САЙТ ШРИ АУРОБИНДО И МАТЕРИ

WWW.AUROBINDO.RU

Домашняя страничка  |  Работы |   Работы Шри Ауробиндо | Савитри
Sri Aurobindo Шри Ауробиндо
   
SAVITRI САВИТРИ
A Legend and a Symbol Символ и легенда
   
PART THREE ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ
   
BOOK TEN КНИГА ДЕСЯТАЯ
The Book of the Double Twilight Книга густых Сумерек
Canto Four Песнь четвертая
The Dream Twilight of the Earthly Real Грезы-Сумерки земной Реальности
There came a slope that slowly downward sank; Начался склон, что полого спускался;
It slipped towards a stumbling grey descent. Он скользил к оступающемуся серому скату.
The dim-heart marvel of the ideal was lost; Чудо идеала, с сердцем неясным, было утеряно;
Its crowding wonder of bright delicate dreams Толпящееся чудо светлых грез деликатных
And vague half-limned sublimities she had left: И неясные, наполовину написанные величия она оставила:
Thought fell towards lower levels; hard and tense Мысль упала на более низкие уровни; тяжело, напряженно
It passioned for some crude reality. Мысль стремилась к какой-то грубой реальности.
The twilight floated still but changed its hues Сумерки все еще плыли, но изменились оттенки
And heavily swathed a less delightful dream; И густо пеленали меньшую грезу восторженную,
It settled in tired masses on the air; Они в усталых массах воздуха раскинулись;
Its symbol colours tuned with duller reds Свои цвета символические они тускло красным наполнили
And almost seemed a lurid mist of day. И почти что казались багровой мглой дня.
A straining taut and dire besieged her heart; Стискивающее страшное напряжение осадило ей сердце;
Heavy her sense grew with a dangerous load, Тягостно чувства наливались грузом опасным,
And sadder, greater sounds were in her ears, И более великие и печальные звуки в ее ушах были,
And through stern breakings of the lambent glare И сквозь неумолимое разрушение блеска искрящегося
Her vision caught a hurry of driving plains Ее зрение ловило равнин несущихся спешку,
And cloudy mountains and wide tawny streams, Облачные горы и широкие рыжие реки,
And cities climbed in minarets and towers И города, поднимающиеся в минаретах и башнях
Towards an unavailing changeless sky: К бесплодному неизменному небу:
Long quays and ghauts and harbours white with sails Длинные набережные, пристани, от парусов белые гавани
Challenged her sight awhile and then were gone. Занимали ее зрение недолго и скоро исчезли.
Amidst them travailed toiling multitudes Среди них напрягались в усилии трудящиеся множества
In ever shifting perishable groups, В постоянно меняющихся группах непрочных,
A foiled cinema of lit shadowy shapes Контрастное кино освещенных призрачных форм,
Enveloped in the grey mantle of a dream. Обернутых серой мантией грезы.
Imagining meanings in life's heavy drift, Придумывая смысл в тяжелом течении жизни,
They trusted in the uncertain environment Они доверяли окружению зыбкому
And waited for death to change their spirit's scene. И ждали смерти, чтоб сменить сцену их духа.
A savage din of labour and a tramp Дикий шум труда и топота
Of armoured life and the monotonous hum Бронированной жизни, гул монотонный
Of thoughts and acts that ever were the same, Мыслей и действий, вечно все тех же,
As if the dull reiterated drone Словно тупо повторяемое снова и снова жужжание
Of a great brute machine, beset her soul,- Великой животной машины окружало душу ее, -
A grey dissatisfied rumour like a ghost Серый звук недовольный, как призрак
Of the moaning of a loud unquiet sea. Стенаний шумного беспокойного моря.
A huge inhuman cyclopean voice, Огромный, бесчеловечный голос Циклопа,
A Babel-builders' song towering to heaven, Песня вавилонской башни строителей, к небесам поднимающаяся,
A throb of engines and the clang of tools Биение машин и лязг инструментов
Brought the deep undertone of labour's pain. Несли глубокий тон страдания труда.
As when pale lightnings tear a tortured sky, Как когда бледные молнии рвут небо измученное,
High overhead a cloud-rimmed series flared Высоко над головой освещая край туч,
Chasing like smoke from a red funnel driven, Несущихся, словно дым из красной трубы,
The forced creations of an ignorant Mind: Принуждаемые творения невежественного Разума:
Drifting she saw like pictured fragments flee Плывя, она видела, нарисованным фрагментам подобные, бежали
Phantoms of human thought and baffled hopes, Фантомы человеческой мысли и надежды несбывшиеся,
The shapes of Nature and the arts of man, Формы Природы и искусства людей,
Philosophies and disciplines and laws, Философии, дисциплины, законы,
And the dead spirit of old societies, Мертвый дух прежних обществ,
Constructions of the Titan and the worm. Конструкции червя и Титана.
As if lost remnants of forgotten light, Словно утерянные остатки забытого света,
Before her mind there fled with trailing wings Перед ее разумом летели со свисавшими крыльями
Dimmed revelations and delivering words, Откровения смутные и слова избавляющие,
Emptied of their mission and their strength to save, Исчерпавшие свою миссию и свою способность спасти,
The messages of the evangelist gods, Послания евангелистов-богов,
Voices of prophets, scripts of vanishing creeds. Голоса пророков, писания вер исчезающих.
Each in its hour eternal claimed went by: Каждое, претендовавшее в свой час на вечность, шло мимо:
Ideals, systems, sciences, poems, crafts Идеалы, системы, науки, поэмы, искусства
Tireless there perished and again recurred, Неустанно гибли и вновь возвращались,
Sought restlessly by some creative Power; Разыскиваемые некой созидательной Силой без устали;
But all were dreams crossing an empty vast. Но все были грезами, пересекающими пустую обширность.
Ascetic voices called of lonely seers Аскетические голоса одиноких провидцев звали
On mountain summits or by river banks На вершины гор или у речных берегов
Or from the desolate heart of forest glades Или из сердца заброшенного лесных полян,
Seeking heaven's rest or the spirit's worldless peace, Ища отдых небес или внемировой покой духа,
Or in bodies motionless like statues, fixed Или в телах, неподвижных как изваяния, твердых,
In tranced cessations of their sleepless thought В трансе-прекращении их мысли бессонной,
Sat sleeping souls, and this too was a dream. Сидели спящие души, и это тоже грезою было.
All things the past has made and slain were there, Все вещи, сотворенные и убитые прошлым, здесь были,
Its lost forgotten forms that once had lived, Его утерянные, забытые формы, что жили когда-то,
And all the present loves as new-revealed Все, что ценится ныне как открытое заново,
And all the hopes the future brings had failed И все надежды, что несет будущее, здесь потерпели уже неудачу,
Already, caught and spent in efforts vain, Уже пойманы и отброшены в усилиях тщетных,
Repeated fruitlessly age after age. Повторяемые век за веком бесплодно.
Unwearied all returned insisting still Неутомимо все возвращалось, настаивая все еще,
Because of joy in the anguish of pursuit Из-за радости в муке поисков
And joy to labour and to win and lose И радости трудиться, побеждать и терять,
And joy to create and keep and joy to kill. Радости творить, хранить, убивать.
The rolling cycles passed and came again, Вращающиеся циклы проходили и вновь возвращались,
Brought the same toils and the same barren end, Несли тот же труд и тот же бесплодный конец,
Forms ever new and ever old, the long Формы всегда новые и всегда старые, долгие
Appalling revolutions of the world. Ужасные революции мира.
   
_____Once more arose the great destroying Voice: _____Вновь поднялся великий разрушающий Голос:
Across the fruitless labour of the worlds Через труд бесплодный миров
His huge denial's all-defeating might Его всеотменяющая огромного отрицания мощь
Pursued the ignorant march of dolorous Time. Преследовала невежественный марш печального Времени:
"Behold the figures of this symbol realm, "Посмотри на фигуры этого символического царства,
Its solid outlines of creative dream На его прочные контуры созидательной грезы,
Inspiring the great concrete tasks of earth. Вдохновляющие великие конкретные задачи земли.
In its motion-parable of human life В его движении-параболе человеческой жизни
Here thou canst trace the outcome Nature gives Можешь ты проследить результат, к которому приводит Природа
To the sin of being and the error in things Грех существа и ошибку в вещах,
And the desire that compels to live И желание, что жить заставляет,
And man's incurable malady of hope. И неизлечимую болезнь человека, надежду.
In an immutable order's hierarchy В неизменном порядке иерархии,
Where Nature changes not, man cannot change: Где Природа не изменяется, человек измениться не может:
Ever he obeys her fixed mutation's law; Он всегда повинуется ее фиксированной мутации закону;
In a new version of her oft-told tale В новой версии ее истории, часто рассказываемой,
In ever-wheeling cycles turns the race. В вечно кружащихся циклах крутится раса.
His mind is pent in circling boundaries: Его разум заперт в границах вращающихся:
For mind is man, beyond thought he cannot soar. Ибо человек - это ум, за пределами мысли он не может парить.
If he could leave his limits he would be safe: Если б он смог оставить свои границы, он был бы спасен:
He sees but cannot mount to his greater heavens; Он видит, но на свои более великие небеса подняться не может;
Even winged, he sinks back to his native soil. Даже окрыленный, он на родную почву назад опускается.
He is a captive in his net of mind Он - пленник в своих сетях разума,
And beats soul-wings against the walls of life. Он крыльями души бьет по стенам жизни.
In vain his heart lifts up its yearning prayer, Тщетно его сердце свою страстную поднимает мольбу,
Peopling with brilliant Gods the formless Void; Яркими Богами бесформенную Пустоту населяя;
Then disappointed to the Void he turns Затем, разочарованный, он к Пустоте поворачивает
And in its happy nothingness asks release, И в ее счастливом ничто освобождения просит,
The calm Nirvana of his dream of self: Спокойной Нирваны своей мечты о себе:
The Word in silence ends, in Nought the name. В молчании кончается Слово, в Ничто - имя.
Apart amid the mortal multitudes, Обособленное от смертных множеств,
He calls the Godhead incommunicable Божество несообщающееся он призывает
To be the lover of his lonely soul Стать возлюбленным его одинокой души
Or casts his spirit into its void embrace. Или поймать его дух в пустые объятия,
Or he finds his copy in the impartial All; Или свою копню в безучастном Все он находит,
He imparts to the Immobile his own will, Свою собственную волю он придает Неподвижному.
Attributes to the Eternal wrath and love Приписывает Вечному гнев и любовь
And to the Ineffable lends a thousand names. И тысячи имен присваивает Невыразимому.
