САЙТ ШРИ АУРОБИНДО И МАТЕРИ

WWW.AUROBINDO.RU

Домашняя страничка  |  Работы |   Работы Шри Ауробиндо | Савитри

Sri Aurobindo Шри Ауробиндо
   
SAVITRI САВИТРИ
A Legend and a Symbol Символ и легенда
   
PART ONE ЧАСТЬ ПЕРВАЯ
   
BOOK ONE КНИГА ПЕРВАЯ
The Book of Beginnings Книга Начал
______________________________________


Canto Three Песнь третья
The Yoga of the King: Йога царя:
The Yoga of the Soul's Release Йога освобождения души


A world's desire compelled her mortal birth. Желание мира вынудило ее рождение смертное.
One in the front of the immemorial quest, Один впереди незапамятных поисков,
Protagonist of the mysterious play Мистической игры главный герой,
In which the Unknown pursues himself through forms В которой Неведомый преследует себя через формы
And limits his eternity by the hours И ограничивает свою вечность часами
And the blind Void struggles to live and see, И слепая Пустота борется, чтобы видеть и жить,
A thinker and toiler in the ideal's air, Труженик в воздухе идеала и мыслитель
Brought down to earth's dumb need her radiant power. Принес вниз на земли немую нужду ее лучистую силу.
His was a spirit that stooped from larger spheres Его дух согнулся из сфер более обширных
Into our province of ephemeral sight, В нашу провинцию эфемерного зрелища,
A colonist from immortality. Колонист из бессмертия.
A pointing beam on earth's uncertain roads, Указующий луч на неясных дорогах земли,
His birth held up a symbol and a sign; Его рождение несло символ и знак;
His human self like a translucent cloak Его человеческая самость как полупрозрачный плащ
Covered the All-Wise who leads the unseeing world. Скрывала Всемудрого, который ведет невидящий мир.
Affiliated to cosmic Space and Time Присоединенный к Пространству и Времени
And paying here God's debt to earth and man И здесь долг Бога земле и человеку платящий,
A greater sonship was his divine right. Быть в еще большей степени сыном было его божественным правом.
Although consenting to mortal ignorance, Хотя и согласилось на неведение смертное,
His knowledge shared the Light ineffable. Его знание несказанный Свет разделяло.
A strength of the original Permanence Изначального Перманентного сила,
Entangled in the moment and its flow, В движении и в его потоке запутанная,
He kept the vision of the Vasts behind: Он хранил позади зрение Ширей:
A power was in him from the Unknowable. От Непостижимого в нем была сила.
An archivist of the symbols of the Beyond, Архивариус символов Запредельного,
A treasurer of superhuman dreams, Казначей сверхчеловеческих грез,
He bore the stamp of mighty memories Он нес штамп воспоминаний могучих
And shed their grandiose ray on human life. И на человеческую жизнь их грандиозный луч излучал.
His days were a long growth to the Supreme. Его дни были долгим ростом к Всевышнему.
A skyward being nourishing its roots Существо, в небо нацеленное, свои корни питавшее
On sustenance from occult spiritual founts Пищей из оккультных духовных источников,
Climbed through white rays to meet an unseen Sun. Через белые лучи взбиралось, чтобы встретить незримое Солнце.
His soul lived as eternity's delegate, Его душа жила как делегат вечности,
His mind was like a fire assailing heaven, Его разум был как огнь, в небеса ударяющий,
His will a hunter in the trails of light. Его воля - охотник, идущий по следам света.
An ocean impulse lifted every breath; Океанический импульс вздымал каждый вздох;
Each action left the footprints of a god, Каждое действие оставляло отпечаток ног бога,
Each moment was a beat of puissant wings. Каждый миг был ударом крыльев могущественных.
The little plot of our mortality Участок нашей смертности маленький,
Touched by this tenant from the heights became Касаемый этим арендатором с небес, становился
A playground of the living Infinite. Игровой площадкой живой Бесконечности.
This bodily appearance is not all; Эта телесная видимость - не все;
The form deceives, the person is a mask; Форма обманывает, персона есть маска;
Hid deep in man celestial powers can dwell. Скрытые глубоко в человеке могут жить небесные силы.
His fragile ship conveys through the sea of years Его хрупкий корабль через море годов
An incognito of the Imperishable. Нерушимого переправляет инкогнито.
A spirit that is a flame of God abides, Дух, который есть пламя Бога, живет,
A fiery portion of the Wonderful, Огненная часть Чудесного,
Artist of his own beauty and delight, Художник своей собственной красоты и восторга,
Immortal in our mortal poverty. Бессмертный в нашей бедности смертной.
This sculptor of the forms of the Infinite, Этот скульптор форм Бесконечного,
This screened unrecognised Inhabitant, Этот скрытый незамечаемый Житель,
Initiate of his own veiled mysteries, Посвященный в свои собственные завуалированные мистерии,
Hides in a small dumb seed his cosmic thought. Свою космическую мысль прячет в немой маленькой клетке.
In the mute strength of the occult Idea В безмолвной силе оккультной Идеи,
Determining predestined shape and act, Обусловливающей предопределенную форму и акт,
Passenger from life to life, from scale to scale, Пассажир от жизни к жизни, от уровня к уровню,
Changing his imaged self from form to form, Меняющий свою выдумываемую самость от формы к форме,
He regards the icon growing by his gaze Он следит за иконой, его взглядом растущей,
And in the worm foresees the coming god. И в черве предвидит грядущего бога.
At last the traveller in the paths of Time Наконец путешественник по путям Времени
Arrives on the frontiers of eternity. Достигает границ вечности.
In the transient symbol of humanity draped, В преходящий символ человеческого задрапированный,
He feels his substance of undying self Свою субстанцию неумирающего себя он ощущает
And loses his kinship to mortality. И утрачивает свое сходство со смертностью.
A beam of the Eternal smites his heart, Луч Вечного сердце его ударяет,
His thought stretches into infinitude; Его мысль в бесконечность протягивается;
All in him turns to spirit vastnesses. Все в нем поворачивается к духовной обширности.
His soul breaks out to join the Oversoul, Его душа соединиться со Сверхдушой прорывается,
His life is oceaned by that superlife. Его жизнь заполняется океаном той супержизни.
He has drunk from the breasts of the Mother of the worlds; Он из грудей Матери миров пьет;
A topless Supernature fills his frame: Нескончаемо ввысь уходящая Суперприрода наполняет его оболочку:
She adopts his spirit's everlasting ground Она принимает его духа вечную почву
As the security of her changing world Как основу надежную ее мира меняющегося
And shapes the figure of her unborn mights. И формирует фигуру своих нерожденных могуществ.
Immortally she conceives herself in him, Бессмертно она себя в нем зачинает,
In the creature the unveiled Creatrix works: В создании незавуалированная Создательница трудится:
Her face is seen through his face, her eyes through his eyes; Ее лик через его лицо виден, ее глаза - через его;
Her being is his through a vast identity. Ее существо есть его через идентичность обширную.
Then is revealed in man the overt Divine. Затем в человеке обнаруживается Божество неприкрытое.
A static Oneness and dynamic Power Статичное Единство и динамичная Сила
Descend in him, the integral Godhead's seals; Нисходят в него, печати Божества интегрального;
His soul and body take that splendid stamp. Его душа и тело принимают этот восхитительный штамп.
A long dim preparation is man's life, Долгой неясной подготовкой жизнь человека является,
A circle of toil and hope and war and peace Кругом труда, надежды, войны, мира,
Tracked out by Life on Matter's obscure ground. Протоптанным Жизнью на смутной почве Материи.
In his climb to a peak no feet have ever trod, В своем подъеме к вершинам, на которые ничья нога не ступала,
He seeks through a penumbra shot with flame На полутемном кадре он с огнем ищет
A veiled reality half-known, ever missed, Завуалированную реальность, полуизвестную, всегда упускаемую,
A search for something or someone never found, Поиски чего-то или кого-то, никогда не находимого,
Cult of an ideal never made real here, Культ идеала, здесь еще никогда реальным не сделанным,
An endless spiral of ascent and fall Нескончаемая спираль восхождений и спусков,
Until at last is reached the giant point Пока, наконец, не достигнута гигантская точка,
Through which his Glory shines for whom we were made Через которую его Слава сияет, для которой мы были сделаны,
And we break into the infinity of God. И через которую в бесконечность Бога мы прорываемся.
Across our nature's border line we escape Через пограничную линию нашей Природы мы вырываемся
Into Supernature's arc of living light. В живого света арку Суперприроды.
This now was witnessed in that son of Force; Этому сейчас можно было быть очевидцем в том сыне Силы;
In him that high transition laid its base. В нем тот высокий переход заложил свой фундамент.
