и той же», это было… я не знаю, нечто выражающее, что мы оба были объединены в «любви ко Всевышнему Господу». И я сказал это просто так, с улыбкой, что означает, что это Шри Ауробиндо говорил со своим чувством юмора… Его лицо расслабилось, и он ушел. 169
*
* *
Ты не чувствовал ничего особенного?… Ведь в течение двух-трех дней, но особенно прошлой ночью и этим утром, тело училось, клетки учились… Я говорила тебе, что до сих пор работа состояла в смене — переходе — от действия к привычке и реакции — к позволению действовать божественному Сознанию. И этим утром, большую часть ночи и все утро, пока не стали приходит люди, что касается всех малейших вещей (когда, например, поставлена кем-то проблема или надо принять решение, то решение всегда приходило свыше), но теперь касается всех материальных движений, также внутренних движений, позиции тела, позиции клеток, совершенно материального сознания, что касается всего-всего-всего: старый метод ушел.
Это началось с восприятия разницы, которая остается между тем, как все было и как должно быть, а затем это восприятие ушло и осталось только «то»… Нечто (как сказать?), английское слово smooth [гладкий, легкий, свободный]; все делается smoothly, вообще все без исключения: умывание, чистка зубов, все (что касается приема пищи, долгое время шла работа, чтобы это делалось истинным образом). Это всегда начинается с этой [Мать раскрывает руки] «сдачи» (я не знаю точно подходящего слова, это не отречение и не подношение, это что-то среднее между этим, но я не знаю подходящего слова во французском языке), оставление СПОСОБА, каким мы делаем вещи: не вещей в себе, что не имеет никакого значения (это состояние, в котором нет ни «большого», ни «маленького», ни «важного», ни «неважного»); и это нечто такое… [жест обширной ровности и спокойствия] однородное в своей множественности; нет больше ни столкновений, ни скрипа, ни трудностей, ни… (все это такие грубые слова): это нечто, что движется вперед и вперед так… [тот же ровный жест], самое близкое слово — это smooth, то есть, без сопротивления. Я не знаю. И это не интенсивность восторга, нет: это тоже такое ровное, такое регулярное [тот же жест ровности], но неоднородное: это многообразное. И ВСЕ так [тот же жест], в том же… ритме (слово «ритм» слишком резкое). И это не однородность, но нечто такое ровное, и оно ощущается как нечто такое сладкое, ты знаешь, и с ГРАНДИОЗНОЙ силой в малейшей вещи.
В течение нескольких дней было (я как-то говорила тебе об этом) видение жестокости у человеческих существ, и велась очень активная работа, чтобы это исчезло из манифестации. Это часть общей работы, с такой конкретной силой [Мать сжимает свои кулаки], чтобы это исчезло. Это началось с видения ужасов (почти воспоминания), которые были видны — больше чем видны, ты понимаешь: вещи, которые вызывали их осуждение, это ощущение ужаса… Затем это было организовано в одно целое и взято вот так [Мать раскрывает руки], все эти движения во времени (время и пространство сливаются во что-то… необъятность — необъятность, безмерность и, можно сказать, «множественность», но слова бедны), как бы там ни было, это все было взято в сознание — совокупность способов бытия и вибраций — и словно представлено Всевышнему Сознанию, чтобы оно могло быть трансформировано, перестало бы существовать.
Вот как это началось.
И затем, как только это было сделано, это словно конкретизировалось, сконцентрировалось на этой маленькой точке тела, чтобы и там тоже больше не могли существовать определенные вещи, определенные вибрации несознания. И затем, сегодня это привело к этому постоянному переходу — постоянному — без примеси, в течение почти четверти часа. А потом… Это, главным образом, вторжение вещей снаружи оборвало это переживание. И все же не было осуждения этого вторжения; надо, чтобы это трансформация — этот ПЕРЕХОД — шел В СВЯЗИ со всем тем, что приходит. Тогда будет хорошо.
Есть две вещи. Есть вся эта толпа людей, которую я вижу постоянно, и с давних пор (с «давних», выражаясь на человеческом языке), как только я, то есть, тело, там, среди людей, тело становится только каналом, чем-то… [жест, показывающий, как Сила свыше нисходит через Мать к людям], чтобы Сознание Господа проходило через него. Даже нет необходимости получать (или есть совсем маленькая необходимость): это вот такое Действие [тот же жест через Мать], это проходит Сила. И когда это происходит в комнате, предназначенной исключительно для встреч с людьми, эта комната наполняется Присутствием, и тогда словно это Присутствие раскрывает свои руки, чтобы принять людей, взять их, окутать их, а затем позволить им уйти.
Но, что касается того, что относится к этому телу, как умывание, питание, все это сейчас идет больше не тем же образом, я не знаю, как объяснить… Здесь есть деятельность; там же это просто Присутствие. Здесь деятельность: надо наполнить стакан воды, взять зубную пасту, чистить зубы, все это деятельность. Что же… больше нет памяти, нет привычек; вещи делаются не благодаря тому, что вы научились делать их таким образом: они спонтанно делаются через Сознание. При переходе от старого к новому движению есть маленький трудный переход, когда старой привычки уже нет, а новое сознание еще не установилось постоянным образом, и тогда… это передается, к примеру, через то, что кажется неловкостью, через движения, которые не такие, какими они точно должны быть. Но это не длится, это происходит один раз для одной вещи, так чтобы преподнести урок — всегда чтобы преподнести урок.