Hope not to call God down into his life. Нет надежды призвать Бога вниз в его жизнь.
How shalt thou bring the Everlasting here? Как ты принесешь сюда Вечного?
There is no house for him in hurrying Time. Нет для него дома в торопящемся Времени.
Vainly thou seekst in Matter's world an aim; Тщетно ты ищешь в мире Материи цель;
No aim is there, only a will to be. Нет цели здесь, лишь желание быть.
All walk by Nature bound for ever the same. Все в границах Природы идет всегда прежнее.
Look on these forms that stay awhile and pass, Посмотри на эти формы, что остаются недолго и уходят,
These lives that long and strive, then are no more, На эти жизни, что стремятся и борются, затем их нет уже больше,
These structures that have no abiding truth, На эти структуры, что не имеют живущей долго истины,
The saviour creeds that cannot save themselves, На кредо спасительные, что себя не могут спасти,
But perish in the strangling hands of the years, А гибнут в душащих руках лет,
Discarded from man's thought, proved false by Time, Отверженные из человеческой мысли, фальшь, доказанная Временем,
Philosophies that strip all problems bare На философии, что все проблемы донага раздевают,
But nothing ever have solved since earth began, Но ничего не решили с тех пор, как земля началась,
And sciences omnipotent in vain И науки всемогущие тщетны,
By which men learn of what the suns are made, Которыми человек изучает, из чего сделаны солнца,
Transform all forms to serve their outward needs, Трансформирует все формы, чтобы обслужить свои внешние нужды,
Ride through the sky and sail beneath the sea, Он гуляет по небу, плывет по морям,
But learn not what they are or why they came; Но не знает, кто он и зачем он пришел;
These polities, architectures of man's brain, На эту политику, архитектуру ума человека,
That, bricked with evil and good, wall in man's spirit Что, облицованная злом и добром стена в человеческом духе,
And, fissured houses, palace at once and jail, Потрескавшийся дворец и, в то же время, тюрьма,
Rot while they reign and crumble before they crash; Гниет, пока царствует, и перед крахом крошится;
These revolutions, demon or drunken god, На революции эти, пьяного бога иль демона,
Convulsing the wounded body of mankind Сотрясающие человечества тело израненное,
Only to paint in new colours an old face; Лишь чтобы раскрасить лик прежний новыми красками;
These wars, carnage triumphant, ruin gone mad, На эти войны, резню триумфальную, крушение, разорительное безумие,
The work of centuries vanishing in an hour, Труд веков за час исчезает,
The blood of the vanquished and the victor's crown Кровь побежденных и венец победителя,
Which men to be born must pay for with their pain, Который люди, чтобы быть рождены, должны оплачивать болью,
The hero's face divine on satyr's limbs, Лик героя божественный на членах сатира,
The demon's grandeur mixed with the demigod's, Величие демона смешано с полубога величием,
The glory and the beasthood and the shame; Слава, скотство и срам;
Why is it all, the labour and the din, Зачем все это, грохот и труд,
The transient joys, the timeless sea of tears, Скоротечные радости, слез море извечное,
The longing and the hoping and the cry, Страсть, надежда и крик,
The battle and the victory and the fall, Битва, победа, падение,
The aimless journey that can never pause, Бесцельное путешествие, что никак остановиться не может,
The waking toil, the incoherent sleep, Бессонный труд, бессвязный сон,
Song, shouts and weeping, wisdom and idle words, Песня, крики и плач, мудрое и праздное слово,
The laughter of men, the irony of the gods? Смех человека, ирония богов?
Where leads the march, whither the pilgrimage? Куда ведет марш, куда паломничество движется?
Who keeps the map of the route or planned each stage? Кто хранит карту маршрута или шаг каждый планирует?
Or else self-moved the world walks its own way, Или сам по себе движущийся мир по собственной гуляет дороге,
Or nothing is there but only a Mind that dreams: Или ничего здесь нет, лишь Разум, что грезит:
The world is a myth that happened to come true, Мир - это миф, которому истинным оказаться случилось,
A legend told to itself by conscious Mind, Легенда, рассказанная себе сознательным Разумом,
Imaged and played on a feigned Matter's ground Придуманная и сыгранная на притворяющейся почве Материи,
On which it stands in an unsubstantial Vast. На которой он стоит в несубстанциональной Обширности.
Mind is the author, spectator, actor, stage: Разум есть автор, зритель, актер и подмостки:
Mind only is and what it thinks is seen. Разум лишь есть, и то, что он думает, зримо.
If Mind is all, renounce the hope of bliss; Если Разум есть все, оставь на блаженство надежду;
If Mind is all, renounce the hope of Truth. Если Разум есть все, оставь надежду на Правду.
For Mind can never touch the body of Truth Ибо Разум никогда коснуться тела Правды не сможет,
And Mind can never see the soul of God; Душу Бога не сможет никогда Разум увидеть;
Only his shadow it grasps nor hears his laugh Он ловит лишь его тень, его смеха не слыша,
As it turns from him to the vain seeming of things. Когда он поворачивается от него к вещей тщетной видимости.
Mind is a tissue woven of light and shade Разум есть ткань, сотканная из света и тени,
Where right and wrong have sewn their mingled parts; Где ошибка и правда переплели свои смешанные части;
Or Mind is Nature's marriage of convenance Либо Разум - это брак по расчету Природы
Between truth and falsehood, between joy and pain: Между неправдой и правдой, между болью и радостью:
This struggling pair no court can separate. Эту борющуюся пару разлучить ни один суд не может.
Each thought is a gold coin with bright alloy Каждая мысль - золотая монета из яркого сплава,
And error and truth are its obverse and reverse: Ошибка и правда - ее аверс и реверс:
This is the imperial mintage of the brain Таковы империалы чеканки ума,
And of this kind is all its currency. Такого рода все его деньги.
Think not to plant on earth the living Truth Не мечтай живую Правду посадить на земле
Or make of Matter's world the home of God; Или сделать мир Материи домом для Бога;
Truth comes not there but only the thought of Truth, Туда не Правда придет, а о Правде лишь мысль,
God is not there but only the name of God. Здесь есть не Бог, а имя лишь Бога.
If Self there is it is bodiless and unborn; Если Сам здесь и есть, то он нерожден, бестелесен;
It is no one and it is possessed by none. Он никем не является и не обладаем никем,
On what shalt thou then build thy happy world? На чем же построишь ты тогда мир свой счастливый?
Cast off thy life and mind, then art thou Self, Отбрось свой разум и жизнь, тогда будешь Собой,
An all-seeing omnipresence stark, alone. Абсолютным всевидящим вездесущим, одним.
If God there is he cares not for the world; Если есть здесь Бог, то о мире он не заботится;
All things he sees with calm indifferent gaze, На все вещи он смотрит бесстрастным взглядом спокойным,
He has doomed all hearts to sorrow and desire, Он обрек все сердца страдать и желать,
He has bound all life with his implacable laws; Своими неумолимыми законами он всякую жизнь ограничил;
He answers not the ignorant voice of prayer. Он не отвечает на невежественный голос молящего.
Eternal while the ages toil beneath, Вечный, тогда как эпохи трудятся ниже,
Unmoved, untouched by aught that he has made, Непоколебимый, ничем, сделанным им, незатрагиваемый,
He sees as minute details mid the stars Он смотрит как на детали минутные среди звезд
The animal's agony and the fate of man: На агонию животного и на удел человека:
Immeasurably wise, he exceeds thy thought; Неизмеримо мудрый, он твою мысль превосходит;
His solitary joy needs not thy love. Его одинокая радость в твоей любви не нуждается.
His truth in human thinking cannot dwell: Его правда жить в мыслящем человеке не может:
If thou desirest Truth, then still thy mind Если ты хочешь Правды, тогда разум свой успокой
For ever, slain by the dumb unseen Light. Навеки, убей бессловесным невидимым Светом.
Immortal bliss lives not in human air: Бессмертное блаженство не живет в человеческом воздухе:
How shall the mighty Mother her calm delight Как сохранит могучая Мать свой спокойный восторг
Keep fragrant in this narrow fragile vase, Душистым в этой тесной и хрупкой вазе
Or lodge her sweet unbroken ecstasy Или поселит свой сладкий экстаз неразрушенным
In hearts which earthly sorrow can assail В сердца, что могут земным горем быть уязвляемы,
And bodies careless Death can slay at will? В тела, что беззаботная Смерть может убить по желанию?
Dream not to change the world that God has planned, Не мечтай изменить мир, который спланировал Бог,
Strive not to alter his eternal law. Не старайся его вечный закон переделать.
If heavens there are whose gates are shut to grief, Если здесь есть небеса, чьи ворота закрыты для горя,
There seek the joy thou couldst not find on earth; Там ищи радость, которую не можешь найти на земле;
Or in the imperishable hemisphere Или в полусфере нерушимой,
Where Light is native and Delight is king Где Свет прирожден, а Восторг - это царь
And Spirit is the deathless ground of things, И Дух - бессмертная почва вещей,
Choose thy high station, child of Eternity. Избери свое место высокое, дитя Вечного.
If thou art Spirit and Nature is thy robe, Если ты есть Дух, а Природа есть твое платье,
Cast off thy garb and be thy naked self Сбрось одежду и будь обнаженной собой,
Immutable in its undying truth, Неизменная в своей неумирающей правде,
Alone for ever in the mute Alone. Навеки одна в безмолвном Одном.
Turn then to God, for him leave all behind; Повернись тогда к Богу, ради него позади все оставь;
Forgetting love, forgetting Satyavan, Забывая любовь, забыв Сатьявана,
Annul thyself in his immobile peace. Аннулируй себя в его мире бездвижном.
O soul, drown in his still beatitude. О душа, утони в его тихом счастье.
For thou must die to thyself to reach God's height: Ибо ты должна умереть для себя, чтобы высот Бога достигнуть:
I, Death, am the gate of immortality." Я, Смерть, есть ворота бессмертия".
But Savitri answered to the sophist God: Но Савитри ответила Богу-софисту:
"Once more wilt thou call Light to blind Truth's eyes, "Сколько раз ты призовешь еще Свет, ослепить глаза Истины,
Make Knowledge a catch of the snare of Ignorance Сделаешь Знание ловушкой Неведения
And the Word a dart to slay my living soul? И Слово - жалом, чтоб убить мою душу живую?
Offer, O King, thy boons to tired spirits Предложи, о Царь, свои дары усталому духу,
And hearts that could not bear the wounds of Time, Сердцам, что не могут терпеть раны Времени,
Let those who were tied to body and to mind, Дай тем, кто был привязан к телу и разуму,
Tear off those bonds and flee into white calm Разорви те оковы и освободи в белом покое
Crying for a refuge from the play of God. Просящего убежища от игры Бога.