Original and supernal Immanence Изначальный Имманентный небесный,
Of which all Nature's process is the art, Чьим искусством является процесс всей Природы,
The cosmic Worker set his secret hand Космический Труженик возложил свою тайную руку
To turn this frail mud-engine to heaven-use. Повернуть эту хрупкую созданную из грязи машину на небесную пользу.
A Presence wrought behind the ambiguous screen: Присутствие работало за ширмой неясной:
It beat his soil to bear a Titan's weight, Оно ударяло его душу, чтобы та несла вес Титана;
Refining half-hewn blocks of natural strength Обтачивая полуобтесанные бруски силы природной,
It built his soul into a statued god. Оно возводило его душу в статую бога.
The Craftsman of the magic stuff of self Магического вещества самости Мастер,
Who labours at his high and difficult plan Который над своим высоким и трудным планом работает
In the wide workshop of the wonderful world, В обширной мастерской чудесного мира,
Modelled in inward Time his rhythmic parts. Его ритмичные части во внутреннем моделировал Времени.
Then came the abrupt transcendent miracle: Затем пришло внезапное трансцендентальное чудо:
The masked immaculate Grandeur could outline, Замаскированная безупречная Грандиозность могла очертить
At travail in the occult womb of life, В оккультном лоне жизни в родовых муках
His dreamed magnificence of things to be. Свое пригреженное великолепие того, что должно быть.
A crown of the architecture of the worlds, Венец архитектуры миров,
A mystery of married Earth and Heaven Мистерия Земли и Небес поженившихся,
Annexed divinity to the mortal scheme. Присоединила к смертной схеме божественность.
A Seer was born, a shining Guest of Time. Был рожден Видящий, Гость сияющий Времени.
For him mind's limiting firmament ceased above. Для него исчез наверху свод ограничивающий разума.
In the griffin forefront of the Night and Day В сторожащей передовой линии Ночи и Дня
A gap was rent in the all-concealing vault; Была проделана брешь во всескрывающем своде;
The conscious ends of being went rolling back: Сознательные края существа уходили откатываясь:
The landmarks of the little person fell, Межевые знаки маленькой личности стерты,
The island ego joined its continent. Остров-эго присоединился к своему континенту,
Overpassed was this world of rigid limiting forms: Был превзойден этот мир жестких форм ограничивающих:
Life's barriers opened into the Unknown. Границы жизни распахнулись в Неведомое.
Abolished were conception's covenants Отменены соглашения концепции были
And, striking off subjection's rigorous clause, И, вычеркивая скрупулезный пункт подчинения,
Annulled the soul's treaty with Nature's nescience. Был аннулирован договор души с Природы неведением.
All the grey inhibitions were torn off Все серые запреты были разорваны
And broken the intellect's hard and lustrous lid; И разрушена интеллекта тяжелая блестящая крышка;
Truth unpartitioned found immense sky-room; Нерасчлененная Истина нашла необъятную небесную комнату;
An empyrean vision saw and knew; Зрение эмпирей знало и видело;
The bounded mind became a boundless light, Ограниченный разум безграничным стал светом,
The finite self mated with infinity. Конечная самость была обручена с бесконечностью.
His march now soared into an eagle's flight. Его марш сейчас воспарил орлиным полетом.
Out of apprenticeship to Ignorance Из ученичества у Неведения
Wisdom upraised him to her master craft Мудрость подняла его к его умению мастерскому
And made him an archmason of the soul, И его сделала души главным каменщиком,
A builder of the Immortal's secret house, Строителем тайного дома Бессмертия,
An aspirant to supernal Timelessness: Претендентом на небесную Вечность:
Freedom and empire called to him from on high; Свобода и империя к нему взывали с высот;
Above mind's twilight and life's star-led night Над сумерками разума и ночью жизни, звездою ведомой,
There gleamed the dawn of a spiritual day. Загоралась заря духовного дня.
   
_____As so he grew into his larger self, _____По мере того, как он рос в себя более обширного,
Humanity framed his movements less and less; Человеческое покрывало его движения все меньше и меньше;
A greater being saw a greater world. Более великое существо видело мир более великий.
A fearless will for knowledge dared to erase Бесстрашная воля к знанию посмела стереть
The lines of safety Reason draws that bar Безопасности линии, Резоном чертимые, что преграждают
Mind's soar, soul's dive into the Infinite. Парение разума, погружение души в Бесконечность.
Even his first steps broke our small earth-bounds Даже его первые шаги разрушили наши маленькие земные границы
And loitered in a vaster freer air. И в более широком и свободном воздухе медлили.
In hands sustained by a transfiguring Might В руки, поддерживаемые трансфигурирующей Мощью,
He caught up lightly like a giant's bow Поймал он легко как лук гиганта,
Left slumbering in a sealed and secret cave Оставленный дремлющим в запечатанной тайной пещере,
The powers that sleep unused in man within. Силы, что спят неиспользуемые внутри человека.
He made of miracle a normal act Он сделал из чуда нормальное действие
And turned to a common part of divine works, И к общей части божественных работ повернул,
Magnificently natural at this height, На этих высотах великолепно естественных,
Efforts that would shatter the strength of mortal hearts, Усилия, что должны сокрушить сопротивление смертных сердец;
Pursued in a royalty of mighty ease Преследуемые в царственности покоя могучего
Aims too sublime for Nature's daily will: Цели, слишком возвышенные для повседневной воли Природы;
The gifts of the spirit crowding came to him; Дары духа толпящиеся к нему приходили;
They were his life's pattern and his privilege. Они были его образом жизни и его привилегией.
A pure perception lent its lucent joy: Чистое восприятие одолжило свою прозрачную радость:
Its intimate vision waited not to think; Его сокровенное зрение не ждало мыслей;
It enveloped all Nature in a single glance, Оно всю Природу одним взглядом охватывало,
It looked into the very self of things; Оно смотрело в самую самость вещей;
Deceived no more by form he saw the soul. Не обманутый более формой, он видел душу.
In beings it knew what lurked to them unknown; В существах оно знало то, что скрывалось, им неизвестное;
It seized the idea in mind, the wish in the heart; Оно ловило идею в уме, желание в сердце;
It plucked out from grey folds of secrecy Из серых складок тайны оно вырывало
The motives which from their own sight men hide. Мотивы, которые люди от своего собственного зрения прячут.
He felt the beating life in other men Бьющую жизнь он ощущал в других людях,
Invade him with their happiness and their grief; Наводняющую его своим счастьем и горем;
Their love, their anger, their unspoken hopes Их любовь, их гнев, их надежды невысказанные
Entered in currents or in pouring waves Входили потоками или заливавшими волнами
Into the immobile ocean of his calm. В его покоя океан неподвижный.
He heard the inspired sound of his own thoughts Он слышал вдохновенный звук своих собственных мыслей,
Re-echoed in the vault of other minds; В погребе других умов отзывавшихся эхом;
The world's thought-streams travelled into his ken; Мыслепотоки мира путешествовали в его поле зрения;
His inner self grew near to others' selves Его внутренняя самость становилась к самостям других ближе
And bore a kinship's weight, a common tie, И несла бремя родства, обычные узы,
Yet stood untouched, king of itself, alone. Но, тем не менее, стояла незадеваемая, сам себе царь, уединенная.
A magical accord quickened and attuned Магический аккорд оживил и настроил
To ethereal symphonies the old earthy strings; Для эфирных симфоний земные старые струны,
It raised the servitors of mind and life Взрастил слуг жизни и разума
To be happy partners in the soul's response, Счастливыми партнерами ответа души,
Tissue and nerve were turned to sensitive chords, Ткань и нерв превращены были в струны чувствительные,
Records of lustre and ecstasy; it made Экстаза и сияния записи; сделал
The body's means the spirit's acolytes. Инструменты тела духа служителями.
A heavenlier function with a finer mode Более небесное функционирование более качественного рода
Lit with its grace man's outward earthliness; Внешнее земное в человеке осветило своей милостью;
The soul's experience of its deeper sheaths Переживание душою своих оболочек более глубоких
No more slept drugged by Matter's dominance. Больше не спало, одурманенное преобладанием Материи.
In the dead wall closing us from wider self, В глухой стене, нас от нашего более широкого себя закрывающей,
Into a secrecy of apparent sleep, В тайну сна кажущегося,
The mystic tract beyond our waking thoughts, Мистический тракт за пределами наших бодрствующих мыслей,
A door parted, built in by Matter's force, Дверь отворилась, встроенная силой Материи,
Releasing things unseized by earthly sense: Освобождая вещи, чувством земным неулавливаемые:
A world unseen, unknown by outward mind Мир невидимый, неведомый внешнему разуму
Appeared in the silent spaces of the soul. Показался в безмолвных пространствах души.
