Шри Ауробиндо

САВИТРИ

Символ и легенда

Часть 1. Книга 2. Книга путешественника миров

Песнь одиннадцатая
Царства и Божества более великого Разума

Исчезли границы трудящейся Силы.
Но бытие и творение не прекратились там.
Ибо Мысль превосходит круги смертного разума,
Она более велика, чем ее земной инструмент:
Божество, втиснутое в узкое пространство ума,
Высвобождается во все стороны в какую-то ширь,
Которая есть проход к бесконечности.
Оно движется, вечное, по полю духа,
Бегун к далекому духовному свету,
Ребенок и слуга силы духа.
Но разум падает тоже назад с безымянного пика.
Его существо простиралось за пределы зрения Мысли.
Ибо дух вечен и несотворен
И не раздумьями его величие рождено было,
И не размышлением может его знание прийти.
Он знает себя, и в себе он живет,
Он движется там, где нет ни мысли, ни какой-либо формы.
Его ноги утверждены на конечных вещах,
Его крылья могут сметь пересекать Бесконечность.
Входящие в поле зрения путешественника пространство чудесное
Великих и удивительных встреч его шаги звало,
Где Мысль опирается на зрение за пределами мысли
И формирует мир из Немыслимого.
На пиках, куда воображение не может ступить,
В горизонтах неутомимого зрения,
Под голубой вуалью вечности
Величия идеального Разума были видны,
За границы известных вещей простирающиеся.
Источник той малости, которой являемся мы,
Инстинкт с бесконечно большим, чем мы должны быть,
Опора всего, что человеческая сила разыгрывает,
Творец надежд, не осуществленных землей,
За пределы расширяющейся вселенной он простирается;
Он летит за пределы Грезы,
Он превышает потолок подъема жизни.
Бодрствующий в светлой сфере, не связанный Мыслью,
Необъятностям открытый всеведающим,
Он бросает на наш мир великие коронующие влияния,
Свою скорость, что обгоняет легкую поступь шагов,
Свою силу, что идет непобедимо во Времени,
Свои могущества, что соединяют мостом бездну между человеком и Богом,
Свои сияния, что сражаются с Неведением и со Смертью.
В своем окружении идеального Пространства обширном,
Где красота и могущество гуляют рука об руку,
Истины Духа берут форму как Боги живые,
И каждая может возводить мир по своему собственному праву.
В воздухе, который сомнение и заблуждение не могут отметить
Стигматами их деформации,
В общении с размышляющей уединенностью
Истины, что видит в неошибающемся свете,
Где зрение не спотыкается, не заблуждается мысль,
Свободные от непомерного налога слез нашего мира,
Мечтательные, его светлые создания смотрят
На Идеи, что населяют вечность.
В солнечном сиянии радости и абсолютной силы
Свыше – трона Идеала Хозяева,
В сессиях спокойного счастья,
В регионах освещенной определенности.
Далеки те царства от нашего труда, стремления и зова,
Освященное святилище и совершенства царствие,
Закрытое для неуверенных мыслей ума человеческого,
От туманной поступи смертной жизни далекое.
Но поскольку наши тайные самости – ближайшие родственники,
Дыхание недостигнутой божественности
Посещает несовершенную землю, на которой мы трудимся;
Через мерцающего эфира золотой смех
Падает свет на наши раздраженные неудовлетворенные жизни,
Мысль приходит вниз из идеальных миров
И побуждает нас даже здесь моделировать заново
Некий Образ их величия, призыва
И чуда, что живут за пределами кругозора смертной надежды.
Среди тяжелого однообразия дней
И опровергаемая людским законом
Вера в то, чего нет и что должно быть,
Живет товарищем восторга и боли этого мира,
Дитя запретного желания тайной души,
Рожденное от ее амура с вечностью.
Наши духи вырываются на свободу из их окружения;
Будущее приносит свое лицо чуда близко,
Его божественность смотрит на нас глазами нынешнего;
Действия, что считаются невозможными, становятся естественными,
Бессмертие героя мы чувствуем;
Храбрость и сила, которых смерть не может коснуться,
Просыпаются в членах, что смертны, в сердцах спотыкающихся;
Нами движет быстрый импульс воли,
Что презирает медленный утомительный шаг смертного времени.