Surely thy boons are great since thou art He! Конечно, дары твои велики, ибо ты - это Он!
But how shall I seek rest in endless peace Но как буду искать в нескончаемом мире отдыха я,
Who house the mighty Mother's violent force, Поселившая могучей Матери бурную силу,
Her vision turned to read the enigmaed world, Ее зрение, направленное прочитать загадочный мир,
Her will tempered in the blaze of Wisdom's sun Ее волю, смягченную в огне солнца Мудрости
And the flaming silence of her heart of love? И пылающее молчание ее сердца любви?
The world is a spiritual paradox Мир является парадоксом духовным,
Invented by a need in the Unseen, В Незримом изобретенным нуждою,
A poor translation to the creature's sense Неудачным переводом для понимания создания
Of That which for ever exceeds idea and speech, Того, Кто превосходит речь и идею вовеки,
A symbol of what can never be symbolised, Символ того, что никогда не может быть выражено в символе,
A language mispronounced, misspelt, yet true. Неправильно произносимый язык, ошибочный и одновременно правдивый.
Its powers have come from the eternal heights Его силы пришли из вечных высот
And plunged into the inconscient dim Abyss И погрузились в несознательную Пучину неясную,
And risen from it to do their marvellous work. И поднялись из нее, чтобы делать свою работу чудесную.
The soul is a figure of the Unmanifest, Душа - это фигура Непроявленного,
The mind labours to think the Unthinkable, Разум трудится, чтобы мыслить Немыслимое,
The life to call the Immortal into birth, Жизнь - звать в рождение Бессмертного,
The body to enshrine the Illimitable. Тело - вместить Неограничиваемого.
The world is not cut off from Truth and God. Мир не отрезан от Правды и Бога.
In vain thou hast dug the dark unbridgeable gulf, Напрасно ты вырыл мостом не соединяемую темную бездну,
In vain thou hast built the blind and doorless wall: Напрасно ты выстроил глухую стену без дверей:
Man's soul crosses through thee to Paradise, Душа человека проходит через тебя в Парадиз,
Heaven's sun forces its way through death and night; Свой путь через смерть и ночь небесное солнце прокладывает;
Its light is seen upon our being's verge. Его свет виден на краю существования нашего.
My mind is a torch lit from the eternal sun, Мой ум - это факел, засвеченный из вечного солнца,
My life a breath drawn by the immortal Guest, Моя жизнь - дыхание бессмертного Гостя,
My mortal body is the Eternal's house. Мое смертное тело - Вечного дом.
Already the torch becomes the undying ray, Неумирающим лучом стал уже факел,
Already the life is the Immortal's force, Жизнь уже стала силой Бессмертного,
The house grows of the householder part and one. Дом становится частью хозяйской и одного.
How sayst thou Truth can never light the human mind Как можешь ты говорить, что Истина никогда не осветит ум человека,
And Bliss can never invade the mortal's heart А Блаженство не сможет захватить смертного сердце,
Or God descend into the world he made? Или Бог вниз, в им сделанный мир, спуститься?
If in the meaningless Void creation rose, Если в бессмысленной Пустоте творение встало,
If from a bodiless Force Matter was born, Если была рождена из бестелесной Силы Материя,
If Life could climb in the unconscious tree, Если Жизнь смогла подняться в бессознательном дереве,
Its green delight break into emerald leaves Если зеленый восторг ворвался в изумрудные листья
And its laughter of beauty blossom in the flower, И его смех красоты распустился в цветке,
If sense could wake in tissue, nerve and cell Если чувство смогло пробудиться в ткани, в нерве и клетке
And Thought seize the grey matter of the brain, И серая материя мозга уловить Мысль,
And soul peep from its secrecy through the flesh, И душа проглянуть из ее тайны сквозь плоть,
How shall the nameless Light not leap on men, Как безымянный свет к людям не прыгнет
And unknown powers emerge from Nature's sleep? И из сна Природы не поднимутся силы неведомые?
Even now hints of a luminous Truth like stars Даже сейчас намеки светлой Правды, как звезды,
Arise in the mind-mooned splendour of Ignorance; Встают в великолепии ума Неведения лунном;
Even now the deathless Lover's touch we feel: Даже сейчас бессмертного Возлюбленного мы ощущаем касание;
If the chamber's door is even a little ajar, Если дверь комнаты чуть-чуть приоткрыта,
What then can hinder God from stealing in Что тогда может воспрепятствовать вхождению Бога,
Or who forbid his kiss on the sleeping soul? Кто воспрепятствует его поцелую спящей души?
Already God is near, the Truth is close: Бог уже близко, Правда близка:
Because the dark atheist body knows him not, Если темное, атеистическое тело не знает его,
Must the sage deny the Light, the seer his soul? Должен мудрец отрицать Свет, свою душу - провидец?
I am not bound by thought or sense or shape; Я не связана ни мыслью, ни чувством, ни формой;
I live in the glory of the Infinite, Я живу в славе Бесконечного,
I am near to the Nameless and Unknowable, Я близка к Непостижимому и Безымянному,
The Ineffable is now my household mate. И Невыразимый сейчас в моем доме - супруг.
But standing on Eternity's luminous brink Но, стоя на краю светлом Вечного,
I have discovered that the world was He; Я раскрыла, что мир - это Он;
I have met Spirit with spirit, Self with self, Я встретила Дух духом, собою - Себя,
But I have loved too the body of my God. Но я полюбила и моего Бога тело.
I have pursued him in his earthly form. Я преследовала его в его земной форме.
A lonely freedom cannot satisfy Удовлетворить одинокая свобода не может
A heart that has grown one with every heart: Сердце, что стало с каждым сердцем единым:
I am a deputy of the aspiring world, Я - депутат мира стремящегося,
My spirit's liberty I ask for all." Моего духа свободу я прошу ради всех".
   
_____Then rang again a deeper cry of Death. _____Затем вновь зазвенел более глубокий крик Смерти.
As if beneath its weight of sterile law Словно под тяжестью своего закона бесплодного,
Oppressed by its own obstinate meaningless will, Угнетенный своей собственной упрямой бессмысленной Волей,
Disdainful, weary and compassionate, Пренебрежительный, утомленный и сострадательный,
It kept no more its old intolerant sound, Прежний, нетерпимый тон он больше не нес,
But seemed like life's in her unnumbered paths А казался теперь голосом жизни, в ее неисчислимых путях
Toiling for ever and achieving nought Трудящейся вечно и ничего не достигшей,
Because of birth and change, her mortal powers Из-за рождения и изменения, ее смертные силы,
By which she lasts, around the term-posts fixed Которыми она длится, прикованы к пограничным столбам
Turning of a wide circling aimless race Широкого кружения расы бесцельной,
Whose course for ever speeds and is the same. Чей ход все время спешит и остается все прежним.
In its long play with Fate and Chance and Time В его долгой игре с Судьбою, со Случаем, Временем,
Assured of the game's vanity lost or won, Убежденный в тщете победы и поражения в игре,
Crushed by its load of ignorance and doubt Подавленный своим грузом неведения и сомнения,
Which knowledge seems to increase and growth to enlarge, Который знание, похоже, лишь увеличивает и расширяет,
The earth-mind sinks and it despairs and looks Земной разум отчаивается, сникает и выглядит
Old, weary and discouraged on its work. Старым, усталым и обескураженным работой своей.
Yet was all nothing then or vainly achieved? Но разве при этом все было ничем, напрасно достигнуто?
Some great thing has been done, some light, some power Что-то великое сделано было, некий свет, некая сила,
Delivered from the huge Inconscient's grasp: Освобожденная от Несознания огромного хватки:
It has emerged from night; it sees its dawns Она появилась из ночи; рассветы свои она видит,
Circling for ever though no dawn can stay. Вечно кружащие, хотя ни один рассвет остаться не может.
This change was in the godhead's far-flung voice; Эта перемена была в далеко летящем голосе бога;
His form of dread was altered and admitted Его форма страха изменилась и допустила
Our transient effort at eternity, Наше скоротечное усилие к вечности,
Yet flung vast doubts of what might else have been Хотя наброшены еще сомнения обширные
On grandiose hints of an impossible day. На грандиозные намеки невозможного дня.
The great voice surging cried to Savitri: Поднимаясь, великий голос крикнул Савитри:
"Because thou knowst the wisdom that transcends "Раз знаешь ты мудрость, что превосходит
Both veil of forms and the contempt of forms, И вуаль форм, и презрение форм,
Arise delivered by the seeing gods. Встань, богами освобожденная видящими.
If free thou hadst kept thy mind from life's fierce stress, Если свободным ты сохранила свой разум от жизни стресса свирепого,
Thou mightst have been like them omniscient, calm. Ты могла бы стать как они, спокойной, всезнающей.
But the violent and passionate heart forbids. Но запрещает неистовое и страстное сердце.
It is the storm bird of an anarch Power Оно - буревестник анархической Силы,
That would upheave the world and tear from it Что мир желает поднять и оторвать от него
The indecipherable scroll of Fate, Нерасшифруемый свиток Судьбы,
Death's rule and Law and the unknowable Will. Закон и правило Смерти и непостижимую Волю.
Hasteners to action, violators of God Спешащие действовать, нарушители Бога
Are these great spirits who have too much love, Есть эти великие духи, те, у кого слишком много любви,
And they who formed like thee, for both art thou, И те, кто как ты сформирован,
Have come into the narrow bounds of life В узкие границы жизни пришли
With too large natures overleaping time. С натурой слишком широкой, опережающей время.
Worshippers of force who know not her recoil, Поклоняющиеся силе, к ней не испытывая ужаса,
Their giant wills compel the troubled years. Их гигантские воли потревоженные года вынуждают.
The wise are tranquil; silent the great hills Мудрый спокоен; горы молчаливы великие,
Rise ceaselessly towards their unreached sky, Что встают непрестанно к недостижимому небу,
Seated on their unchanging base, their heads Что сидят на своей неизменной основе, их головы
Dreamless in heaven's immutable domain. Не грезят в неизменных владениях неба.
On their aspiring tops, sublime and still, На свои устремленные вершины, величественные и спокойные,
Lifting half-way to heaven the climbing soul Поднимая на пол пути к небу душу взбирающуюся,
The mighty mediators stand content Могучие посредники стоят довольные
To watch the revolutions of the stars: Тем, чтобы наблюдать революции звезд:
Motionlessly moving with the might of earth, Двигаясь с мощью земли неподвижно,
They see the ages pass and are the same. Они видят, как эпохи проходят, и остаются все прежними.