He sat in secret chambers looking out Он сидел в тайных палатах, выглядывая
Into the luminous countries of the unborn В светлые страны нерожденного,
Where all things dreamed by the mind are seen and true Где все вещи, что грезятся разуму, зримы и истинны,
And all that the life longs for is drawn close. И все, к чему жизнь стремится, становится близким.
He saw the Perfect in their starry homes Совершенных он видел в их звездных домах,
Wearing the glory of a deathless form, Несущих славу формы бессмертной,
Lain in the arms of the Eternal's peace, Лежавших в руках мира Вечного,
Rapt in the heart-beats of God-ecstasy. Восторженных в ударах сердца Богоэкстаза.
He lived in the mystic space where thought is born Он жил в пространстве мистическом, где рождается мысль
And will is nursed by an ethereal Power И воля вскармливается эфирною Силой
And fed on the white milk of the Eternal's strengths И на белом молоке сил Вечного взращивается,
Till it grows into the likeness of a god. Пока не вырастет в подобие бога.
In the Witness's occult rooms with mind-built walls В комнатах оккультных Свидетеля со стенами, возведенными разумом,
On hidden interiors, lurking passages На скрытые интерьеры, потайные проходы
Opened the windows of the inner sight. Открывались внутреннего зрения окна.
He owned the house of undivided Time. Он владел домом нераздробленного Времени,
Lifting the heavy curtain of the flesh Подняв тяжелый занавес плоти,
He stood upon a threshold serpent-watched, Он стоял на пороге, змеей охраняемом,
And peered into gleaming endless corridors, И в мерцающие нескончаемые коридоры всматривался,
Silent and listening in the silent heart Безмолвный и прислушивающийся в сердце безмолвном
For the coming of the new and the unknown. К приходу нового и неизвестного.
He gazed across the empty stillnesses Он вглядывался через пустые безмолвия
And heard the footsteps of the undreamed Idea И слышал шаги невообразимой Идеи
In the far avenues of the Beyond. На далеких авеню Запредельного.
He heard the secret Voice, the Word that knows, Тайный Голос он слышал, Слово, что знает,
And saw the secret face that is our own. И лик тайный видел, что есть наш собственный лик.
The inner planes uncovered their crystal doors; Внутренние планы обнаружили свои хрустальные двери;
Strange powers and influences touched his life. Странные влияния и силы его жизни касались.
A vision came of higher realms than ours, Пришло видение царств более высоких, чем наше;
A consciousness of brighter fields and skies, Осознание более светлых полей и небес,
Of beings less circumscribed than brief-lived men Существ, ограниченных менее, чем краткоживущие люди,
And subtler bodies than these passing frames, И тел более тонких, чем эти преходящие формы,
Objects too fine for our material grasp, Объектов, для нашей материальной хватки слишком прекрасных,
Acts vibrant with a superhuman light Действий, вибрирующих со сверхчеловеческим светом,
And movements pushed by a superconscient force, И движений, толкаемых суперсознательной силой,
And joys that never flowed through mortal limbs, И радостей, что никогда не текли через смертные члены,
And lovelier scenes than earth's and happier lives. И более прекрасных, чем у земли, чувств, и более счастливых жизней.
A consciousness of beauty and of bliss, Сознание красоты и блаженства,
A knowledge which became what it perceived, Знание, которое становится тем, что оно постигает,
Replaced the separated sense and heart Сменили разделенные чувство и сердце
And drew all Nature into its embrace. И привлекли всю Природу в объятия.
The mind leaned out to meet the hidden worlds: Ум встречать скрытые миры повернулся:
Air glowed and teemed with marvellous shapes and hues, Воздух пылал и изобиловал удивительными формами и оттенками,
In the nostrils quivered celestial fragrances, В ноздрях трепетали ароматы небесные,
On the tongue lingered the honey of paradise. На языке медлил мед парадиза.
A channel of universal harmony, Канал универсальной гармонии,
Hearing was a stream of magic audience, Слух потоком магической аудиенции был,
A bed for occult sounds earth cannot hear. Ложем для звуков оккультных, которых не может слышать земля.
Out of a covert tract of slumber self Из сокрытых трактов дремлющей самости
The voice came of a truth submerged, unknown Голос пришел глубоко погруженной неведомой истины,
That flows beneath the cosmic surfaces, Который течет под космическими поверхностями,
Only mid an omniscient silence heard, Только среди всезнающего безмолвия слышимый,
Held by intuitive heart and secret sense. Интуитивным сердцем удерживаемый и тайным чувством.
It caught the burden of secrecies sealed and dumb, Он поймал груз тайн немых, запечатанных,
It voiced the unfulfilled demand of earth Он сообщает свой голос требованию земли неисполненному
And the song of promise of unrealised heavens И обещания песне неосуществленных небес,
And all that hides in an omnipotent Sleep. И всему, что во всемогущем прячется Сне.
In the unceasing drama carried by Time В непрекращающейся драме, влекомой Временем
On its long listening flood that bears the world's По своему долгому слушающему половодью, что несет
Insoluble doubt on a pilgrimage without goal, Неразрешимое сомнение мира в бесцельном паломничестве,
A laughter of sleepless pleasure foamed and spumed Неусыпного удовольствия смех пузырился и пенился
And murmurings of desire that cannot die: И журчания желания, умереть не может которое:
A cry came of the world's delight to be, Крик летел мирового восторга быть,
The grandeur and greatness of its will to live, Великолепие и величие его воли жить,
Recall of the soul's adventure into space, Зов назад к авантюре души в космосе:
A traveller through the magic centuries Через магические века путешественник
And being's labour in Matter's universe, И труд существа во вселенной Материи,
Its search for the mystic meaning of its birth Его поиск мистического значения своего рождения
And joy of high spiritual response, И радость высокого духовного отклика,
Its throb of satisfaction and content Его пульс удовлетворения и довольства
In all the sweetness of the gifts of life, Во всей сладости даров жизни,
Its large breath and pulse and thrill of hope and fear, Его дыхание обширное, биение и трепет надежды и страха,
Its taste of pangs and tears and ecstasy, Его вкус боли и слез, и экстаза,
Its rapture's poignant beat of sudden bliss, Его восторга острый удар блаженства внезапного,
The sob of its passion and unending pain. Рыдание его страсти и нескончаемой боли.
The murmur and whisper of the unheard sounds Бормотание и шепот неслышимых звуков,
Which crowd around our hearts but find no window Что толпятся вокруг наших сердец, но не находят окна,
To enter, swelled into a canticle Чтоб войти, выросли в гимн
Of all that suffers to be still unknown Всего, что страдает, чтоб быть, еще неизвестное,
And all that labours vainly to be born И всего, что трудится тщетно, чтоб быть рожденным,
And all the sweetness none will ever taste И всей сладости, которой никогда никто не отведает,
And all the beauty that will never be. И всей красоты, которой не будет никогда.
Inaudible to our deaf mortal ears Неслышные нашим глухим смертным ушам
The wide world-rhythms wove their stupendous chant Мировые широкие ритмы ткали свою громадную песнь,
To which life strives to fit our rhyme-beats here, К которой подогнать наши ритмы-удары здесь жизнь стремиться,
Melting our limits in the illimitable, Плавя наши границы в неограничиваемом,
Tuning the finite to infinity. Настраивая конечное на бесконечность.
A low muttering rose from the subconscient caves, Низкий гул поднимался из пещер подсознательных,
The stammer of the primal ignorance; Заикание первоначального неведения;
Answer to that inarticulate questioning, Ответом на это нечленораздельный вопрос,
There stooped with lightning neck and thunder's wings Там склонился с молнией-шеей и крыльями грома
A radiant hymn to the Inexpressible Сияющий гимн Несказанному
And the anthem of the superconscient light. И хорал суперсознательного света.
All was revealed there none can here express; Все там было явлено, что никто не может здесь выразить;
Vision and dream were fables spoken by truth Видение и греза были сказками, рассказываемыми правдою,
Or symbols more veridical than fact, Или символы были правдивей, чем факт,
Or were truths enforced by supernatural seals. Или были истинами, сверхприродными печатями в жизнь проведенными.