Эти обещания не из чужой сферы приходят:
Мы сами – этой родной Страны граждане,
Авантюристы, мы колонизовали Материи ночь.
Но сейчас наши права остановлены, наши пусты паспорта;
Мы живем самоизгнанные из нашего более небесного дома.
Скитающийся луч из бессмертного Разума
Земли слепоту принял и стал
Нашей человеческой мыслью, прислугой Неведения.
Изгнанник, чернорабочий на этом ненадежном земном шаре,
Плененный и управляемый в невежественной хватке Жизни,
Стесненный смутною клеткой и предательским нервом,
О более счастливых состояниях и более благородных силах он грезит,
О естественной привилегии непадших богов,
Призывая назад до сих пор свою старую суверенность утерянную.
Среди мглы, тумана, трясины и камня земли
Он еще помнит свою сферу возвышенную
И своего великолепного рождения город высокий.
Память входит украдкой из небес утерянных Истины,
Широкое освобождение приходит близко, Слава зовет,
Мощь выглядывает, отдаленное счастье.
В чарующих проходах полузавуалированного света блуждая,
Светлая тень себя,
Этот быстрый неуверенный лидер слепых богов,
Этот фонарщик маленьких ламп, этот министр-раб,
Нанятый разумом и телом для земного использования,
Забывает свою работу среди грубых реальностей;
Он возвращает свое императорское право отобранное,
Он снова носит пурпурную мантию мысли
И знает себя Идеала провидцем, царем,
Причастником и пророком Нерожденного,
Бессмертия и восторга наследником.
Все вещи реальны, что здесь – только грезы,
В наших неизвестных глубинах спит их резерв правды,
На наших недостигнутых высотах они царят и к нам приходят
В раздумья и мысли, неся свои мантии света.
Но наша карликовая воля и холодное прагматичное чувство
Не принимают визитеров небесных:
На пиках Идеала нас ожидающие
Или охраняемые в нашей секретной самости незримыми,
Все же, порой сверкают через пробужденную душу,
Скрытые от наших жизней их величие, красота, сила.
Наше нынешнее чувствует иногда их касание царское,
Наше будущее стремится к их светлым тронам:
Из духовной секретности они глядят пристально,
Бессмертные шаги звучат в коридорах ума:
Наши души могут подняться в планы сияющие,
Дыхание, из которого пришли они, может быть нашим домом.
Свою привилегию лишенного тени зрения назад получил
Мыслитель, что вошел в воздух смертных,
И пил снова из своего чистого и могучего источника.
Неизменный в ритмичном покое и радости,
Он видел, в безграничном свете суверенно свободный,
Непадшие планы, сотворенные мыслью миры,
Где Знание – лидер действия,
А Материя сделана из субстанции мыслящей,
Чувство, небесная птица, уравновешенная на грезящих крыльях,
Отвечает зову Истины как родителя голосу,
Светлая форма прыгает из луча всеформирующего
И Воля – сознательная колесница Богов,
И Жизнь, великолепный поток размышляющей Силы,
Несет голоса мистических Солнц.
Счастье оно приносит шепчущей правды;
Там бежит, в своем течении грудь Пространства золотя медом,
Смех из бессмертного сердца Блаженства
И неизмеримая Радость безвременья,
Звук шепота Мудрости в Неизвестном
И дыхание невидимой Бесконечности.
В мерцающей ясности аметистового воздуха
Нескованный и всемогущий Дух Разума
Размышлял на голубом лотосе Идеи.
Золотое небесное солнце безвременной Истины
Лило вниз вечного Луча мистерию
Через безмолвие, словом Света дрожащее,
На бесконечный океан открытия.
Далекие соединяющиеся полусферы он видел.
На медитации гребне транса вздымающемся
Великие лестницы мысли восходили к нерожденным высотам,
Где Времени последние гряды касаются небес вечности
И Природа говорит с абсолютностью духа.