The wise think with the cycles, they hear the tread Мудрый мыслит эпохами, они слушают поступь
Of far-off things; patient, unmoved they keep Далеких вещей; терпеливые, незадеваемые, они хранят
Their dangerous wisdom in their depths restrained, Свою опасную мудрость в своих глубинах сдержанной,
Lest man's frail days into the unknown should sink Что бы не погрузились в неведомое хрупкие дни человека,
Dragged like a ship by bound leviathan Влекомого, как связанный левиафаном корабль
Into the abyss of his stupendous seas. В пучину его громадных морей.
Lo, how all shakes when the gods tread too near! Смотри, как дрожит все, когда боги слишком близко ступают!
All moves, is in peril, anguished, torn, upheaved. Все в движении, опасности, муке, разрываемое и поднимаемое.
The hurrying aeons would stumble on too swift Торопящиеся эпохи запнулись бы, если б слишком спешили,
If strength from heaven surprised the imperfect earth Если бы сила с небес застала врасплох несовершенную землю
And veilless knowledge smote these unfit souls. И незавуалированное знание поразило бы эти непригодные души.
The deities have screened their dreadful power: Божества скрыли их ужасную силу:
God hides his thought and, even, he seems to err. Бог спрятал свою мысль и даже кажется, что он заблуждается.
Be still and tardy in the slow wise world. Будь тиха и медлительна в мудром и медленном мире.
Mighty art thou with the dread goddess filled, Ты могуча, ужасной богиней наполнена.
To whom thou criedst at dawn in the dim woods. К которой ты взывала в тумане лесов на рассвете.
Use not thy strength like the wild Titan souls! Не используй свою силу, как дикие души Титанов!
Touch not the seated lines, the ancient laws, Не касайся установленных линий, древних законов,
Respect the calm of great established things." Уважай покой великих, утвержденных вещей".
But Savitri replied to the huge god: Но Савитри ответила огромному богу:
"What is the calm thou vauntst, O Law, O Death? "Какой тишиной ты бахвалишься, о Закон, о Смерть?
Is it not the dull-visioned tread inert Разве что с тупым взглядом инертно ступающих
Of monstrous energies chained in a stark round Энергий чудовищных, скованных в круге застывшем,
Soulless and stone-eyed with mechanic dreams? Бездушных и каменноглазых с механическими грезами?
Vain the soul's hope if changeless Law is all: Напрасна надежда души, если неизменный Закон - это все:
Ever to the new and the unknown press on Всегда ради нового и неизвестного продолжают настаивать
The speeding aeons justifying God. Эпохи спешащие, Бога оправдывая.
What were earth's ages if the grey restraint Какими бы были эры земные, если бы серая сдержанность
Were never broken and glories sprang not forth Никогда не была б взломана и великолепия вперед бы не прыгнули,
Bursting their obscure seed, while man's slow life Взрывая свое неясное семя, когда бы медленная жизнь человека
Leaped hurried into sudden splendid paths Не прыгнула в спешке на внезапные великолепные тропы,
By divine words and human gods revealed? Божественными словами и человеческими богами открытые?
Impose not upon sentient minds and hearts Не навязывай живым сердцам и умам
The dull fixity that binds inanimate things. Неодушевленных вещей тупую фиксированность.
Well is the unconscious rule for the animal breeds Бессознательное правило хорошо для животного племени,
Content to live beneath the immutable yoke; Довольного жизнью под неизменным ярмом:
Man turns to a nobler walk, a master path. Человек поворачивает к более благородной прогулке, хозяин пути.
I trample on thy law with living feet; Я наступаю на твой закон живою ногою,
For to arise in freedom I was born. Ибо подняться в свободе я была рождена.
If I am mighty let my force be unveiled Если я могуча, дай моей силе раскрыться
Equal companion of the dateless powers, Равным компаньоном сил незапамятных,
Or else let my frustrated soul sink down Либо дай моей бесполезной душе погрузиться,
Unworthy of Godhead in the original sleep. Божества недостойной, в сон первозданный.
I claim from Time my will's eternity, Я у Времени требую моей воли вечность,
God from his moments." Death replied to her, Из его секунд - Бога". Смерть:
"Why should the noble and immortal will "Почему благородная и бессмертная воля
Stoop to the petty works of transient earth, Должна нисходить до ничтожных трудов скоротечной земли,
Freedom forgotten and the Eternal's path? Забыв свободу и путь Вечного?
Or is this the high use of strength and thought, Или это высокое использование силы и мысли -
To struggle with the bonds of death and time Бороться с узами смерти и времени,
And spend the labour that might earn the gods Вкладывать труд, который мог богов заслужить,
And battle and bear agony of wounds Биться и терпеть агонию ран,
To grasp the trivial joys that earth can guard Хватать тривиальные радости, что земля хранить может
In her small treasure-chest of passing things? В своем маленьком сундуке для сокровищ преходящих вещей?
Child, hast thou trodden the gods beneath thy feet Дитя, ты попираешь ногою богов,
Only to win poor shreds of earthly life Лишь чтобы жалких кусков от земной жизни добиться
For him thou lov'st cancelling the grand release, Для любимого, отвергая освобождение главное,
Keeping from early rapture of the heavens Удерживая от близкого восторга небес
His soul the lenient deities have called? Его душу, которую снисходительные боги позвали?
Are thy arms sweeter than the courts of God?" Или твои руки слаще, чем площади Бога?"
She answered, "Straight I trample on the road Она ответила: "Прямо я иду по дороге,
The strong hand hewed for me which planned our paths. Что проложили мне сильные руки, которые пути наши планируют.
I run where his sweet dreadful voice commands Я бегу, где его сладкий, страшный голос командует,
And I am driven by the reins of God. Поводья Бога мной управляют.
Why drew he wide his scheme of mighty worlds Почему чертит он свою широкую схему могучих миров
Or filled infinity with his passionate breath? Или наполняет бесконечность своим страстным дыханием?
Or wherefore did he build my mortal form Зачем он создал мою смертную форму
And sow in me his bright and proud desires, И во мне свои яркие и гордые желания посеял,
If not to achieve, to flower in me, to love, Если не для того, чтобы достигать, цвести во мне и любить,
Carving his human image richly shaped Вырезая свой богато сформированный человеческий образ
In thoughts and largenesses and golden powers? В мыслях, в обширностях и золотых силах?
Far Heaven can wait our coming in its calm. Далекое Небо может ждать нашего прихода в свой покой.
Easy the heavens were to build for God. Легко небеса было Богу построить.
Earth was his difficult matter, earth the glory Земля его трудным делом была, земля славу
Gave of the problem and the race and strife. Давала проблемы, расы, борьбы.
There are the ominous masks, the terrible powers; Там есть зловещие маски, ужасные силы;
There it is greatness to create the gods. Там величие - богов создавать.
Is not the spirit immortal and absolved Разве дух, бессмертный и вольный,
Always, delivered from the grasp of Time? Не свободен от хватки Времени?
Why came it down into the mortal's Space? Почему он пришел в Пространство смертного, вниз?
A charge he gave to his high spirit in man В человеке своему высокому духу Бог дал поручение
And wrote a hidden decree on Nature's tops. И написал скрытый декрет на вершинах Природы.
Freedom is this with ever seated soul, Это - свобода с душой навеки усаженной,
Large in life's limits, strong in Matter's knots, Обширной в границах жизни, в путах Материи сильной,
Building great stuff of action from the worlds Строящей из миров вещество великое действия,
To make fine wisdom from coarse, scattered strands Чтобы делать прекрасную мудрость на месте грубо отброшенной пряди
And love and beauty out of war and night, И любовь, и красоту - из войны и из ночи,
The wager wonderful, the game divine. Божественная игра, чудесная ставка.
What liberty has the soul which feels not free Что за свободу имеет душа, которая не ощущает свободу,
Unless stripped bare and cannot kiss the bonds Если не обнажилась она и не смогла поцеловать те оковы,
The Lover winds around his playmate's limbs, Что Возлюбленный обвил вокруг членов его партнера в игре,
Choosing his tyranny, crushed in his embrace? Предпочтя его тиранию, в его объятия упав?
To seize him better with her boundless heart Чтоб прижать его крепче к своему безграничному сердцу,
She accepts the limiting circle of his arms, Она принимает ограничивающий круг его рук,
Bows full of bliss beneath his mastering hands Сгибается, полная блаженства, под его руками владеющими,
And laughs in his rich constraints, most bound, most free. И смеется в его крепком объятии; чем более связана, тем более свободна.
This is my answer to thy lures, O Death." Таков мой ответ на твои соблазны, о Смерть".
   
_____Immutable, Death's denial met her cry: _____Неизменное отрицание Смерти крик ее встретило:
"However mighty, whatever thy secret name "Как бы ни была ты могуча, каково бы ни было твое тайное имя,
Uttered in hidden conclaves of the gods, Произнесенное на тайных конклавах богов,
Thy heart's ephemeral passion cannot break Твоего сердца эфемерная страсть не может разрушить
The iron rampart of accomplished things Железную стену завершенных вещей,
With which the great Gods fence their camp in Space. Которой великие Боги огородили их лагерь в Пространстве.
Whoever thou art behind thy human mask, Кто бы ты ни была за своей человеческой маской,
Even if thou art the Mother of the worlds Даже если ты - миров Мать
And pegst thy claim upon the realms of Chance, И бросаешь свое требование царствам Случая,
The cosmic Law is greater than thy will. Космический Закон более велик, чем твоя воля,
Even God himself obeys the Laws he made: Даже сам Бог повинуется Законам, им созданным:
The Law abides and never can it change, Закон действует и никогда отменен быть не может,
The Person is a bubble on Time's sea. Личность - на море Времени лишь пузырек.
A forerunner of a greater Truth to come, Предвестница более великой Правды грядущей,
Thy soul creator of its freer Law, Твоя душа - своего более свободного Закона создательница,
Vaunting a Force behind on which it leans, Хвалящаяся Силой за нею, на которую она опирается,
A Light above which none but thou hast seen, Светом свыше, которого никто кроме тебя не видел,
Thou claimst the first fruits of Truth's victory. Ты требуешь победы Правды первых плодов.
But what is Truth and who can find her form Но что есть Правда и кто может найти ее форму
Amid the specious images of sense, Среди обманчивых образов чувства,
Amid the crowding guesses of the mind Среди толп гостей разума
And the dark ambiguities of a world И темных неопределенностей мира,
Peopled with the incertitudes of Thought? Населенного неуверенностями Мысли?