Immortal eyes approached and looked in his, Бессмертные глаза приближались и глядели в его
And beings of many kingdoms neared and spoke: И существа многих царств приходили и говорили:
The ever-living whom we name as dead Вечно живые, которых мы называем умершими,
Could leave their glory beyond death and birth Могли свою славу за пределами рождения и смерти оставить,
To utter the wisdom which exceeds all phrase: Чтоб провозгласить мудрость, превосходящую всякую фразу:
The kings of evil and the kings of good, Цари добра и цари зла,
Appellants at the reason's judgment seat, Апеллирующие к судейскому трону рассудка,
Proclaimed the gospel of their opposites, Провозглашали евангелие своих оппозиций,
And all believed themselves spokesmen of God: И каждый считал себя глашатаем Бога:
The gods of light and titans of the dark Боги света и тьмы титаны
Battled for his soul as for a costly prize. За его душу как за драгоценный приз бились.
In every hour loosed from the quiver of Time Каждый час, освобожденный от трепета Времени,
There rose a song of new discovery, Там поднималась песнь открытия нового,
A bow-twang's hum of young experiment. Юного эксперимента звон тетивы.
Each day was a spiritual romance, Каждый день был духовным романсом,
As if he was born into a bright new world; Он будто рождался в мире новом и ярком;
Adventure leaped an unexpected friend, Приключение прыгало неожиданным другом
And danger brought a keen sweet tang of joy; И опасность несла острый и сладкий вкус радости;
Each happening was a deep experience. Каждое событие глубоким переживанием было.
There were high encounters, epic colloquies, Там были высокие встречи, беседы эпические,
And counsels came couched in celestial speech, Туда приходили советы, излагаемые небесною речью,
And honeyed pleadings breathed from occult lips И медовые мольбы с уст оккультных слетали,
To help the heart to yield to rapture's call, Чтоб помочь сердцу уступить зову восторга,
And sweet temptations stole from beauty's realms И сладкие искушения крались из царств красоты
And sudden ecstasies from a world of bliss. И экстазы внезапные из мира блаженства.
It was a region of wonder and delight. Это был регион восторга и чуда.
All now his bright clairaudience could receive; Все сейчас его ясновидческий слух мог воспринять;
A contact thrilled of mighty unknown things. Контакт, трепещущий от могучих неизвестных вещей.
Awakened to new unearthly closenesses, Пробужденное к неземным новым близостям,
The touch replied to subtle infinities, Касание отвечало бесконечностям тонким
And with a silver cry of opening gates И с серебряным криком ворот открывающихся
Sight's lightnings leaped into the invisible. Молнии зрения в незримое прыгали.
Ever his consciousness and vision grew; Его сознание и зрение постоянно росли;
They took an ampler sweep, a loftier flight; Они открывали больший простор, более высокий полет;
He passed the border marked for Matter's rule Он пересекал границу, проведенную для правления Материи,
And passed the zone where thought replaces life. И миновал зону, где мысль жизнь заменяет.
Out of this world of signs suddenly he came Из этого мира знаков внезапно он вышел
Into a silent self where world was not В себя молчаливого, где мира не было,
And looked beyond into a nameless vast. И глядел по ту сторону в безымянную ширь.
These symbol figures lost their right to live, Эти символические фигуры теряли свое право на жизнь,
All tokens dropped our sense can recognise; Все приметы отброшены, которые может узнать наше чувство:
There the heart beat no more at body's touch, Там сердце больше не билось на касание тела,
There the eyes gazed no more on beauty's shape. Там глаза больше не смотрели на красоты форму.
In rare and lucent intervals of hush В прозрачных и редких интервалах безмолвия,
Into a signless region he could soar В регион, где нет знаков, он мог воспарить,
Packed with the deep contents of formlessness Наполненный глубоким содержимым бесформенного,
Where world was into a single being rapt Где мир был в единственное существо поглощен
And all was known by the light of identity И все было светом идентичности ведомо,
And Spirit was its own self-evidence. И Дух был своей самоочевидностью собственной.
The Supreme's gaze looked out through human eyes Взгляд Всевышнего смотрел через глаза человеческие
And saw all things and creatures as itself И видел все вещи и создания как себя
And knew all thought and word as its own voice. И знал всякую мысль и всякое слово как свой собственный голос.
There unity is too close for search and clasp Там единство чересчур близко для объятий и поиска,
And love is a yearning of the One for the One, И любовь - стремление Одного к Одному,
And beauty is a sweet difference of the Same И красота - сладостное различие все Того же,
And oneness is the soul of multitude. И единство - души множество.
There all the truths unite in a single Truth, Там все истины объединяются в единую Истину
And all ideas rejoin Reality. И воссоединяются все идеи с Реальностью.
There knowing herself by her own termless self, Там, знающая себя своей собственной неограниченной самостью,
Wisdom supernal, wordless, absolute Мудрость небесная, бессловесная и абсолютная,
Sat uncompanioned in the eternal Calm, Сидела уединенно в вечном Покое,
All-seeing, motionless, sovereign and alone. Всевидящая, неподвижная, суверенная, одна.
There knowledge needs not words to embody Idea; Там, чтобы Идею облечь, в словах не нуждается знание;
Idea, seeking a house in boundlessness, Идея, ищущая дом в безграничности,
Weary of its homeless immortality, Уставшая от своего бездомного бессмертия,
Asks not in thought's carved brilliant cell to rest Не просит для отдыха резной сверкающей клети мысли,
Whose single window's clipped outlook on things Чьего единственного окна перспектива стесненная
Sees only a little arc of God's vast sky. Видит лишь маленькую арку широкого неба Бога.
The boundless with the boundless there consorts; Безграничность безграничности здесь соответствовала;
While there, one can be wider than the world; Будучи там, можно быть шире, чем мир;
While there, one is one's own infinity. Будучи там, являются своей бесконечностью собственной.
His centre was no more in earthly mind; Его центр был отныне не в земном разуме;
A power of seeing silence filled his limbs: Сила молчания видящего его члены наполнила:
Caught by a voiceless white epiphany Пойманный безгласным белым прозрением
Into a vision that surpasses forms, В видение, превосходящее формы,
Into a living that surpasses life, В жизнь, превосходящую жизнь,
He neared the still consciousness sustaining all. Он приблизил сознание безмолвное, все поддерживающее.
The voice that only by speech can move the mind Голос, который лишь речью мог приводить в движение разум,
Became a silent knowledge in the soul; Стал знанием безмолвным в душе;
The strength that only in action feels its truth Сила, которая свою истину лишь в действии чувствует,
Was lodged now in a mute omnipotent peace. В молчаливом всемогущем мире сейчас поселилась.
A leisure in the labour of the worlds, Досуг в труде миров,
A pause in the joy and anguish of the search Перерыв в радости и муках поисков
Restored the stress of Nature to God's calm. Напряжение Природы возвращали к покою Бога.
A vast unanimity ended life's debate. Широкое единодушие закончило жизни дебаты.
The war of thoughts that fathers the universe, Война мыслей, что порождает вселенную,
The clash of forces struggling to prevail Столкновение сил, превалировать бьющихся
In the tremendous shock that lights a star В огромном столкновении, что звезду зажигает
As in the building of a grain of dust, Как в здании из пылинки единственной,
The grooves that turn their dumb ellipse in space Колеи, что поворачивают свой немой эллипс в пространстве,
Ploughed by the seeking of the world's desire, Проложенные поиском мирового желания,
The long regurgitations of Time's flood, Разлива Времени кипения долгие,
The torment edging the dire force of lust Мука, затачивающая ужасную силу желания,
That wakes kinetic in earth's dullard slime Что будит кинетику в тупом иле земли
And carves a personality out of mud, И персональность вырезает из грязи,
The sorrow by which Nature's hunger is fed, Горе, которым кормится голод Природы,
The oestrus which creates with fire of pain, Страсть, что творит огнем боли,
The fate that punishes virtue with defeat, Судьба, что добродетель поражением карает,
The tragedy that destroys long happiness, Трагедия, что разрушает долгое счастье,
The weeping of Love, the quarrel of the Gods, Плач Любви, ссора Богов
Ceased in a truth which lives in its own light. Прекратились в истине, что живет в своем собственном свете.
His soul stood free, a witness and a king. Его душа стояла свободно, свидетель и царь.
Absorbed no more in the moment-ridden flux Не поглощенный более галопирующих мгновений потоком,
Where mind incessantly drifts as on a raft Где разум на плоту непрерывно дрейфует,
Hurried from phenomenon to phenomenon, От феномена гонимом к феномену,
He abode at rest in indivisible Time. Он жил в покое в нераздробленном Времени.
As if a story long written but acted now, Как история, долго писавшаяся, но лишь ныне поставленная,
In his present he held his future and his past, В своем настоящем он держал свое будущее и свое прошлое,
Felt in the seconds the uncounted years Ощущал несчетные годы в секундах
And saw the hours like dots upon a page. И как точки на странице видел часы.
An aspect of the unknown Reality Аспект неизвестной Реальности
Altered the meaning of the cosmic scene. Изменил смысл космической сцены.