     Тройное царство упорядоченной мысли шло первым,
Маленькое начало восхождения огромного:
Свыше были светлые эфирные небеса разума,
Уплотненное и бесконечное парение, словно небо давило на небо,
Против Пустоты бастионом света поддержанное;
Высшее стремилось к соседней вечности,
D бесконечность расширялось обширнейшее.
Но хотя бессмертные, могучие и божественные,
Первые царства были близки и родственные уму человеческому;
Их божества формируют нашего более великого мышления дороги,
Фрагмент их могущества может быть нашим:
Эти шири не были слишком широкими для наших душ путешествия,
Эти высоты для человеческой надежды не были слишком высокими.
Тройной пролет вел к этому миру тройному.
Хотя крутой для шагов сил обычных,
Его взбирающийся склон глядел на наше земное равновесие вниз:
На склоне, не слишком отвесном,
Можно повернуть назад путешествующие глубоко нисходящие линии,
Чтобы общаться со вселенною смертного.
Могучие смотрители восходящей лестницы,
Которые ходатайствуют со всесозидающим Словом,
Там ждали пилигрима, душу, небесами связанную;
Владея тысячью ключами Запредельного,
Они предлагали свое знание взбирающемуся разуму
И наполняли жизнь необъятностями Мысли.
Пророки-жрецы Закона оккультного,
Пламенно яркие иерархи божественной Истины,
Интерпретаторы между умом человека и Бога,
Они приносят бессмертный огонь смертным людям.
Радужные, наделяющие незримое телом,
Стражи светлых ступеней Вечного
Встречали Солнце в лучезарных фалангах.
Издали они казались символичными образами,
Освещенными оригиналами тенистого почерка,
В которые наше зрение транскрибирует Луч идеальный,
Или иконами, изображающими мистическую Истину,
Но ближе – Богами и живыми Присутствиями.
Нижние ступеньки отмечал марш бордюров;
Фантастично украшенные и богато маленькие,
Они имели место для всего смысла мира,
Детальные символы радости его совершенства,
Странных зверей, что были Природы силами, сделанными живыми,
И, пробужденный к своей роли чуду,
Человек рос в неискаженном образе Бога,
А объекты становились прекрасной монетой Красоты царства;
Но широким территориям служили те уровни.
Перед восходящим богоявлением
Наслаждающиеся Миром-Временем, фавориты Мира-Блаженства,
Хозяева вещей актуальных, лорды часов,
Друзья игр юной Природы и Бога-ребенка,
Творцы Материи скрытым давлением Разума,
Чьи тонкие мысли поддерживают Жизнь несознательную
И ведут фантазию грубых событий,
Стояли там, раса юных богов с проницательным зрением,
Цари-дети, рожденные на плане Мудрости раннем,
Учились в ее школе мистической игре творения мира.
Архимасоны вечного Мага,
Фрагментарного Пространства литейщики и измерители,
Они сделали свой план сокрытого и известного
Для невидимого царя обителью-домом.
Повинуясь Вечного глубокой команде,
Они построили в материальной фронтальной части вещей
Этот обширный мировой детский сад юных душ,
Где младенческий дух учится через разум и чувство
Космического почерка читать письмена
И изучать тело космической самости,
И искать тайное значение целого.
Всему, что Дух тот задумывает, они дают форму;
Склоняя Природу на настроения зримые,
Они сообщают конечные формы бесконечным вещам.
Каждую силу, что прыгает из Непроявленного,
Покидающую обширность покоя Вечного,
Они ловят и удерживают педантичными своими глазами
И создают статистку в космическом танце.
Ее свободный каприз они ограничивают законами ритма
И принуждают принять ее позу и свою шеренгу занять
В колдовстве упорядоченной вселенной.
Всесодержащий был содержим в форме,
Единство на единицы измеримые резалось,
Безграничное возведено в сумму космическую:
Нескончаемое Пространство втиснуто было в кривую,
Неразделимое Время – на маленькие минуты разрезано,
Бесконечно малое собрано в массу, чтобы хранить в безопасности
Мистерию Бесформенного, брошенного в форму.
Непобедимо их ремесло задумывало для использования
Магию числа, являющегося следствием, и чар знака,
Была ухвачена чудесная потенция замысла,
Нагруженная красотой и значением,
И детерминирующим мандатом их взгляда
Фигура и качество уравниваясь объединялись
В нераспутываемой идентичности.