For where is Truth and when was her footfall heard Ибо где есть Правда, и когда была ее поступь слышна
Amid the endless clamour of Time's mart Среди нескончаемого шума базара Времени,
And which is her voice amid the thousand cries Который голос ее среди тысячи криков,
That cross the listening brain and cheat the soul? Что пересекают слушающий мозг и душу обманывают?
Or is Truth aught but a high starry name Или Правда - это высокое, но звездное имя
Or a vague and splendid word by which man's thought Или неясное и великолепное слово, которым мысль человека
Sanctions and consecrates his nature's choice, Санкционирует и освящает выбор своей природы,
The heart's wish donning knowledge as its robe, Желание сердца, надевающее знание как свое платье,
The cherished idea elect among the elect, Идея взлелеянная, избранная среди избранных,
Thought's favourite mid the children of half-light Фаворит мысли среди детей сумерек,
Who high-voiced crowd the playgrounds of the mind Который, высокоголосый, наполняет игровые площадки ума
Or people its dormitories in infant sleep? Или заселяет свои дортуары в младенческом сне?
All things hang here between God's yes and no, Все здесь висит между да Бога и нет,
Two Powers real but to each other untrue, Две Силы реальны, но друг для друга неправильны,
Two consort stars in the mooned night of mind Два супруга, звезды в лунной ночи ума,
That towards two opposite horizons gaze, Что клонятся к двум противоположным сторонам горизонта,
The white head and black tail of the mystic drake, Белая голова и черный хвост мистического селезня,
The swift and the lame foot, wing strong, wing broken Быстрые и хромые ноги, мощные крылья и сломанные,
Sustaining the body of the uncertain world, Тело неуверенного мира поддерживающие,
A great surreal dragon in the skies. Великий сюрреальный дракон в небесах.
Too dangerously thy high proud truth must live Слишком в большой опасности должна жить твоя высокая и гордая правда,
Entangled in Matter's mortal littleness. Пойманная в смертную малость Материи.
All in this world is true, yet all is false: Все в этом мире есть правда, и все - ложь:
Its thoughts into an eternal cipher run, Его мысли в вечный шифр бегут,
Its deeds swell to Time's rounded zero sum. Его дела разбухают в круглую нулевую сумму Времени.
Thus man at once is animal and god, Так, человек - бог и, одновременно, животное,
A disparate enigma of God's make Несоизмеримая загадка, что создана Богом,
Unable to free the Godhead's form within, Форму Божества внутри освободить неспособная,
A being less than himself, yet something more, Существо меньшее, чем он сам и, в то же время, нечто большее,
The aspiring animal, the frustrate god Стремящееся животное, в тщету ввергнутый бог,
Yet neither beast nor deity but man, И не зверь, и не божество, человек,
But man tied to the kind earth's labour strives to exceed Но человек, привязанный к земному труду, старается его превзойти,
Climbing the stairs of God to higher things. Поднимаясь по ступенькам Бога к вещам более высоким.
Objects are seemings and none knows their truth, Объекты есть кажимость, и никто не знает их правды,
Ideas are guesses of an ignorant god. Идеи - это предположения бога невежественного.
Truth has no home in earth's irrational breast: Нет дома у Истины в земной иррациональной груди:
Yet without reason life is a tangle of dreams, И, все же, жизнь без рассудка есть клубок грез,
But reason is poised above a dim abyss Но рассудок покоится над смутной пучиной
And stands at last upon a plank of doubt. И стоит на планке сомнения.
Eternal truth lives not with mortal men. Вечная истина со смертными людьми не живет.
Or if she dwells within thy mortal heart, Или, если она живет внутри твоего смертного сердца,
Show me the body of the living Truth Покажи мне живой Истины тело
Or draw for me the outline of her face Или обрисуй мне черты ее лика,
That I too may obey and worship her. Чтобы я тоже мог повиноваться и служить ей.
Then will I give thee back thy Satyavan. Тогда я отдам тебе назад твоего Сатьявана.
But here are only facts and steel-bound Law. Но только факты здесь есть и Закон с его стальными границами.
This truth I know that Satyavan is dead Я знаю ту правду, что мертв Сатьяван
And even thy sweetness cannot lure him back. И даже твоя сладость привлечь его обратно не сможет.
No magic Truth can bring the dead to life, Нет магической Правды, что оживила бы мертвого,
No power of earth cancel the thing once done, Нет такой силы земли, что могла б отменить некогда сделанное,
No joy of the heart can last surviving death, Нет радости сердца, что могла б, пережив смерть, продолжаться,
No bliss persuade the past to live again. Нет блаженства, что убедило б снова жить прошлое.
But Life alone can solace the mute Void Одна лишь Жизнь немую Пустоту может скрасить
And fill with thought the emptiness of Time. И наполнить мыслью бессодержательность Времени.
Leave then thy dead, O Savitri, and live." Оставь тогда своего мертвеца и живи, о Савитри".
The Woman answered to the mighty Shade, Женщина ответила Тени могучей,
And as she spoke, mortality disappeared; И когда она говорила, смертность исчезла;
Her Goddess self grew visible in her eyes, Ее Богиня сама в ее глазах стала зрима,
Light came, a dream of heaven, into her face. На ее лик лег свет, греза небес:
"O Death, thou too art God and yet not He, "О Смерть, ты тоже есть Бог, но, однако, не Он,
But only his own black shadow on his path А лишь его собственная темная тень на дороге его,
As leaving the Night he takes the upward Way Когда, оставляя Ночь, он начинает Путь вверх
And drags with him its clinging inconscient Force. И тянет за собой свою несознательную Силу цепляющуюся.
Of God unconscious thou art the dark head, Ты - бессознательный и темный лик Бога,
Of his Ignorance thou art the impenitent sign, Его Неведения знак нераскаявшийся,
Of its vast tenebrous womb the natural child, Ребенок родной обширного и темного лона Неведения,
On his immortality the sinister bar. Зловещий запор на бессмертии Бога.
All contraries are aspects of God's face. Все противоположности есть лица Бога аспекты.
The Many are the innumerable One, И Много - это неисчислимый Один,
The One carries the multitude in his breast; Один несет в своей груди множество;
He is the Impersonal, inscrutable, sole, Он - Имперсональный, непостижимый, единственный,
He is the one infinite Person seeing his world; Он - одна бесконечная Персона, свой Мир видящая;
The Silence bears the Eternal's great dumb seal, Тишина несет великую печать бессловесную Вечного,
His light inspires the eternal Word; Его свет вдохновляет вечное Слово,
He is the Immobile's deep and deathless hush, Он - глубина Неподвижного и молчание бессмертное,
Its white and signless blank negating calm, Чей белый не имеющий признаков пустой покой отрицающий,
Yet stands the creator Self, the almighty Lord И, в то же время, стоит Сам творящий, всемогущий Господь,
And watches his will done by the forms of Gods И наблюдает исполняемую формами Богов свою волю
And the desire that goads half-conscious man И желание, что подгоняет полусознательного человека,
And the reluctant and unseeing Night. И сопротивляющуюся незрячую Ночь.
These wide divine extremes, these inverse powers Эти широкие божественные крайности, эти противоположные силы
Are the right and left side of the body of God; Есть тела Бога правая и левая стороны;
Existence balanced twixt two mighty arms Существование сбалансировано между двумя руками могучими,
Confronts the mind with unsolved abysms of Thought. Лицом к лицу стоят разум и пучины неразрешимые Мысли.
Darkness below, a fathomless Light above, Тьма внизу, бездонный Свет наверху
In Light are joined, but sundered by severing Mind Соединены в Свете, но, разделенные разлучающим Разумом,
Stand face to face, opposite, inseparable, Противниками стоят лицом к лицу неразлучными,
Two contraries needed for his great World-task, Двумя противоположностями, для его великой Мировой задачи нужными,
Two poles whose currents wake the immense World-Force. Двумя полюсами, чьи течения Силу Мира необъятную будят.
In the stupendous secrecy of his Self, В огромной тайне его Самости,
Above the world brooding with equal wings, Размышляя с ровными крыльями над миром,
He is both in one, beginningless, without end: Он есть оба в одном, безначальный, бесконечный:
Transcending both, he enters the Absolute. Превосходя оба, вступает он в Абсолют.
His being is a mystery beyond mind, Его существо есть мистерия за пределами разума,
His ways bewilder mortal ignorance; Его пути сбивают с толку неведение смертное;
The finite in its little sections parked, Конечное, в своих маленьких частях огороженное,
Amazed, credits not God's audacity Изумленное, не доверяет дерзости Бога,
Who dares to be the unimagined All Который смеет быть непридуманным Всем
And see and act as might one Infinite. И видеть и действовать, как может один Бесконечный.
Against human reason this is his offence, Против человеческого разума в этом его преступление;
Being known to be for ever unknowable, Будучи вовеки непознаваемым знаем,
To be all and yet transcend the mystic whole, Он является всем и, в то же время, превосходит мистическое целое,
Absolute, to lodge in a relative world of Time, Абсолютный, он в относительном мире Времени селится,
Eternal and all-knowing, to suffer birth, Всезнающий, вечный, родится к страданию,
Omnipotent, to sport with Chance and Fate, Всемогущий, играет с Судьбою и Случаем,
Spirit, yet to be Matter and the Void, Дух, но притом Пустота и Материя,
Illimitable, beyond form or name, Неограничиваемый, вне пределов формы и имени,
To dwell within a body, one and supreme Живет внутри тела, один и всевышний,
To be animal and human and divine: Является животным, божеством, человеком:
A still deep sea, he laughs in rolling waves; Спокойное, глубокое море, он смеется в катящихся волнах:
Universal, he is all,- transcendent, none. Универсальный, он - это все, трансцендентальный - никто.
To man's righteousness this is his cosmic crime, По справедливости человека - это его преступление космическое,
Almighty beyond good and evil to dwell Всемогущий, живет за пределами зла и добра,
Leaving the good to their fate in a wicked world Оставляя добро на его судьбу в мире жестоком
And evil to reign in this enormous scene. И зло на этой огромной сцене царить.
All opposition seems and strife and chance, Всякое противостояние, спор и шанс кажутся,
An aimless labour with but scanty sense, Бесцельным трудом, но лишь для ограниченного чувства,
To eyes that see a part and miss the whole; Для глаз, что видят часть и упускают целое;
The surface men scan, the depths refuse their search: Люди изучают поверхность, глубины отвергают их поиск:
A hybrid mystery challenges the view, Гибридная мистерия предстает взгляду
Or a discouraging sordid miracle. Или обескураживающее убогое чудо.