This huge material universe became Эта огромная материальная вселенная стала
A small result of a stupendous force: Маленьким результатом силы громадной:
Overtaking the moment the eternal Ray Овладевающий мгновением вечный Луч
Illumined That which never yet was made. Осветил То, что еще никогда не было сделано.
Thought lay down in a mighty voicelessness; Мысль улеглась в могучем безмолвии;
The toiling Thinker widened and grew still, Трудящийся Мыслитель утих и расширился.
Wisdom transcendent touched his quivering heart: Трансцендентальная Мудрость коснулась его дрожащего сердца;
His soul could sail beyond thought's luminous bar; Его душа могла плыть за пределы светлые мысли;
Mind screened no more the shoreless infinite. Разум не загораживал безбрежной бесконечности больше.
Across a void retreating sky he glimpsed В пустом отступающем небе он замечал
Through a last glimmer and drift of vanishing stars За последним мерцанием и дрейфом исчезающих звезд
The superconscient realms of motionless Peace Суперсознательные царства бездвижного Мира
Where judgment ceases and the word is mute Где исчезает суждение и где слово немо,
And the Unconceived lies pathless and alone. И лежит Непостижимое одно, непроторенное.
There came not form or any mounting voice; Туда не приходила ни форма, ни какой-либо долетающий голос;
There only were Silence and the Absolute. Там были лишь Абсолют и Безмолвие.
Out of that stillness mind new-born arose Из тишины этой новорожденный разум поднялся
And woke to truths once inexpressible, И пробудился к истинам, невыразимым когда-то,
And forms appeared, dumbly significant, И появились формы, смутно значительные,
A seeing thought, a self-revealing voice. Видящая мысль, самооткрывающий голос.
He knew the source from which his spirit came: Он знал источник, из которого пришел его дух:
Movement was married to the immobile Vast; Движение было повенчано с неподвижной Обширностью;
He plunged his roots into the Infinite, В Бесконечность он погрузил свои корни,
He based his life upon eternity. Свою жизнь основал он на вечности.
    
_____Only awhile at first these heavenlier states, _____Но недолго вначале эти состояния более небесные,
These large wide-poised upliftings could endure. Эти просторные широко уравновешенные подъемы могли продолжаться.
The high and luminous tension breaks too soon, Высокое и светлое напряжение слишком скоро ломалось,
The body's stone stillness and the life's hushed trance, Каменное спокойствие тела и транс смолкнувший жизни,
The breathless might and calm of silent mind; Затаившая дыхание мощь и покой безмолвного разума;
Or slowly they fail as sets a golden day. Или медленно таяли, как склоняется день золотой.
The restless nether members tire of peace; Беспокойные нижние члены уставали от мира;
A nostalgia of old little works and joys, Ностальгия по старым мелким делам и радостям,
A need to call back small familiar selves, Потребность звать назад маленькие знакомые самости,
To tread the accustomed and inferior way, Чтобы шагать по привычной и более низкой дороге,
The need to rest in a natural pose of fall, Потребность отдыхать в естественной позе падения,
As a child who learns to walk can walk not long, Как дитя, что ходить учится, ходить подолгу не может,
Replace the titan will for ever to climb, Сменяли титаническую волю без конца подниматься,
On the heart's altar dim the sacred fire. На алтаре сердца затеняли священный огонь.
An old pull of subconscious cords renews; Возобновляется старая тяга струн подсознательных;
It draws the unwilling spirit from the heights, Она нежелающий дух тащит с высот,
Or a dull gravitation drags us down Или тупая гравитация вниз нас притягивает
To the blind driven inertia of our base. К слепой покорной инерции нашей основы.
This too the supreme Diplomat can use, И это всевышний Дипломат тоже может использовать,
He makes our fall a means for greater rise. Наше падение средством для более великого подъема он делает.
For into ignorant Nature's gusty field, Ибо в ветреное поле Природы невежественной,
Into the half-ordered chaos of mortal life В полуупорядоченный хаос смертной жизни
The formless Power, the Self of eternal light Бесформенная Сила, Сам вечного света
Follow in the shadow of the spirit's descent; Следует в тени нисхождения духа;
The twin duality for ever one Двойная дуальность вовеки единая
Chooses its home mid the tumults of the sense. Избирает свой дом среди смятения чувства.
He comes unseen into our darker parts Он входит, невидимый, в наши более темные части
And, curtained by the darkness, does his work, И, занавешенный тьмой, свою работу делает,
A subtle and all-knowing guest and guide, Тонкий всезнающий гость и гид,
Till they too feel the need and will to change. Пока они тоже не почувствуют потребность и волю измениться.
All here must learn to obey a higher law, Все здесь повиноваться более высокому закону должно научиться,
Our body's cells must hold the Immortal's flame. Клетки нашего тела должны удержать пламя Бессмертного.
Else would the spirit reach alone its source Иначе дух один своего источника должен достигнуть,
Leaving a half-saved world to its dubious fate. Оставив полуспасенный мир его сомнительной участи.
Nature would ever labour unredeemed; Тогда неосуществленная Природа будет вечно трудиться,
Our earth would ever spin unhelped in Space, Наша земля будет вечно кружить в Пространстве беспомощно
And this immense creation's purpose fail И этого необъятного творения цель не будет достигнута,
Till at last the frustrate universe sank undone. Пока, наконец, эта неудавшаяся вселенная не погибнет разрушенная.
Even his godlike strength to rise must fall: Даже его богоподобная способность к подъему должна спотыкаться:
His greater consciousness withdrew behind; Его более великое сознание отступало назад;
Dim and eclipsed, his human outside strove Его человеческая поверхность, смутная и затемненная, билась,
To feel again the old sublimities, Чтобы снова почувствовать величия прежние,
Bring the high saving touch, the ethereal flame, Принести высокое спасающее касание, эфирное пламя,
Call back to its dire need the divine Force. Звало назад к своей ужасной нужде Силу божественную.
Always the power poured back like sudden rain, Сила всегда, как внезапный дождь, проливалась
Or slowly in his breast a presence grew; Или в его груди росло присутствие медленно;
It clambered back to some remembered height Оно взбиралось назад к какой-то памятной выси
Or soared above the peak from which it fell. Или парило над пиком, с которого пало.
Each time he rose there was a larger poise, Каждый раз, когда он поднимался, там более широкое равновесие было,
A dwelling on a higher spirit plane; Жизнь на более высоком духовном уровне;
The Light remained in him a longer space. Большее пространство в нем оставлял Свет.
In this oscillation between earth and heaven, В этом колебании между землею и небом,
In this ineffable communion's climb В этого несказанного общения подъеме
There grew in him as grows a waxing moon В нем росла, как растет прибывающий месяц,
The glory of the integer of his soul. Целостности его души слава.
A union of the Real with the unique, Единство Реального с уникальным,
A gaze of the Alone from every face, Взгляд с каждого лица Одного,
The presence of the Eternal in the hours В часах присутствие Вечного,
Widening the mortal mind's half-look on things, Расширяя смертного разума взгляд неполный на вещи,
Bridging the gap between man's force and Fate Соединяя расщелину между силой человека и Судьбою мостом,
Made whole the fragment-being we are here. Фрагментарное существо, которым являемся мы, делали целым.
At last was won a firm spiritual poise, Наконец прочное духовное равновесие завоевано было,
A constant lodging in the Eternal's realm, Постоянное проживание в Вечного царстве,
A safety in the Silence and the Ray, Надежность в Луче и Безмолвии,
A settlement in the Immutable. В Неизменном устойчивость.
His heights of being lived in the still Self; Высоты его существа жили в безмолвном Себе;
His mind could rest on a supernal ground Его ум мог покоиться на почве небесной
And look down on the magic and the play И смотреть вниз на игру и на магию,
Where the God-child lies on the lap of Night and Dawn Где Бог-ребенок лежит на коленях Рассвета и Ночи
And the Everlasting puts on Time's disguise. И Вечнодлящийся надевает Времени маску.
To the still heights and to the troubled depths Спокойным высотам и беспокойным глубинам
His equal spirit gave its vast assent: Его ровный дух давал свою обширную санкцию:
A poised serenity of tranquil strength, Уравновешенная безмятежность спокойной силы,
A wide unshaken look on Time's unrest Широкий непоколебимый взгляд на треволнения Времени,
Faced all experience with unaltered peace. Встречал всякое переживание неизменным миром.
Indifferent to the sorrow and delight, Безразличный к восторгу и горю,
Untempted by the marvel and the call, Не соблазняемый чудом и зовом,
Immobile it beheld the flux of things, Неподвижно его дух созерцал поток всех вещей,
Calm and apart supported all that is: Спокойный и обособленный, он поддерживал все, что есть:
His spirit's stillness helped the toiling world. Его духа безмолвие помогало трудящемуся миру.