На каждом событии они штамповали его изгибы закона
И его ответственность и обязанность обстоятельства, значением полного;
Свободного и божественного случая больше
Или авантюры души оно уже каждый миг не желало,
Оно удлиняло мистическую цепь, судьбой ограниченную,
Предвиденную линию неизменного плана,
Еще один шаг в долгом марше Необходимости.
Пределы устанавливались для каждой стремящейся Силы,
Удерживающие ее желание монополизировать мир,
Бронзовая колея предписывалась для силы и действия,
И в каждый момент ей ее предназначенное место показывали,
Предопределяли неизменно в спиральную
Огромную петлю-Время беглянку из вечности.
Их неизбежные мысли, как звенья Судьбы,
Налагали на прыжок и молниеносный бег разума
И на хрупкий поток жизни случайный,
И на свободу вещей атомных,
Непреложную причину и непреклонное следствие.
Идея от бесконечности пластичной отказывалась,
Для которой она была рождена, и сейчас взамен вычерчивала
Маленькие обособленные шаги цепи-работы на делянке земли:
Когда-то бессмертное, сейчас привязанное к концу и рождению,
Оторванное от непосредственного и безошибочного зрения,
Знание было отстроено заново из предположения клеток
В фиксированное тело, дряблое, бренное;
Так связанным оно становилась, но не могло продолжаться и разрушалось,
И оставляло свое место телу мышления нового.
Для великоглазых серафимов-Мыслей Бесконечного клетка
Была закрыта переплетенных мировых законов засовом
И ограничено горизонта узкого аркой
Радужное видение Невыразимого.
Безвременный Дух был рабом часов сделан;
В тюрьму рождения Нерожденный был брошен,
Чтобы сделать мир тем, что мог уловить Разум и чем он мог править.
На земле, которая смотрела на тысячи солнц,
Чтобы та сотворенная мощь становилась господином Природы
И глубины Материи освещены были душою,
Они привязывали к дате, норме и конечным границам
Миллионное мистическое движение Одного.
     Свыше стояла архангельская тонкая раса
С большими веками и глазами, что искали невидимое.
Свет освобождающего знания сиял
В их глазах через бездны безмолвия;
Они жили в уме и изнутри знали истину;
Зрение, в сконцентрированное сердце назад отведенное,
Могло проникнуть за ширму результатов Времени
И жесткий образчик и форму зримых вещей.
Все, что избегало узкого аркана концепции,
Зрение замечало и схватывало; их зрящие мысли
Заполняли пустоты, оставленные ищущим чувством.
Высокие архитекторы возможности
И инженеры невозможного,
Математики бесконечностей
И теоретики непознаваемых истин,
Они формулировали постулаты загадки
И присоединяли неведомое к очевидным мирам.
Служители, они посещали Силу безвременную,
Цикл ее работ изучали;
Минуя ее изгородь бессловесной тайной уединенности,
Их ум мог проникнуть в ее ум оккультный
И чертить диаграмму ее тайных мыслей;
Они читали коды и шифры, что она запечатала,
Они делали копии всех ее охраняемых планов,
Для каждого поворота ее мистического курса
Находили причину и неизменное правило.
Невидимое становилось зримо для изучающих глаз,
Объяснена была огромного Несознания схема,
Смелые линии были набросаны на Пустоте;
Бесконечный был уменьшен до квадрата и куба.
Значение и символ устраивая,
Прослеживая изгиб трансцендентальной Силы,
Они создавали каббалу Закона космического,
Балансирующая линия открывала технику Жизни
И структурировала ее магию и ее мистерию.
Навязывая схемы знания Шири,
Они прикрепляли к силлогизмам конечной мысли
Бесконечного Сознания свободную логику,
Разбирали по правилам скрытые ритмы танца Природы,
Критиковали сюжет драмы миров,
Делали число и фигуру ключом ко всему существующему:
Психоанализ космической Самости
Был проведен, его секреты выслеживались и читалась
Неизвестная патология Уникального.