Yet in the exact Inconscient's stark conceit, Но все же, в непреклонном самомнении Несознания точного,
In the casual error of the world's ignorance В случайной ошибке Неведения мира
A plan, a hidden Intelligence is glimpsed. Есть план, Ум скрытый проглядывает.
There is a purpose in each stumble and fall; Есть цель в каждой запинке, в каждом падении;
Nature's most careless lolling is a pose Развалившаяся полная беззаботность Природы есть поза,
Preparing some forward step, some deep result. Вперед шаг какой-то готовящая, результат какой-то глубокий.
Ingenious notes plugged into a motived score, Изобретательные ноты вставлены в мотивированную партитуру,
These million discords dot the harmonious theme Миллионы диссонансов усеивают гармоничную тему
Of the evolution's huge orchestral dance. Эволюции огромного оркестрового танца.
A Truth supreme has forced the world to be; Высшая Истина мир заставила быть;
It has wrapped itself in Matter as in a shroud, Она в Материю себя завернула, как в саван,
A shroud of Death, a shroud of Ignorance. Саван Смерти, саван Неведения.
It compelled the suns to burn through silent Space, Она заставила солнца гореть сквозь Пространство безмолвное,
Flame-signs of its uncomprehended Thought Пламенные знаки ее непонятной Мысли
In a wide brooding ether's formless muse: В бесформенной думе широкого размышления эфира:
It made of Knowledge a veiled and struggling light, Истина сделала из Знания завуалированный и борющийся свет,
Of Being a substance nescient, dense and dumb, Из Существа - неведающую, густую и немую субстанцию,
Of Bliss the beauty of an insentient world. Из Блаженства - красоту неодушевленного мира.
In finite things the conscious Infinite dwells: В конечных вещах сознательный Бесконечный живет:
Involved it sleeps in Matter's helpless trance, Вовлеченный, он спит в беспомощном трансе Материи,
It rules the world from its sleeping senseless Void; Он правит миром из своей бесчувственной Пустоты спящей;
Dreaming it throws out mind and heart and soul Грезя, он испускает разум, сердце и душу,
To labour crippled, bound, on the hard earth; Чтобы искаженным трудиться, ограниченным на суровой земле,
A broken whole it works through scattered points; Разломанное целое, он трудится сквозь точки разрозненные;
Its gleaming shards are Wisdom's diamond thoughts, Его осколки мерцающие - это Мудрости алмазные мысли,
Its shadowy reflex our ignorance. Его отражение тенистое - это наше неведение.
It starts from the mute mass in countless jets, Он из немой массы в бесчисленных струях стартует,
It fashions a being out of brain and nerve, Он формирует существо из мозга и нерва,
A sentient creature from its pleasures and pangs. Создание чувствующее - из его удовольствий и боли.
A pack of feelings obscure, a dot of sense Масса ощущений неясных, точка чувства,
Survives awhile answering the shocks of life, Существует недолго, отвечая ударам жизни,
Then, crushed or its force spent, leaves the dead form, Затем крошится или, израсходовав силу, оставляет мертвую форму,
Leaves the huge universe in which it lived Огромную оставляет вселенную, где оно жило
An insignificant unconsidered guest. Незаметным, незначительным гостем.
But the soul grows concealed within its house; Но душа растет, запечатанная внутри его дома;
It gives to the body its strength and magnificence; Свое великолепие и силу она дает телу;
It follows aims in an ignorant aimless world, Она следует целям в неведающем мире бесцельном,
It lends significance to earth's meaningless life. Она придает смысл бессмысленной жизни земли.
A demigod animal, came thinking man; Полубог-животное, человек пришел мыслящий;
He wallows in mud, yet heavenward soars in thought; Он барахтается в грязи и, в то же время, парит мыслями в небе;
He plays and ponders, laughs and weeps and dreams, Он играет и думает, смеется и плачет, и грезит,
Satisfies his little longings like the beast; Удовлетворяет свои мелкие страсти, как зверь;
He pores upon life's book with student eyes. Он сосредоточен на книге жизни изучающим взором.
Out of this tangle of intellect and sense, Из этого клубка интеллекта и чувства,
Out of the narrow scope of finite thought Из узкого кругозора законченной мысли,
At last he wakes into spiritual mind; Наконец, в духовный разум он пробуждается;
A high liberty begins and luminous room: Высокая наступает свобода, светлая комната:
He glimpses eternity, touches the infinite, Он замечает вечность, касается бесконечности,
He meets the gods in great and sudden hours, В великие и внезапные часы он встречает богов,
He feels the universe as his larger self, Как более обширного себя он ощущает вселенную,
Makes Space and Time his opportunity Делает Пространство и Время благоприятной возможностью,
To join the heights and depths of being in light, Чтобы объединить высоты и глубины существа в свете,
In the heart's cave speaks secretly with God. В пещере сердца говорит тайно с Богом.
But these are touches and high moments lived; Но это - касания и моменты высокие;
Fragments of Truth supreme have lit his soul, Фрагменты верховной Истины осветили душу его,
Reflections of the sun in waters still. Отражения солнца в водах спокойных.
A few have dared the last supreme ascent Немногие отваживаются на последний высший подъем
And break through borders of blinding light above, И пробиваются через границы слепящего света наверху,
And feel a breath around of mightier air, И ощущают вокруг дыхание более могучего воздуха,
Receive a vaster being's messages Получают послания от существа более обширного
And bathe in its immense intuitive Ray. И купаются в его необъятном интуитивном Луче.
On summit Mind are radiant altitudes На верхнем Разуме есть высоты лучистые,
Exposed to the lustre of Infinity, Купающиеся в сиянии Бесконечности,
Outskirts and dependencies of the house of Truth, Окраины дома Истины и близлежащие земли,
Upraised estates of Mind and measureless. Поднятые бескрайние владения Разума.
There man can visit but there he cannot live. Там человек может гостить, но не жить.
A cosmic Thought spreads out its vastitudes; Свои просторы космическая Мысль разворачивает;
Its smallest parts are here philosophies Ее мельчайшие части здесь - философии,
Challenging with their detailed immensity, Поражающие детальной своей необъятностью,
Each figuring an omniscient scheme of things. Каждая чертит схему всезнающую.
But higher still can climb the ascending light; Но еще дальше может подняться свет восходящий;
There are vasts of vision and eternal suns, Там есть шири видения и вечные солнца,
Oceans of an immortal luminousness, Бессмертной светлоты океаны,
Flame-hills assaulting heaven with their peaks, Горы-огни, штурмующие небеса своими вершинами,
There dwelling all becomes a blaze of sight; Если жить там, все становится вспышкою зрения;
A burning head of vision leads the mind, Горящая голова видения ведет ум,
Thought trails behind it its long comet tail; Свой длинный хвост кометы Мысль оставляет;
The heart glows, an illuminate and seer, Сердце пылает, озаряющее и провидящее,
And sense is kindled into identity. И чувство зажжено в идентичности.
A highest flight climbs to a deepest view: Самый высокий полет открывает самое глубокое зрелище:
In a wide opening of its native sky В широком просторе ее неба родного
Intuition's lightnings range in a bright pack Интуиции молнии выстраиваются в ярком пучке,
Hunting all hidden truths out of their lairs, Отыскивая из их тайников все скрытые истины,
Its fiery edge of seeing absolute Ее феерическое лезвие видящего абсолюта
Cleaves into locked unknown retreats of self, Пробивается в запертые неведомые убежища себя,
Rummages the sky-recesses of the brain, Обыскивает уголки мозга небесные,
Lights up the occult chambers of the heart; Освещает палаты оккультные сердца;
Its spear-point ictus of discovery Острия ее копья открытия удар
Pressed on the cover of name, the screen of form, В покров имени, щит формы вонзается,
Strips bare the secret soul of all that is. Тайную душу всего обнажает.
Thought there has revelation's sun-bright eyes; Мысль там имеет солнечно светлые глаза откровения;
The Word, a mighty and inspiring Voice, Слово, могучий и вдохновляющий Глас,
Enters Truth's inmost cabin of privacy В покои сокровенные Истины входит
And tears away the veil from God and life. И срывает вуаль с Бога и с жизни.
Then stretches the boundless finite's last expanse, Дальше раскинулись безграничного конечного просторы последние,
The cosmic empire of the Overmind, Космическая империя Надразума,
Time's buffer state bordering Eternity, Буферное государство Времени, граничащее с Вечностью,
Too vast for the experience of man's soul: Для опыта души человека слишком обширное:
All here gathers beneath one golden sky: Под одним золотым небом там все собирается:
The Powers that build the cosmos station take Силы, что строят космос, располагаются
In its house of infinite possibility; В его доме бесконечной возможности;
Each god from there builds his own nature's world; Каждый бог оттуда своей собственной природы мир строит;
Ideas are phalanxed like a group of suns, Идеи расположены, как группа солнц,
Each marshalling his company of rays. Где торжественно выстраивает свою компанию лучей каждое.
Thought crowds in masses seized by one regard; Мысль толпится в массах, одним взглядом охваченных;
All Time is one body, Space a single look: Все Время - тело одно, Пространство - единая книга:
There is the Godhead's universal gaze Там - вселенский взгляд Божества,
And there the boundaries of immortal Mind: И там - границы бессмертного Разума:
The line that parts and joins the hemispheres Линия, что разделяет и объединяет полусферы,
Closes in on the labour of the Gods Работу Богов закрывая,
Fencing eternity from the toil of Time. Огораживая вечность от труда Времени.
In her glorious kingdom of eternal light В своем великолепном царстве вечного света,
All-ruler, ruled by none, the Truth supreme, Правящая всем, никем не правимая, верховная Истина,
Omnipotent, omniscient and alone, Всемогущая, всезнающая и одна,
In a golden country keeps her measureless house; В золотой стране хранит свой дом беспредельный;
In its corridor she hears the tread that comes В его коридоре она слышит поступь, что приходит
Out of the Unmanifest never to return Из Непроявленного, чтобы никогда не вернуться
Till the Unknown is known and seen by men. До тех пор, пока узнано и увидено людьми не будет Неведомое.
Above the stretch and blaze of cosmic Sight, Над простором и сверканием космического Зрелища,
Above the silence of the wordless Thought, Над тишиной бессловесной Мысли,
Formless creator of immortal forms, Бесформенный творец форм бессмертных,
Nameless, investitured with the name divine, Безымянная, называемая божественным именем,
Transcending Time's hours, transcending Timelessness, Превосходящая часы Времени, превосходящая Безвременье,
The Mighty Mother sits in lucent calm Могучая Мать сидит в светлом покое
And holds the eternal Child upon her knees И на своих коленях Ребенка вечного держит,
Attending the day when he shall speak to Fate. Пестуя день, когда заговорит он с Судьбою.