Inspired by silence and the closed eyes' sight Вдохновленная тишиной и закрытых глаз видением,
His force could work with a new luminous art Его сила могла воздействовать с новым светлым искусством
On the crude material from which all is made На сырой материал, из которого все сделано,
And the refusal of Inertia's mass И на отказ массы Инерции,
And the grey front of the world's Ignorance И на серый фронт Неведения мира,
And nescient Matter and the huge error of life. На неведающую Материю и ошибку огромную жизни.
As a sculptor chisels a deity out of stone Как скульптор божество ваяет из камня,
He slowly chipped off the dark envelope, Он темную обертку медленно скалывал,
Line of defence of Nature's ignorance, Линию обороны неведения Природы,
The illusion and mystery of the Inconscient Иллюзию и мистерию Несознания,
In whose black pall the Eternal wraps his head В чей черный платок свою голову кутает Вечный,
That he may act unknown in cosmic Time. Чтобы инкогнито действовать в космическом Времени.
A splendour of self-creation from the peaks, Восторг самосозидания с пиков,
A transfiguration in the mystic depths, Трансфигурация в глубинах мистических,
A happier cosmic working could begin Более счастливая смогла начаться работа космическая
And fashion the world-shape in him anew, И мировую форму в нем ваять заново,
God found in Nature, Nature fulfilled in God. Находить Бога в Природе, Природу осуществлять в Боге.
Already in him was seen that task of Power: Уже была в нем видна эта задача Силы:
Life made its home on the high tops of self; Жизнь сделала свой дом на высоких пиках себя;
His soul, mind, heart became a single sun; Его душа, ум, сердце стали единым солнцем;
Only life's lower reaches remained dim. Только нижние пространства жизни оставались неясными.
But there too, in the uncertain shadow of life, Но и там, в неопределенной тени жизни,
There was a labour and a fiery breath; Был труд и дыхание огненное;
The ambiguous cowled celestial puissance worked В неясном капюшоне небесное трудилось могущество,
Watched by the inner Witness's moveless peace. Наблюдаемое внутреннего Свидетеля неподвижным покоем.
Even on the struggling Nature left below Даже к борющейся Природе, оставленной ниже,
Strong periods of illumination came: Периоды освещения приходили могучие:
Lightnings of glory after glory burned, Молнии славы вспыхивали в поисках славы,
Experience was a tale of blaze and fire, Переживание было рассказом сияния и пламени,
Air rippled round the argosies of the Gods, Воздух рябил вокруг кораблей Богов,
Strange riches sailed to him from the Unseen; Странные богатства плыли к нему из Невидимого;
Splendours of insight filled the blank of thought, Великолепия внутреннего зрения заполняли пустоту мысли,
Knowledge spoke to the inconscient stillnesses, Знание несознательным говорило безмолвиям,
Rivers poured down of bliss and luminous force, Вниз лились реки блаженства и светлой силы,
Visits of beauty, storm-sweeps of delight Визиты красоты, штормовые дыхания восторга
Rained from the all-powerful Mystery above. Проливались дождем свыше из всемогущей Мистерии.
Thence stooped the eagles of Omniscience. Оттуда орлы спускались Всезнания.
A dense veil was rent, a mighty whisper heard; Густая вуаль была порвана, шепот слышен могучий;
Repeated in the privacy of his soul, В уединенности его души повторяемый,
A wisdom-cry from rapt transcendences Крик Мудрости из восхитительных трансцендентальностей
Sang on the mountains of an unseen world; Пел на горах незримого мира;
The voices that an inner listening hears Голоса, которые слух внутренний слышит,
Conveyed to him their prophet utterances, Сообщали ему свои речи пророческие,
And flame-wrapped outbursts of the immortal Word И окутанные пламенем вспышки бессмертного Слова,
And flashes of an occult revealing Light И сверкания обнаруживающего оккультного Света
Approached him from the unreachable Secrecy. Приближались к нему из недостигаемой Тайны.
An inspired Knowledge sat enthroned within Внутри на трон село вдохновенное Знание,
Whose seconds illumined more than reason's years: Чьи секунды освещают больше, чем рассудка года;
An ictus of revealing lustre fell Пульс обнаруживающего блеска стучал
As if a pointing accent upon Truth, Словно ударение, указующее Истину,
And like a sky-flare showing all the ground И как небесная вспышка, всю землю показывающая,
A swift intuitive discernment shone. Сияла интуитивная проницательность быстрая.
One glance could separate the true and false, Один беглый взгляд мог отделить от лжи истину
Or raise its rapid torch-fire in the dark Или поднять в темноте свой огонь быстрый факела,
To check the claimants crowding through mind's gates Чтоб проверить претендентов, толпою идущих через врата разума,
Covered by the forged signatures of the gods, Покрытых богов поддельными подписями,
Detect the magic bride in her disguise Чтобы заметить невесту небесную в ее наряде обманчивом
Or scan the apparent face of thought and life. Или разглядеть внешний лик мысли и жизни.
_____Oft inspiration with her lightning feet, _____Часто вдохновение, со своими ногами-молниями,
A sudden messenger from the all-seeing tops, Внезапный посланник со всевидящих высей,
Traversed the soundless corridors of his mind Пересекало его ума коридоры беззвучные,
Bringing her rhythmic sense of hidden things. Неся свои ритмический смысл сокрытых вещей.
A music spoke transcending mortal speech. Музыка говорила, превосходящая смертную речь.
As if from a golden phial of the All-Bliss, Словно из золотого фиала Всеблаженства
A joy of light, a joy of sudden sight, Радость света, радость внезапного зрения,
A rapture of the thrilled undying Word Восторг трепещущего неумирающего Слова
Poured into his heart as into an empty cup, Как в чашу пустую лились в его сердце,
A repetition of God's first delight Повторение первого восторга Бога,
Creating in a young and virgin Time. Творящего в юном и девственном Времени.
In a brief moment caught, a little space, В краткий миг пойманное, в небольшое пространство,
All-Knowledge packed into great wordless thoughts Всезнание, спрессованное в великие бессловесные мысли,
Lodged in the expectant stillness of his depths В ждущую тишину его глубин поселило
A crystal of the ultimate Absolute, Высшего Абсолюта кристалл,
A portion of the inexpressible Truth Невыразимой Истины часть
Revealed by silence to the silent soul. Была открыта безмолвием безмолвной душе.
The intense creatrix in his stillness wrought; Могучая создательница трудилась в его тишине;
Her power fallen speechless grew more intimate; Ее сила, безмолвно утихшая, стала более близкой,
She looked upon the seen and the unforeseen, Она смотрела на видимое и непредвиденное,
Unguessed domains she made her native field. Непредсказуемые области она делала своим родным полем.
All-vision gathered into a single ray, Всевидение в луч единый собралось,
As when the eyes stare at an invisible point Как когда глаза всматриваются в незримую точку,
Till through the intensity of one luminous spot Пока через интенсивность одной светлой крапинки
An apocalypse of a world of images Апокалипсис мира образов
Enters into the kingdom of the seer. Не входит в царство видящего.
A great nude arm of splendour suddenly rose; Великая обнаженная рука восторга внезапно поднялась;
It rent the gauze opaque of Nescience: Она разорвала непрозрачную вуаль Несознания:
Her lifted finger's keen unthinkable tip Ее поднятого пальца острый немыслимый кончик
Bared with a stab of flame the closed Beyond. Скрытое Запредельное обнажил ударом огня.
An eye awake in voiceless heights of trance, Глаз в безгласных высях транса проснулся,
A mind plucking at the unimaginable, Разум, ухватывающийся за невообразимое;
Overleaping with a sole and perilous bound Перепрыгивая одним опасным прыжком
The high black wall hiding superconscience, Высокую черную стену, скрывающую суперсознание,
She broke in with inspired speech for scythe Она ворвалась с вдохновенной речью словно с косой
And plundered the Unknowable's vast estate. И разграбила обширное поместье Непознаваемого.
A gleaner of infinitesimal grains of Truth, Собирательница мельчайших крупиц Истины,
A sheaf-binder of infinite experience, Вязательница снопов бесконечного опыта,
She pierced the guarded mysteries of World-Force В охраняемые мистерии Силы Мира она проникала
And her magic methods wrapped in a thousand veils; И в тысячу вуалей ее магические методы кутались;
Or she gathered the lost secrets dropped by Time Либо она собирала секреты утерянные, оброненные Временем
In the dust and crannies of his mounting route В пыли и трещинах его маршрута взбирающегося
Mid old forsaken dreams of hastening Mind Среди старых заброшенных грез спешащего разума
And buried remnants of forgotten space. И похороненных останков пространства забытого.