Оценена система была вероятного,
Шанс бегущих возможностей,
Для подсчета не поддающейся счету суммы Действительного,
Необходимости логарифмические таблицы чертились,
Вставлялся в схему тройной акт Одного.
Лишенное вуали, отчетливое незримое множество
Сил, летящих вихрем из рук Случая,
Казалось, повинуется какому-то императиву обширному:
Их движения путанные из единства работали.
Мудрость читала их разум, им самим неизвестный,
Их анархия в формулу вколачивалась
И из их гигантской беспорядочности Силы,
Следуя привычке их миллионов путей,
Различая каждую самую легкую линию и мазок
Неизменного намерения скрытого,
Из хаоса настроений Незримого
Составляла Судьбы вычисление.
В яркой гордости универсального знания
Знание разума превосходило силу Всезнающего:
Крылатые орлиные могущества Вечного,
Пораженные в своих эмпиреях нехоженных,
Устремлялись вниз со своих спиралей, чтобы повиноваться кивку Мысли:
Каждый мистический Бог, принужденный на открывающую форму,
Назначал свои установленные движения в игре Природы,
Делал зигзаг в жесте шахматисткой Воли
На шахматной доске космической Судьбы.
В широкой последовательности шагов Неизбежности
Предсказан каждый акт и мысль Бога,
Их ценность взвешена бухгалтером-Разумом,
Проверена в его математическом всемогуществе,
Они утратили свой божественный аспект чуда
И были фигурой в космической сумме.
Могучей Матери прихоти и молниеносные настроения
Поднявшиеся из ее неуправляемого восторга всемудрого
В свободе ее сладкой и страстной груди,
Были ограблены, лишены их чуда, прикованы к причине и цели;
Идол из бронзы заменил ее форму мистическую,
Что захватывает движения космических ширей,
В точном наброске лица идеального
Забыта была ее ресниц греза-гравюра,
Несущая на их изгибе мечты бесконечности,
Утрачено ее глаз манящее чудо;
Вздымающееся волны-биения ее моря-сердца обширного
Они привязали к теореме приведенных в порядок ударов:
Ее глубокие намерения, которые от самой себя она вуалировала,
Самообнаруживающимися в их исповедальне рассыпаны.
Для рождения и смерти миров они установили дату,
Диаметр бесконечности был нарисован,
Измерена далекая арка незримых высот
И визуализированы немереные глубины, глазам недоступные,
Пока все не стало казаться известным, что быть во времени может.
Все было принуждено числом, именем, формой;
Ничто не осталось несказанным, неподсчитанным.
Однако их мудрость кружилась с ничто:
Истины они могли находить и держать, но не одну Истину:
Высший для них непознаваемым был.
Знанием чересчур многого они утрачивали знание целого:
Бездонное сердце мира неотгаданным было оставлено
И Трансцендентальный хранил свою тайну.
     В более возвышенном и смелом полете
К широкой вершине тройной лестницы
Голые ступеньки поднимались, как пламенеющие утесы из золота,
Прожигая свой путь к чистому абсолютному небу.
Августейшие и немногочисленные Цари суверенные Мысли
Сделали из Пространства свой широкий всевидящий взгляд,
Обозревающий огромный труд Времени:
Всесодержащего Сознания дыхание
Поддерживало Бытие в безмолвном объятии.
Посредники со светлым Невидимым,
Они улавливают в длинных проходах мира
Императивы Себя созидающего,
Которым неведающая земля повинуется и небеса сознающие;
Их мысли – партнеры в его обширном контроле.
Великое всем управляющее Сознание есть здесь,
И Разум не ведая служит Силе более высокой;
Он есть канал, не источник всего.
Космос – не несчастное происшествие во Времени;
Есть смысл в каждой игре Случая,
Есть свобода в каждом лике Судьбы.
Мудрость знает и ведет мистический мир;
Истина-взгляд формирует его существа и события;
Саморожденное Слово на высотах творения,
Голос Вечного во временных сферах,
Видений Абсолюта пророк
Сеет Идеи значение в Форму,
И из того семени возникают ростки Времени.