Заменить память, действие на… Например, что касается того, чтобы узнать, где кто-то живет, его адрес или его дом (это было деятельностью этой ночью), то старый метод, ментальный метод, должен быть замещен на новый метод сознания, который знает то, что надо сделать как раз в тот момент, когда надо сделать: «Вот что надо сделать.» Это не так: «А! надо пойти туда-то», нет: в каждую минуту находишься там, где и должен быть; и когда приходишь в место, где и должен быть: «А! вот здесь.»
Это действительно очень интересно.
Так что, между моментом, когда действуешь как все люди, и моментом, когда действуешь — когда Господь действует — между этими двумя моментами есть маленький переходной период: уже больше не знаешь в достаточной мере то, и еще не знаешь хорошо это, так что это бедное тело имеет некоторую неопределенность, небольшую неловкость. Но оно очень быстро усваивает свой урок.
Это действительно интересно.
(долгое молчание)
Тогда ясно понимаешь, почему святые и мудрецы, те, кто хотели все время чувствовать божественную атмосферу, почему они вычеркивали все материальные вещи — ведь они не были трансформированы, а потому снова впадали в старый способ бытия, и есть момент, когда это становится… неприятным. Но трансформировать это… это не-срав-нен-но, неизмеримо превосходит это, в том смысле, что дает необычайную СТАБИЛЬНОСТЬ, сознание и РЕАЛЬНОСТЬ. Все становится ИСТИННЫМ видением, ИСТИННЫМ сознанием; это становится таким конкретным, таким реальным!
Ничто — ничто иное — не может дать эту полноту.
Избегать, убегать, грезить, медитировать, входить в… это очень хорошо, но как бедно это выглядит в сравнении с тем! Так бедно.
(молчание)
Самое трудное из того, что остается, это речь. Это труднее всего, требует большого усилия. Этим утром, когда я имела это переживание, была почти что мольба тела: «О! не разговаривай, не говори с ним.» Я не намеревалась рассказывать, но [жест свыше] я вынуждена рассказать. Тело не намеревалось говорить, оно не любит говорить, но кое-что заставляет его говорить.
Это единственно трудная вещь.
Слова такие неадекватные! Я спрашивала себя и об этом: как они будут сообщаться друг с другом, полностью супраментальные существа (я имею в виду: без примеси этого материального начала), как они будут сообщаться друг с другом? Просто вот так? [жест внутреннего обмена].
Речь доставляет такое усилие.
И это не «ментальная коммуникация», как то, что они называют телепатией, не то, это… это движение сознания. Это тоже будет происходить без столкновений и сопротивления: движение сознания [в Материи]. Например, что-то должно быть сделано, но не этим телом, а другим; мы еще вынуждены говорить: «Надо сделать то-то и так-то», и это представляет… такое впечатление, что надо сдвинуть горы, тогда как если другой находится в том же состоянии, тогда это делается совершенно естественно и спонтанно. У меня были примеры: время от времени я ВИЖУ (не «думаю»: я вижу), я вижу: «Должно быть вот так» (совсем маленькие вещи), я ничего не говорю — другое тело делает это. Но так получается только время от времени, редко — это должно быть постоянным… О! какая восхитительная жизнь! 170
(молчание)
А как у тебя дела?
Я в туннеле, так сказать.
Ты в туннеле, ах! почему?
Много работы…
[Мать смеется]. О, это забавно! Вчера или ночью, не помню когда, я сказала тебе, но с большой силой (это было что-то «очень важное» (!), я сказала тебе: «В конце туннеля есть свет, и не спорь — не спорь, в конце туннеля ЕСТЬ свет.» [Мать смеется] Я спрашивала себя: «Почему я говорю ему это!…»
154 Примерно в десяти километрах.
155 Вот несколько отрывков из этого письма: «…Кто-то сказал: Свободу надо нести не как знамя, а как Крест… В вашей книге нет любви к Кресту, почему? Со времен извечных Крест был собирающей и поднимающей формой. Эта форма не хочет подниматься одна; эта форма, будучи погруженной в массу, поднимается только со всей массой — эта форма прилипает ко всем главным точкам и кровоточит во всех главных точках… Когда сразу же после встречи с вами я пошла к прокаженным, я черпала Силу не только для того, чтобы помочь им финансово, по обязанности или по дружбе, но, возможно, даже посмотреть на мир, как они, дойти до конца их настоящей нищеты…»
156 Магнитофонная запись начала этой беседы не сохранилась.
157 Есть магнитофонная запись этой беседы.
158 Магнитофонной записи следующих двух отрывков не сохранилось.
159 Магнитофонная запись возобновляется здесь.
160 Есть магнитофонная запись этой беседы.
161 В ходе этой беседы магнитофон плохо работал, и запись получилась едва разборчивой, так что Сатпрем смог сохранить запись только последней части беседы.
162 Этот большой «План» есть целое расширение христианства, которое с 1967 г., как кажется приняло решительный поворот.
163 См. «Агенду», том VI, беседы от 3 июля и 7 сентября 1963 г., а также том V, беседа от 2 декабря 1964 г.
164 Мать, вероятно, хотела сказать: в папе, который хотел бы достичь объединения под знаменем католической церкви.
165 Здесь начинается единственно уцелевший в магнитофонной записи отрывок беседы.
166 Магнитофонная запись начала этой беседы не сохранилась.
167 Переживание золотого мира.
168 Калки: последний Аватар, который явится на крылатом коне и будет вооружен мечом. Он появится как «сжигающая комета».
169 Магнитофонная запись начала этой беседы не сохранилась.
170 Есть магнитофонная запись этой беседы. Следующая часть беседы не сохранилась в магнитофонной записи.