A traveller between summit and abyss, Путешественница между пучиной и высью
She joined the distant ends, the viewless deeps, Она соединяла концы отдаленные, глубины незримые,
Or streaked along the roads of Heaven and Hell Или проносилась по дорогам Небес и Ада,
Pursuing all knowledge like a questing hound. Преследуя всякое знание, как гончая ищущая.
A reporter and scribe of hidden wisdom talk, Репортеры и писцы сокрытой мудрой беседы,
Her shining minutes of celestial speech, Ее минуты сияющие речи небесной
Passed through the masked office of the occult mind, Проходили через замаскированный офис оккультного разума,
Transmitting gave to prophet and to seer Передавая пророку и провидцу
The inspired body of the mystic Truth. Вдохновенное тело мистической Истины.
A recorder of the inquiry of the gods, Исследования богов регистратор,
Spokesman of the silent seeings of the Supreme, Оратор безмолвных видений Всевышнего,
She brought immortal words to mortal men. Она приносила бессмертные слова к смертным людям.
Above the reason's brilliant slender curve, Над блестящим тонким изгибом рассудка,
Released like radiant air dimming a moon, Освобожденные, как лучистый воздух, туманящий месяц,
Broad spaces of a vision without line Широкие просторы видения без линии
Or limit swam into his spirit's ken. Или границы в поле зрения его духа вплывали.
Oceans of being met his voyaging soul Бытия океаны его путешествующую душу встречали,
Calling to infinite discovery; К нескончаемому открытию зовущие;
Timeless domains of joy and absolute power Вечные владения радости и абсолютной силы
Stretched out surrounded by the eternal hush; Простирались, окруженные вечным молчанием;
The ways that lead to endless happiness Дороги, что ведут к бесконечному счастью,
Ran like dream-smiles through meditating vasts: Как грезы-улыбки сквозь медитирующие шири бежали:
Disclosed stood up in a gold moment's blaze Оголенные вставали во вспышке золотого мгновения
White sun-steppes in the pathless Infinite. Солнечно-белые степи в Бесконечном нехоженом.
Along a naked curve in bourneless Self Вдоль обнаженного изгиба в беспредельном Себе
The points that run through the closed heart of things Точки, что бегут через скрытое сердце вещей,
Shadowed the indeterminable line Промежуточную линию затмили,
That carries the Everlasting through the years. Что несет сквозь года Вечного.
The magician order of the cosmic Mind Космического Разума порядок магический,
Coercing the freedom of infinity Принуждающий свободу бесконечности
With the stark array of Nature's symbol facts Заскорузлой одеждой символических фактов Природы
And life's incessant signals of event, И жизни непрестанными сигналами событий,
Transmuted chance recurrences into laws, Превращал повторы случайные в законы,
A chaos of signs into a universe. Хаос знаков - во вселенную.
Out of the rich wonders and the intricate whorls Из обильных чудес и путанных завитков,
Of the spirit's dance with Matter as its mask Из танца духа с Материей как своей маской
The balance of the world's design grew clear, Баланс предназначения мира становился яснее,
Its symmetry of self-arranged effects Его самоупорядоченных эффектов симметрия,
Managed in the deep perspectives of the soul, Обузданных в глубоких перспективах души,
And the realism of its illusive art, И реализм искусства его иллюзорного,
Its logic of infinite intelligence, Его логика ума бесконечного,
Its magic of a changing eternity. Его магия меняющейся вечности.
A glimpse was caught of things for ever unknown: Был пойман проблеск вещей извечно неведомых:
The letters stood out of the unmoving Word: Письмена выступили из неподвижного Слова:
In the immutable nameless Origin В неизменном безымянном Источнике
Was seen emerging as from fathomless seas Был зрим всплывающий словно из бездонных морей
The trail of the Ideas that made the world, След Идей, что сделали мир,
And, sown in the black earth of Nature's trance, И брошенное в черную землю транса Природы
The seed of the Spirit's blind and huge desire Семя слепого и огромного желания Духа,
From which the tree of cosmos was conceived Из которого проросло дерево космоса
And spread its magic arms through a dream of space. И свои мистические руки простерло через грезу пространства.
Immense realities took on a shape: Необъятные реалии приняли форму:
There looked out from the shadow of the Unknown Там выглядывала из тени Неизвестного
The bodiless Namelessness that saw God born Бестелесная Безымянность, что видела Бога рожденным,
And tries to gain from the mortal's mind and soul И старается получить из души и из разума смертного
A deathless body and a divine name. Бессмертное тело и имя божественное.
The immobile lips, the great surreal wings, Уста неподвижные, великие сюрреальные крылья,
The visage masked by superconscient Sleep, Лик, замаскированный суперсознательным Сном,
The eyes with their closed lids that see all things, Глаза с закрытыми веками, что видят все вещи,
Appeared of the Architect who builds in trance. Архитектора, что строит в трансе, появились.
The original Desire born in the Void Первоначальное Желание, рожденное в Пустоте,
Peered out; he saw the hope that never sleeps, Выглянуло; он увидел надежду, что не спит никогда,
The feet that run behind a fleeting fate, Ноги, что бегут позади спешащей судьбы,
The ineffable meaning of the endless dream. Несказанное значение нескончаемой грезы.
Hardly for a moment glimpsed viewless to Mind, Едва ли на миг мелькнув, незримый для Разума,
As if a torch held by a power of God, Как факел, силой Бога несомый,
The radiant world of the everlasting Truth Сияющий мир вечно длящейся Правды
Glimmered like a faint star bordering the night Мигнул, как тающая звезда, ночь окаймляющая,
Above the golden Overmind's shimmering ridge. Над мерцающим гребнем золотого Надразума.
Even were caught as through a cunning veil Была даже замечена как за искусной вуалью
The smile of love that sanctions the long game, Улыбка любви, что игру санкционирует долгую,
The calm indulgence and maternal breasts Потворство спокойное и материнские груди
Of Wisdom suckling the child-laughter of Chance, Мудрости, вскармливающей детский смех Шанса,
Silence, the nurse of the Almighty's power, Тишина, Всемогущего силы кормилица,
The omniscient hush, womb of the immortal Word, Всезнающее безмолвие, лоно бессмертного Слова.
And of the Timeless the still brooding face, И Безвременного спокойный задумчивый лик,
And the creative eye of Eternity. И созидательный глаз Вечного.
The inspiring goddess entered a mortal's breast, Вдохновенная богиня вошла в смертного грудь,
Made there her study of divining thought Сделала там свой кабинет предсказующей мысли
And sanctuary of prophetic speech И святилище пророческой речи
And sat upon the tripod seat of mind: И села на треноге-сидении разума:
All was made wide above, all lit below. Все наверху сделано было широким, все освещено внизу было.
In darkness' core she dug out wells of light, В сердцевине тьмы она стены света прорыла,
On the undiscovered depths imposed a form, Навязала форму неоткрытым глубинам,
Lent a vibrant cry to the unuttered vasts, Одолжила вибрирующий крик непроизнесенным обширностям,
And through great shoreless, voiceless, starless breadths И через великие безбрежные, беззвучные, беззвездные шири
Bore earthward fragments of revealing thought Несла к земле фрагменты открывающей мысли,
Hewn from the silence of the Ineffable. Высеченные из тишины Несказанного.
A Voice in the heart uttered the unspoken Name, Голос в сердце произносил непроизносимое Имя,
A dream of seeking Thought wandering through Space Греза видящей Мысли, блуждающая через Пространство,
Entered the invisible and forbidden house: Входила в запретный невидимый дом:
The treasure was found of a supernal Day. Было найдено сокровище небесного Дня.
In the deep subconscient glowed her jewel-lamp; В глубоком подсознании пылала ее драгоценная лампа;
Lifted, it showed the riches of the Cave Поднятая, она показала богатства Пещеры,
Where, by the miser traffickers of sense Где, неиспользованные скупыми торговцами чувства,
Unused, guarded beneath Night's dragon paws, Под лапами дракона Ночи хранимые,
In folds of velvet darkness draped they sleep В складки бархатной тьмы задрапированные, они спали,
Whose priceless value could have saved the world. Чья бесценная ценность могла спасти мир.
A darkness carrying morning in its breast Тьма, несущая в своей груди утро,
Looked for the eternal wide returning gleam, Высматривала вечный широкий проблеск ответный,
Waiting the advent of a larger ray Прихода более обширного луча ожидая
And rescue of the lost herds of the Sun. И спасения стад утерянных Солнца.