На пиках за пределами нашего рода Всемудрый сидит:
Единый и непогрешимый взгляд приходит вниз,
Тихое касание из небесного воздуха
Будит к невежественному знанию в ее действиях
В несознательных глубинах тайную силу,
Принуждая ослепшее Божество появиться,
Обусловливая Необходимости нагой танец,
По мере того, как она проходит из круга часов
И исчезает от преследования глаз ограниченных
В погружающихся кружащихся перспективах эпохального Времени.
Неуловимые силы космического вихря
Несут в своих вакхических членах фиксированность
Изначального предвидения, что Судьбою является.
Даже Природы неведение есть инструмент Истины;
Наше борющееся эго не может изменить ее курс:
Однако, именно сознательная сила есть та, что движется в нас,
Семя-идея – наших действий родитель,
И судьба – неузнанное дитя Воли.
Направляющим взглядом Истины непогрешимо
Все создания здесь обнаруживают свою самость секретную,
Принужденные становиться тем, что в самих себе они прячут.
Ибо Он, который Есть, становится в годах все более проявленным,
И медленно Божество, запертое в клетках,
Поднимается из протоплазмы к бессмертию.
Но скрыта, недоступна смертным объятиям,
Мистична, невыразима истина духа,
Несказанна, уловима лишь глазом духа.
Когда обнажается от эго и разума, он слышит Голос;
Он смотрит сквозь свет навстречу все более великому свету
И видит Вечность, облачающую со всех сторон Жизнь.
Эта более великая Истина чужда нашим мыслям;
Где свободная Мудрость работает, они ищут правила;
Или мы видим только игру Случая путанную
Или труд в цепи, принуждаемый границей закона Природы,
Абсолютизм немой немыслящей Силы.
Дерзкие в своем чувстве Богорожденной силы,
Они осмеливались хватать своей мыслью абсолют Истины;
Абстрактной чистотой безбожного зрения,
Голой перцепцией, нетерпимой к формам,
Они приносили Уму то, чего никогда не мог он достигнуть,
И надеялись завоевать основу небесную Истины.
Голый императив умозрительной фразы,
Архитектурный и неизбежный,
Переводил в мысль немыслимое:
Серебрянокрылый огонь обнаженного тонкого чувства,
Слух ума, отвернувшийся от ритмов внешнего,
Обнаруживал семена-звуки вечного Слова,
Ритм и музыку слышал, что строят миры
И ловил в вещах Волю быть бестелесную.
Они измеряли Неограничиваемого мерками чисел
И выписывали последнюю формулу вещей ограниченных,
В очевидные системы воплощали беспредельные истины,
Безвременное делали объяснимым для Времени
И оценивали несоразмерного с их оценкой Всевышнего.
Чтобы собрать и оградить несхваченные бесконечности,
Они соорудили абсолютные стены мысли и речи
И создали вакуум, чтоб удержать Одного.
В своем поле зрения они направляются к пику пустому,
К могучему пространству холодного и солнцем освещенного воздуха.
Чтобы объединять их задачу, жизнь исключающую,
Что не может снести наготы Шири,
Они шифр создали множества,
В отрицании находили значение Всего
И в ничто – позитив абсолютный.
Единственный закон упрощал тему космическую,
Втискивая Природу в формулу;
Их титанический труд делал все знание одним,
Ментальной алгеброй путей Духа,
Божества живого абстракцией.
Здесь остановилась разума мудрость; она ощущалась законченной;
Ибо ничего не было оставлено думать иль знать:
В духовном зеро он сидел на престоле
И принимал свое обширное безмолвие за Несказанное.

     Это была игра светлых богов Мысли.
Привлекая во время безвременный Свет,
Заточая в часы вечность,
Они планировали поймать ноги Истины
В золотистые сети концепции и фразы
И держать ее пленной для мыслителя радости
В его маленьком мире, построенном из бессмертных грез:
Там должна была она жить, замурованная в человеческом разуме,
Императрица, заточенная в доме ее подчиненного,
Обожаемая и чистая, и пока на его сердца троне,
Его роскошное имущество, лелеемое и обособленное
В стене безмолвия его размышления тайного,
Безупречная в белой девственности,
Та же вовеки и вовеки одна,
Его почитаемая неизменная Богиня на все времена.