There is the image of our future's hope; Там - образ надежды нашего будущего;
There is the sun for which all darkness waits, Там есть солнце, которого ждет вся темнота,
There is the imperishable harmony; Там гармония есть нерушимая;
The world's contradictions climb to her and are one: Противоречия мира поднимаются к ней и едиными делаются:
There is the Truth of which the world's truths are shreds, Там есть Истина, чьи лоскутки - истины мира,
The Light of which the world's ignorance is the shade Там есть Свет, чьей тенью неведение мира является
Till Truth draws back the shade that it has cast, До тех пор, пока Истина не уберет тень, ею отбрасываемую;
The Love our hearts call down to heal all strife, Любовь, которую наши сердца зовут вниз всякий спор исцелить,
The Bliss for which the world's derelict sorrows yearn: Блаженство, к которому покинутые горести мира стремятся:
Thence comes the glory sometimes seen on earth, Оттуда слава приходит, на земле иногда зримая,
The visits of Godhead to the human soul, Визиты Божества к душе человека,
The Beauty and the dream on Nature's face. Красота и греза на лике Природы.
There the perfection born from eternity Там совершенство, что родилось из вечности,
Calls to it the perfection born in Time, Зовет к себе совершенство, рожденное во Времени,
The truth of God surprising human life, Истина Бога, человеческую жизнь удивляющая,
The image of God overtaking finite shapes. Образ Бога, принимающий конечные формы.
There in a world of everlasting Light, Там - мир вечного Света,
In the realms of the immortal Supermind В царствах бессмертного Суперразума
Truth who hides here her head in mystery, Живет Истина, которая свою голову здесь прячет в мистерии,
Her riddle deemed by reason impossible Ее загадка, которую неразрешимой считает рассудок
In the stark structure of material form, В материальной формы застывшей структуре,
Unenigmaed lives, unmasked her face and there Понятна, ее лик лишен маски,
Is Nature and the common law of things. Там есть Природа и вещей общий закон.
There in a body made of spirit stuff, Там, в теле, из вещества духовного сделанном,
The hearth-stone of the everliving Fire, В очаге вечного Пламени,
Action translates the movements of the soul, Действие переводит движения души,
Thought steps infallible and absolute Мысль непогрешимо и абсолютно шагает
And life is a continual worship's rite, И жизнь - непрерывного богослужения обряд,
A sacrifice of rapture to the One. Жертвоприношение восторга Одному.
A cosmic vision, a spiritual sense Космическое видение, духовное чувство
Feels all the Infinite lodged in finite form Ощущает всю Бесконечность, поселенную в конечную форму,
And seen through a quivering ecstasy of light И сквозь дрожащий экстаз света смотрит,
Discovers the bright face of the Bodiless, Открывает светлый лик Бестелесного,
In the truth of a moment, in the moment's soul В правде мгновения, в душе мгновения
Can sip the honey-wine of Eternity. Может пить вино медовое Вечного.
A Spirit who is no one and innumerable, Дух, который не один и бесчисленный,
The one mystic infinite Person of his world Его мира одна бесконечная Персона мистическая
Multiplies his myriad personality, Умножает свою мириадную персональность,
On all his bodies seals his divinity's stamp На всех своих телах ставит своей божественности штамп
And sits in each immortal and unique. И в каждом, бессмертная и уникальная, сидит.
The Immobile stands behind each daily act, За каждым будничным действием стоит Неподвижный,
A background of the movement and the scene, Задний фон движения и сцены,
Upholding creation on its might and calm Поддерживающий творение своим спокойствием и могуществом
And change on the Immutable's deathless poise. И изменение - бессмертным равновесием Неизменного.
The Timeless looks out from the travelling hours; Безвременье выглядывает из часов путешествующих;
The Ineffable puts on a robe of speech Невыразимое надевает мантию речи,
Where all its words are woven like magic threads Где все его слова, как магическая нить, сплетены,
Moving with beauty, inspiring with their gleam, Двигаясь с красотой, вдохновляя их проблеском,
And every thought takes up its destined place И свое предназначенное место каждая мысль занимает,
Recorded in the memory of the world. Записанная в памяти мира.
The Truth supreme, vast and impersonal Обширная и имперсональная верховная Истина
Fits faultlessly the hour and circumstance, Подбирает безошибочно час, обстоятельства,
Its substance a pure gold ever the same Ее субстанция, чистое золото, всегда прежнее,
But shaped into vessels for the spirit's use, Но оформленное в сосуды для пользования духом,
Its gold becomes the wine jar and the vase. Ее золото становится винным кувшином и вазой.
All there is a supreme epiphany: Все там - прозрение высшее:
The All-Wonderful makes a marvel of each event, Всечудесный творит каждого события чудо,
The All-Beautiful is a miracle in each shape; Всепрекрасный - чудо в каждом образе;
The All-Blissful smites with rapture the heart's throbs, Всеблаженный стучит в пульсе сердца с восторгом,
A pure celestial joy is the use of sense. Чистая небесная радость - чувства использование.
Each being there is a member of the Self, Каждое существо там - Себя член,
A portion of the million-thoughted All, Часть Всего миллиономысленного,
A claimant to the timeless Unity, Претендент на Единство безвременное,
The many's sweetness, the joy of difference Сладость множества, радость различия,
Edged with the intimacy of the One. Близостью Одного заостренные.
_____"But who can show to thee Truth's glorious face? _____"Но кто может показать тебе славный лик Правды?
Our human words can only shadow her. Наши человеческие слова могут быть лишь ее тенью.
To thought she is an unthinkable rapture of light, Для мысли она - восторг немыслимый света,
To speech a marvel inexpressible. Для речи - неописуемое чудо.
O Death, if thou couldst touch the Truth supreme О Смерть, если б могла ты Истины коснуться верховной,
Thou wouldst grow suddenly wise and cease to be. Ты стала б мудрой внезапно и существовать перестала бы.
If our souls could see and love and clasp God's Truth, Если бы наши души могли видеть, любить, уловить Истину Бога,
Its infinite radiance would seize our hearts, Ее нескончаемое сияние наши сердца охватило бы,
Our being in God's image be remade Наше существо по образу Бога переделано было бы
And earthly life become the life divine." И земная жизнь стала бы жизнью божественной".
Then Death the last time answered Savitri: Затем Смерть последний раз Савитри ответила:
"If Truth supreme transcends her shadow here "Если верховная Истина свою здешнюю тень превосходит,
Severed by Knowledge and the climbing vasts, Отделенная Знанием и поднимающимися обширностями,
What bridge can cross the gulf that she has left Какой мост может пересечь бездну, что она оставила
Between her and the dream-world she has made? Между собой и миром-грезой, ею сделанным?
Or who could hope to bring her down to men Или кто может надеяться принести ее вниз, к людям,
And persuade to tread the harsh globe with wounded feet И убедить ступить на суровую землю ногами прекрасными,
Leaving her unapproachable glory and bliss, Оставив свое недоступное блаженство и славу,
Wasting her splendour on pale earthly air? Расточая свое великолепие на земной бледный воздух?
Is thine that strength, O beauty of mortal limbs, Разве в твоих это силах, о красота смертных членов,
O soul who flutterest to escape my net? О душа, что бьется порвать мои сети?
Who then art thou hiding in human guise? Кто же тогда ты, прячущаяся в человеческом облике?
Thy voice carries the sound of infinity, Твой голос несет звук бесконечности,
Knowledge is with thee, Truth speaks through thy words; Знание с тобой, Истина сквозь твои слова говорит;
The light of things beyond shines in thy eyes. В твоих глазах сияет свет вещей запредельных.
But where is thy strength to conquer Time and Death? Но где твоя сила, чтобы победить Время и Смерть?
Hast thou God's force to build heaven's values here? Есть у тебя сила Бога, здесь возвести ценности неба?
For truth and knowledge are an idle gleam Ибо правда и знание есть праздный отблеск,
If Knowledge brings not power to change the world, Если Знание не несет силу, чтобы мир изменить,
If Might comes not to give to Truth her right. Если Мощь не приходит, чтобы Истине дать ее право.
A blind Force, not Truth has made this ignorant world, Слепая Сила, не Истина, этот невежественный сделала мир,
A blind Force, not Truth orders the lives of men: Жизнями людей повелевает слепая Сила, не Истина:
By Power, not Light, the great Gods rule the world; Силой, не Светом, правят миром великие Боги;
Power is the arm of God, the seal of Fate. Сила - это руки Бога, печать Судьбы.
O human claimant to immortality, О человек, претендент на бессмертие,
Reveal thy power, lay bare thy spirit's force, Открой свою мощь, обнажи силу духа,
Then will I give back to thee Satyavan. Тогда назад я отдам тебе Сатьявана.
Or if the Mighty Mother is with thee, Или, если Могучая Мать есть с тобой,
Show me her face that I may worship her; Покажи мне ее лик, чтобы ей я мог поклоняться;
Let deathless eyes look into the eyes of Death, Дай бессмертным глазам посмотреть в глаза Смерти,
An imperishable Force touching brute things Нерушимая Сила, коснувшись грубых вещей,
Transform earth's death into immortal life. Смерть земли в бессмертную жизнь трансформирует.
Then can thy dead return to thee and live. Тогда может твой мертвый к тебе вернуться и жить.
The prostrate earth perhaps shall lift her gaze Распростертая земля, наверное, поднимет свой взор
And feel near her the secret body of God И почувствует близко к себе тело тайное Бога
And love and joy overtake fleeing Time." И любовь и радость овладеют торопящимся Временем".
   
_____And Savitri looked on Death and answered not. _____И Савитри смотрела на Смерть и молчала.
Almost it seemed as if in his symbol shape Казалось, словно в символической форме
The world's darkness had consented to Heaven-light Тьма мира почти уступила Небесному свету
And God needed no more the Inconscient's screen. И Бог не нуждается больше в Несознания ширме.
A mighty transformation came on her. Могучая трансформация в ней наступила.
A halo of the indwelling Deity, Гало живущего внутри Божества,
The Immortal's lustre that had lit her face Сияние Бессмертного, что ее лицо осветило
And tented its radiance in her body's house, И залило свои лучами дом ее тела,
Overflowing made the air a luminous sea. Переливаясь через край, сделало воздух светящимся морем.
In a flaming moment of apocalypse В пылающий момент апокалипсиса
The Incarnation thrust aside its veil. Инкарнация откинула свою вуаль в сторону.