In a splendid extravagance of the waste of God В роскошной экстравагантности мотовства Бога,
Dropped carelessly in creation's spendthrift work, Оброненные беззаботно в расточительной работе творения,
Left in the chantiers of the bottomless world Оставленные в складках бездонного мира
And stolen by the robbers of the Deep, И грабителями Глубин разворованные,
The golden shekels of the Eternal lie, Лежат золотые шейкели Вечного,
Hoarded from touch and view and thought's desire, От касания, зрения и желания мысли упрятанные,
Locked in blind antres of the ignorant flood, Запертые в темных пещерах половодья невежества,
Lest men should find them and be even as Gods. Чтобы люди не нашли их и не стали как Боги.
A vision lightened on the viewless heights, Видение сверкало на незримых высотах,
A wisdom illumined from the voiceless depths: Мудрость освещалась из безгласных глубин:
A deeper interpretation greatened Truth, Более глубокая интерпретация более великой делала Истину,
A grand reversal of the Night and Day; Грандиозный переворот Ночи и Дня;
All the world's values changed heightening life's aim; Изменились все ценности мира, возвышая цель жизни;
A wiser word, a larger thought came in Вошло более мудрое слово, мысль более широкая,
Than what the slow labour of human mind can bring, Чем те, что приносит медленный труд ума человеческого,
A secret sense awoke that could perceive Пробудилось тайное чувство, что может постичь
A Presence and a Greatness everywhere. Присутствие и Величие всюду.
The universe was not now this senseless whirl Отныне вселенная не была этим вихрем бессмысленным,
Borne round inert on an immense machine; Кружимым инертно в небесной машине;
It cast away its grandiose lifeless front, Она сбросила свой грандиозный безжизненный облик, -
A mechanism no more or work of Chance, Больше не механизм и не работа Случая,
But a living movement of the body of God. А тела Бога живое движение.
A spirit hid in forces and in forms Дух, спрятанный в силы и формы,
Was the spectator of the mobile scene: Был постановщиком сцены подвижной:
The beauty and the ceaseless miracle Красота и непрестанное чудо
Let in a glow of the Unmanifest: Впускали пыл Непроявленного:
The formless Everlasting moved in it Бесформенный Вечный двигался в ней,
Seeking its own perfect form in souls and things. Ища в вещах и в душах свою собственную совершенную форму.
Life kept no more a dull and meaningless shape. Жизнь больше не хранила бессмысленного тупого обличья.
In the struggle and upheaval of the world В переворотах и борьбе мира
He saw the labour of a godhead's birth. Он видел труд рождения бога.
A secret knowledge masked as Ignorance; Тайное знание, замаскированное как Неведение;
Fate covered with an unseen necessity Судьба неизбежностью прикрывала невидимой
The game of chance of an omnipotent Will. Игру случая всемогущей Воли.
A glory and a rapture and a charm, Слава, очарованье, восторг,
The All-Blissful sat unknown within the heart; Всеблаженный сидел внутри сердца неведомый;
Earth's pains were the ransom of its prisoned delight. Страдания земли были выкупом за заточенный восторг.
A glad communion tinged the passing hours; Общение радостное окрашивало часы проходящие;
The days were travellers on a destined road, Дни были путешественниками по предопределенной дороге,
The nights companions of his musing spirit. Ночи - компаньонами его размышлявшего духа.
A heavenly impetus quickened all his breast; Небесный толчок оживил его грудь;
The trudge of Time changed to a splendid march; Утомительный ход Времени сменился восхитительным маршем;
The divine Dwarf towered to unconquered worlds, Божественный Карлик поднимался к непокоренным мирам,
Earth grew too narrow for his victory. Слишком тесной для его победы становилась земля.
Once only registering the heavy tread Когда-то лишь регистрирующая тяжелую поступь
Of a blind Power on human littleness, Слепой Силы в человеческой малости,
Life now became a sure approach to God, Жизнь сейчас стала уверенным приближением к Богу,
Existence a divine experiment Существование - экспериментом божественным,
And cosmos the soul's opportunity. Космос - души благоприятной возможностью.
The world was a conception and a birth Мир зачатием был и рождением
Of Spirit in Matter into living forms, Духа в Материи в формы живые,
And Nature bore the Immortal in her womb, Природа носила в своем чреве Бессмертного,
That she might climb through him to eternal life. Чтобы благодаря ему к вечной жизни взобраться.
His being lay down in bright immobile peace Его существо улеглось в непоколебимом и светлом мире
And bathed in wells of pure spiritual light; И купалось в ключах чистого духовного света;
It wandered in wide fields of wisdom-self Оно скиталось в широких полях мудрости-самости,
Lit by the rays of an everlasting sun. Освещенных лучами вечного солнца.
Even his body's subtle self within Даже тонкая самость его тела внутри
Could raise the earthly parts towards higher things Могла поднять земные части к вещам более высоким
And feel on it the breath of heavenlier air. И чувствовать на себе дыхание более небесного воздуха.
Already it journeyed towards divinity: Она к божественности уже путешествовала:
Upbuoyed upon winged winds of rapid joy, Вознесенная на окрыленных ветрах быстрой радости,
Upheld to a Light it could not always hold, Поднятая к Свету, которым она не могла все время владеть,
It left mind's distance from the Truth supreme Она оставила отдаленность разума от Правды верховной
And lost life's incapacity for bliss. И утратила неспособность жизни к блаженству.
All now suppressed in us began to emerge. Все, в нас подавленное, сейчас начало появляться.
    
_____Thus came his soul's release from Ignorance, _____Так пришло освобождение его души от Неведения,
His mind and body's first spiritual change. Первое духовное изменение его тела и разума.
A wide God-knowledge poured down from above, Широкое Богознание вниз лилось свыше,
A new world-knowledge broadened from within: Новое знание мира изнутри расширялось:
His daily thoughts looked up to the True and One, Его повседневные мысли смотрели вверх на Одного и на Истинного,
His commonest doings welled from an inner Light. Его обычнейшие дела текли из внутреннего Света.
Awakened to the lines that Nature hides, Пробужденный к линиям, что Природа скрывает,
Attuned to her movements that exceed our ken, В тон ее движениям, что превосходит наш кругозор, настроившись,
He grew one with a covert universe. Он становился единым с сокрытой вселенной.
His grasp surprised her mightiest energies' springs; Его хватка застала врасплох источники ее самых могучих энергий;
He spoke with the unknown Guardians of the worlds, С неведомыми Стражами миров он разговаривал,
Forms he descried our mortal eyes see not. Он замечал формы, которые не видят глаза наши смертные.
His wide eyes bodied viewless entities, Его широкие глаза наделяли телами невидимые сущности,
He saw the cosmic forces at their work Он видел силы космические за их работой
And felt the occult impulse behind man's will. И ощущал оккультный импульс позади человеческой воли.
Time's secrets were to him an oft-read book; Секреты Времени для него были часто читаемой книгой;
The records of the future and the past Будущего и прошлого записи
Outlined their excerpts on the etheric page. Свои фрагменты чертили на эфирной странице.
One and harmonious by the Maker's skill, Единое и гармонизованное искусством Создателя
The human in him paced with the divine; Человеческое в нем шагало в ногу с божественным;
His acts betrayed not the interior flame. Его действия не изменяли внутреннему пламени.
This forged the greatness of his front to earth. Это для земли ковало его фронтальной части величие.
A genius heightened in his body's cells Гений поднимался в его тела клетках,
That knew the meaning of his fate-hedged works Что знал значение его огражденных судьбою работ,
Akin to the march of unaccomplished Powers Родственных маршу Сил неисполненных,
Beyond life's arc in spirit's immensities. Идущему за арку жизни в необъятности духа.
Apart he lived in his mind's solitude, Обособленно он жил в своего ума одиночестве,
A demigod shaping the lives of men: Полубог, жизни людей формирующий:
One soul's ambition lifted up the race; Амбиция одной души поднимала всю расу;
A Power worked, but none knew whence it came. Сила работала, но никто не знал, откуда она.
The universal strengths were linked with his; Универсальные силы с его были связаны;
Filling earth's smallness with their boundless breadths, Наполняя малость земли своими безграничными ширями,
He drew the energies that transmute an age. Они притягивал энергии, что меняют эпоху.
Immeasurable by the common look, Неизмеримые обычным взглядом
He made great dreams a mould for coming things Он делал грезы формой для грядущих вещей
And cast his deeds like bronze to front the years. И кидал навстречу годам свои дела словно бронзу.
His walk through Time outstripped the human stride. Его походка сквозь Время опережала человеческий шаг.
Lonely his days and splendid like the sun's. Одиноки его дни и восхитительны, как дни солнца.
    
End of Canto Three Конец песни третьей


Forward
Backward

Вперед
Назад