Или же, супруга его разума преданная,
Уступающая его природе и его воле,
Она санкционирует и вдохновляет его слова и поступки,
Продлевая их резонанс на протяжении внимающих лет,
Компаньон и регистратор его марша,
Пересекающего блестящий тракт мысли и жизни,
Вырезанный из вечности Времени.
Свидетель своей высокой триумфальной звезды,
Ее божественный слуга носящей корону Идеи,
Он будет господствовать благодаря ей над миром простертым;
Давая ордер на его дела и его убеждения,
Она аттестует его право божественное вести и править.
Или как любовник, что свою единственную сжимает возлюбленную,
Божество его жизни желания и поклонения,
Одинокого идолопоклонничества его сердца икона,
Она ныне – его и должна жить для него одного:
Она наполнила его своим внезапным блаженством,
Неистощимое чудо лежит в его счастливых объятиях,
Приманка, пойманное, приводящее в восторг диво.
Ее сейчас он требует после долгой увлеченной погони,
Единственную радость его души и его тела:
Неотразим ее божественный призыв,
Ее огромное владение – неумирающий трепет,
Опьянение, экстаз:
Страсть ее самораскрывающихся настроений,
Небесная слава и многообразие
Делают вечно новым для его глаз ее тело
Или же повторяют первого волшебства прикасание,
Ее мистических грудей светлый восторг
И прекрасные вибрирующие члены живого поля
Пульсирующего нового открытия, которому нет конца.
Новое начало цветет в слове и смехе,
Новое очарование приносит назад прежний предельный восторг:
Он теряет себя в ней, она – здесь его небеса.
Истина грациозной золотой игре улыбается.
Из своих безмолвных вечных пространств склонившаяся
Великая и безграничная Богиня притворилась, что уступает
Сладость своих секретов, напоенную солнцем.
Инкарнируя в своей красоте в его объятия,
Она дала на краткий поцелуй свои бессмертные губы
И привлекла к своей груди одну славную смертную голову:
Она, для которой небеса были слишком малы, своим домом сделала землю.
В человеческой груди ее оккультное присутствие жило;
Он вырезал из своей собственной самости свой образ ее:
Она сформировала свое тело для объятий разума.
Она пришла в границы узкие мысли;
Она позволила, чтобы ее величие было втиснуто
В Идеи хижину маленькую,
Тесную комнату одинокого мыслителя хватки:
Она снизила свои высоты до наших душ роста
И ослепила наши веки своим небесным взглядом.
Так каждый удовлетворен своим достижением высоким
И о себе думает, как о благословенном за пределами смертности,
Как о царе истины на своем обособленном троне.
Ее владельцу в поле Времени
Единственное великолепие, пойманное от ее славы, кажется
Единственно истинным светом, ее красоты сияющим целым.
Но ни мысль, ни слово не могут схватить вечную Истину:
Весь мир живет в одном луче ее солнца.
В нашего мышления тесном и узком освещенном лампою доме
Тщеславие нашего запертого смертного разума
Мечтает, что цепи мысли ее сделают нашею;
Но мы лишь играем своими собственными блестящими узами;
Привязывая ее, самих себя мы привязываем.
В своем гипнозе, вызванном одной светлой точкой,
Мы не видим, каким маленьким образом ее мы владеем;
Мы не чувствуем вдохновляющей ее безграничности,
Мы не разделяем ее бессмертной свободы.
Так это происходит даже с мудрецом и провидцем;
Ибо до сих пор человек божество ограничивает:
Из своих мыслей мы должны прыгнуть вверх к свету,
Дышать ее божественным неограничиваемым воздухом,
Ее простое обширное верховенство признать,
Отважиться сдаться ее абсолюту.
Тогда Непроявленный отразит свою форму
В безмолвном уме, как в живом зеркале;
Безвременный Луч низойдет в наши сердца
И мы поглощены будем восторженно в вечности.
Ибо Истина шире, более велика, чем ее формы.
Тысячи икон они из нее сделали
И находят ее в идолах, которые они обожают;
Но остается сама собою и бесконечной она.

Конец песни одиннадцатой