A little figure in infinity Фигура в бесконечности маленькая
Yet stood and seemed the Eternal's very house, Еще стояла и казалась самим домом Вечного,
As if the world's centre was her very soul Словно центр мира был ее душою самою
And all wide space was but its outer robe. И все пространство широкое было лишь ее внешней одеждой.
A curve of the calm hauteur of far heaven Изгиб спокойной надменности далекого неба,
Descending into earth's humility, Нисходящего в земное смирение,
Her forehead's span vaulted the Omniscient's gaze, Ширь ее лба была сводом взора Всеведающего,
Her eyes were two stars that watched the universe. Ее глаза были двумя звездами, что наблюдали вселенную.
The Power that from her being's summit reigned, Сила, что была из вершины ее существа, воцарилась,
The Presence chambered in lotus secrecy, Поселенное в лотосовую тайну Присутствие,
Came down and held the centre in her brow Пришло вниз и овладело во лбу ее центром,
Where the mind's Lord in his control-room sits; Где Господь разума в своей комнате контрольной сидит;
There throned on concentration's native seat Там, посаженный на прирожденный трон концентрации,
He opens that third mysterious eye in man, В человеке он открывает третий мистический глаз,
The Unseen's eye that looks at the unseen, Глаз Незримого, что глядит на незримое,
When Light with a golden ecstasy fills his brain Когда Свет золотым экстазом его мозг наполняет
And the Eternal's wisdom drives his choice И Вечного мудрость выбор его направляет,
And eternal Will seizes the mortal's will. И вечная Воля захватывает смертного волю.
It stirred in the lotus of her throat of song, Оно двигалось в лотосе ее горла песни,
And in her speech throbbed the immortal Word, И в ее речи пульсировало бессмертное Слово,
Her life sounded with the steps of the world-soul Ее жизнь шагами души мира звучала,
Moving in harmony with the cosmic Thought. Двигаясь в гармонии с космической Мыслью.
As glides God's sun into the mystic cave Как скользит солнце Бога в пещеру мистическую,
Where hides his light from the pursuing gods, Где от преследующих богов он прячет свой свет,
It glided into the lotus of her heart Оно в лотос ее сердца скользнуло
And woke in it the Force that alters Fate. И пробудило в нем Силу, что изменяет Судьбу.
It poured into her navel's lotus depth, Оно в глубину лотоса пупка влилось,
Lodged in the little life-nature's narrow home, Поселилось в узком доме маленькой жизни-природы,
On the body's longings grew heaven-rapture's flower На страстях тела вырастило цветок восторга небес
And made desire a pure celestial flame, И сделало желание небесным пламенем чистым,
Broke into the cave where coiled World-Energy sleeps Прорвалось в пещеру, где спит свернутая Энергия Мира,
And smote the thousand-hooded serpent Force И ударило тысячекапюшонную змеиную Силу,
That blazing towered and clasped the World-Self above, Что, вспыхивая, поднялась и обвила наверху Самость Мира,
Joined Matter's dumbness to the Spirit's hush Соединила бессловесность Материи с тишиной Духа
And filled earth's acts with the Spirit's silent power. И действия земли молчаливой силой Духа наполнила.
Thus changed she waited for the Word to speak. Так, измененная, она ждала Слова.
Eternity looked into the eyes of Death Вечность в глаза Смерти смотрела.
And Darkness saw God's living Reality. И живую Реальность Бога видела Тьма.
Then a Voice was heard that seemed the stillness' self Затем Голос стал слышен, что казался самой тишиной
Or the low calm utterance of infinity Или произношением бесконечности, спокойным и низким,
When it speaks to the silence in the heart of sleep. Когда она в сердце сна говорит с тишиной:
"I hail thee, almighty and victorious Death, "Я приветствую тебя, всемогущая и победоносная Смерть,
Thou grandiose Darkness of the Infinite. Ты - грандиозная Тьма Бесконечного.
O Void that makest room for all to be, О Пустота, что для существования всего делает комнату,
Hunger that gnawest at the universe Голод, что гложет вселенную,
Consuming the cold remnants of the suns Холодные остатки солнц пожирая,
And eatst the whole world with thy jaws of fire, И ест целый мир твоими челюстями пламени,
Waster of the energy that has made the stars, Опустошитель энергии, что сделал звезды,
Inconscience, carrier of the seeds of thought, Несознание, семян мысли хранитель,
Nescience in which All-Knowledge sleeps entombed Неведение, в котором Всезнание спит погребенное
And slowly emerges in its hollow breast И медленно появляется в его полой груди,
Wearing the mind's mask of bright Ignorance. Неся ума маску Неведения яркого.
Thou art my shadow and my instrument. Ты - моя тень и мой инструмент.
I have given thee thy awful shape of dread Я дала тебе форму страха ужасную
And thy sharp sword of terror and grief and pain И твой острый меч ужаса, горя, страдания,
To force the soul of man to struggle for light Чтоб заставлять душу человека ради света бороться
On the brevity of his half-conscious days. В краткости его полусознательных дней.
Thou art his spur to greatness in his works, Ты - его шпоры, подгоняющие в его работах к величию,
The whip to his yearning for eternal bliss, Хлыст, чтобы он к вечному блаженству стремился,
His poignant need of immortality. Его мучительная нужда в бессмертии.
Live, Death, awhile, be still my instrument. Живи, Смерть пока, будь еще моим инструментом.
One day man too shall know thy fathomless heart Однажды человек тоже узнает твое бездонное сердце
Of silence and the brooding peace of Night Безмолвия и мир размышляющий Ночи,
And grave obedience to eternal Law Вечному Закону послушание мрачное
And the calm inflexible pity in thy gaze. И непреклонную жалость в твоем взгляде спокойную.
But now, O timeless Mightiness, stand aside Но сейчас, о Могущество вечное, в сторону встань,
And leave the path of my incarnate Force. С пути моей инкарнировавшей Силы сойди.
Relieve the radiant God from thy black mask: Избавь сияющего Бога от твоей черной маски;
Release the soul of the world called Satyavan Освободи душу мира, которую зовут Сатьяваном,
Freed from thy clutch of pain and ignorance Отпусти от своей хватки страдания и неведения.
That he may stand master of life and fate, Чтобы он мог встать, жизни и судьбы господин,
Man's representative in the house of God, Делегат человека в доме Бога,
The mate of Wisdom and the spouse of Light, Друг Мудрости, Света супруг,
The eternal bridegroom of the eternal bride." Вечный жених вечной невесты".
She spoke; Death unconvinced resisted still, Она говорила; не убежденная Смерть сопротивлялась еще,
Although he knew refusing still to know, Хотя знала, еще отказываясь знать,
Although he saw refusing still to see. Хотя видела, видеть отказываясь.
Unshakable he stood claiming his right. Непоколебимо стоял этот бог, своего права требуя.
His spirit bowed; his will obeyed the law Его дух согнулся; его воля повиновалась закону
Of its own nature binding even on Gods. Его собственной природы, даже для Богов обязательного.
The Two opposed each other face to face. Двое, лицом к лицу стоя, с друг другом соперничали.
His being like a huge fort of darkness towered; Его существо, как огромный форт тьмы, возвышалось;
Around it her light grew, an ocean's siege. Вокруг него ее свет рос, океана осада.
Awhile the Shade survived defying heaven: Пока Тень выдерживала, не повинуясь небу открыто:
Assailing in front, oppressing from above, Уязвляемый спереди, сверху теснимый,
A concrete mass of conscious power, he bore Конкретная масса сознательной силы, он терпел
The tyranny of her divine desire. Ее желания божественного тиранию.
A pressure of intolerable force Пресс невыносимой силы
Weighed on his unbowed head and stubborn breast; Навалился на его несклоненную голову и упрямую грудь;
Light like a burning tongue licked up his thoughts, Свет, как горящий язык, лизал его мысли,
Light was a luminous torture in his heart, Свет был в его сердце сверкающей пыткой,
Light coursed, a splendid agony, through his nerves; Свет, великолепная агония, преследовал сквозь его нервы;
His darkness muttered perishing in her blaze. Его тьма бормотала, в ее погибая сиянии.
Her mastering Word commanded every limb Ее повелевающее Слово приказывало каждому члену
And left no room for his enormous will И не оставило места для его воли огромной,
That seemed pushed out into some helpless space Что, казалось, выталкиваемая в некое пространство беспомощное,
And could no more re-enter but left him void. Не могла снова войти, его пустым оставляя.
He called to Night but she fell shuddering back, Он воззвал к Ночи, но она отступила, содрогаясь, назад,
He called to Hell but sullenly it retired: Он воззвал к Аду, но угрюмо тот удалился:
He turned to the Inconscient for support, За поддержкой к Несознанию он повернулся,
From which he was born, his vast sustaining self; Из которого он был рожден, к своей широкой, поддерживающей самости;
It drew him back towards boundless vacancy Оно назад его отвело к пустоте безграничной,
As if by himself to swallow up himself: Словно собою он сам себя поглощал:
He called to his strength, but it refused his call. Он воззвал к своей силе, но она его зов отвергла.
His body was eaten by light, his spirit devoured. Свет съедал его тело, пожирал его дух.
At last he knew defeat inevitable Неизбежное он узнал, наконец, поражение
And left crumbling the shape that he had worn, И, разрушаясь, оставил, форму, которую нес он,
Abandoning hope to make man's soul his prey Оставив надежду сделать душу человека своею добычею,
And force to be mortal the immortal spirit. Заставить бессмертный дух быть смертным.
Afar he fled shunning her dreaded touch Далеко он бежал, избегая ее ужасных касаний,
And refuge took in the retreating Night. И убежище нашел в отступающей Ночи.
In the dream twilight of that symbol world В грезящих сумерках того символичного мира
The dire universal Shadow disappeared Скрылась ужасная вселенская Тень,
Vanishing into the Void from which it came. Исчезая в Пустоте, из которой она вышла.
As if deprived of its original cause, Словно лишенное своей изначальной причины
The twilight realm passed fading from their souls, Ушло царство сумерек, из душ их стираясь,
And Satyavan and Savitri were alone. И Сатьяван и Савитри остались одни.
But neither stirred: between those figures rose Но не шевелились они: между фигурами их поднималась
A mute invisible and translucent wall. Незримая, полупрозрачная, немая стена.
In the long blank moment's pause nothing could move: В долгой пустой паузе ничто не могло двигаться:
All waited on the unknown inscrutable Will. Все ожидало неизвестную непостижимую Волю.
   
End of Canto Four Конец четвертой песни
End of Book Ten Конец десятой книги

Forward
Backward

 Вперед
Назад