Sri Aurobindo |
Шри Ауробиндо |
|
|
SAVITRI |
САВИТРИ |
A Legend and a Symbol |
Символ и легенда |
|
|
PART TWO |
ЧАСТЬ ВТОРАЯ |
|
|
BOOK EIGHT |
КНИГА ВОСЬМАЯ |
The Book of Death |
Книга Смерти |
|
|
Canto Three* |
Песнь третья* |
Death in the Forest |
Смерть в лесу |
|
|
Now it was here in this great golden dawn. |
Сейчас все происходило здесь, в этом золотом
великом рассвете. |
By her still sleeping husband lain she gazed |
У своего еще спящего мужа лежала она и глядела |
Into her past as one about to die |
В свое прошлое, как близкий к смерти |
Looks back upon the sunlit fields of life |
Смотрит назад, на поля жизни, залитые солнцем, |
Where he too ran and sported with the rest, |
По которым он бегал тоже и с другими играл, |
Lifting his head above the huge dark stream |
Поднимая голову над огромным темным потоком, |
Into whose depths he must for ever plunge. |
В чьи глубины он должен нырнуть навсегда. |
All she had been and done she lived again. |
Все, чем была она и что делала, она переживала
опять. |
The whole year in a swift and eddying race |
Целый год в быстром кружении скорости |
Of memories swept through her and fled away |
Воспоминаний плыл через нее и улетал прочь |
Into the irrecoverable past. |
В невозвратимое прошлое. |
Then silently she rose and, service done, |
Затем молча она поднялась и, творя службу, |
Bowed down to the great goddess simply carved |
Низко склонилась перед великой богиней, просто
вырезанной |
By Satyavan upon a forest stone. |
На камне лесном Сатьяваном. |
What prayer she breathed her soul and Durga knew. |
Какую молитву она прошептала, ее душа и Дурга
знали. |
Perhaps she felt in the dim forest huge |
Возможно, она ощущала в смутной огромности
леса |
The infinite Mother watching over her child, |
Бесконечную Мать, присматривающую за своим
чадом, |
Perhaps the shrouded Voice spoke some still word. |
Возможно, скрытый Голос говорил какое-то тихое
слово. |
At last she came to the pale mother queen. |
Наконец, к бледной матери-королеве она подошла.
|
She spoke but with guarded lips and tranquil face |
Она говорила, но следя за устами, со спокойным
лицом, |
Lest some stray word or some betraying look |
Словно какое-то случайное слово или
предательский взгляд |
Should let pass into the mother's unknowing breast, |
Могли впустить в материнскую незащищенную
грудь |
Slaying all happiness and need to live, |
Убивающее всякое счастье и нужду жить |
A dire foreknowledge of the grief to come. |
Ужасное предсказание грядущего горя. |
Only the needed utterance passage found: |
Лишь необходимые слова проход обнаружили: |
All else she pressed back into her anguished heart |
Все остальное она загнала назад, в свое болящее
сердце, |
And forced upon her speech an outward peace. |
И внешнее спокойствие своей речи придала. |
"One year that I have lived with Satyavan |
"Один год, что я жила с Сатьяваном, |
Here on the emerald edge of the vast woods |
Здесь, в изумрудном краю обширных лесов, |
In the iron ring of the enormous peaks |
В железном кольце пиков огромных, |
Under the blue rifts of the forest sky, |
Под голубыми просветами неба лесного, |
I have not gone into the silences |
Я не входила в безмолвия |
Of this great woodland that enringed my thoughts |
Этой лесной великой страны, что мысли мои
окружила |
With mystery, nor in its green miracles |
Мистерией, в зеленых ее чудесах |
Wandered, but this small clearing was my world. |
Не бродила, лишь эта небольшая поляна была моим
миром. |
Now has a strong desire seized all my heart |
Ныне желание сильное овладело всем моим
сердцем |
To go with Satyavan holding his hand |
Идти с Сатьяваном, держа его руку, |
Into the life that he has loved and touch |
В жизнь, что он любит, коснуться |
Herbs he has trod and know the forest flowers |
Трав, по которым ступал он, и узнать лесные
цветы, |
And hear at ease the birds and the scurrying life |
Слушать в покое птиц и суету жизни, |
That starts and ceases, rich far rustle of boughs |
Что начинается и прекращается, богатый шелест
веток далекий |
And all the mystic whispering of the woods. |
И весь мистический шелест лесов. |
Release me now and let my heart have rest." |
Отпусти меня ныне, позволь отдохнуть моему
сердцу". |
She answered: "Do as thy wise mind desires, |
Та отвечала: "Делай, как твой мудрый разум
желает, |
O calm child-sovereign with the eyes that rule. |
О спокойное дитя-суверен с глазами, что правят. |
I hold thee for a strong goddess who has come |
Я отношусь к тебе, как к могучей богине, что
пришла, |
Pitying our barren days; so dost thou serve |
Жалея наши бесплодные дни; ты служишь |
Even as a slave might, yet art thou beyond |
Как может раб, но ты при том превосходишь |
All that thou doest, all our minds conceive, |
Все, что ты делаешь, все, о чем задумываются
наши умы, |
Like the strong sun that serves earth from above." |
Как могучее солнце, что земле служит свыше". |
Then the doomed husband and the woman who knew |
Затем муж обреченный и женщина, которая знала, |
Went with linked hands into that solemn world |
Вошли, сплетя руки, в тот торжественный мир, |
Where beauty and grandeur and unspoken dream, |
Где красота и величие, и несказанная греза, |
Where Nature's mystic silence could be felt |
Где мистическая тишина Природы может
почувствоваться, |
Communing with the secrecy of God. |
Объединяющая с тайною Бога. |
Beside her Satyavan walked full of joy |
Рядом шагал ее Сатьяван, полный радости, |
Because she moved with him through his green haunts: |
Ибо она шла с ним по его любимым местам: |
He showed her all the forest's riches, flowers |
Он показывал ей все лесные богатства, цветы, |
Innumerable of every odour and hue |
Бесчисленные в каждом оттенке и запахе, |
And soft thick clinging creepers red and green |
Густой, мягкий, цепляющийся вьюн, зеленый и
красный, |
And strange rich-plumaged birds, to every cry |
Странных, в богатом оперении птиц, каждому
крику, |
That haunted sweetly distant boughs replied |
Что звучал сладостно в далеких ветвях, отвечал |
With the shrill singer's name more sweetly called. |
Певца-свистуна еще более сладостным именем. |
He spoke of all the things he loved: they were |
Он говорил обо всех существах им любимых: они
были |
His boyhood's comrades and his playfellows, |
Приятелями юности, его детства друзьями, |
Coevals and companions of his life |
Его жизни сверстниками и компаньонами, |
Here in this world whose every mood he knew: |
Чье он настроение каждое знал: |
Their thoughts which to the common mind are blank, |
Их мысли, что пусты обычному разуму, |
He shared, to every wild emotion felt |
Он разделял, на каждую дикую эмоцию чувствовал |
An answer. Deeply she listened, but to hear |
Ответ. Глубоко она вслушивалась, но лишь чтобы
слышать |
The voice that soon would cease from tender words |
Голос, что скоро замолкнет в мягких словах, |
And treasure its sweet cadences beloved |
И в сокровище его сладких каденций
возлюбленных, |
For lonely memory when none by her walked |
Для одинокой памяти, когда никого с ней идти
больше не будет |
And the beloved voice could speak no more. |
И любимый голос говорить больше не сможет. |
But little dwelt her mind upon their sense; |
Но на их смысле ее разум мало задерживался; |
Of death, not life she thought or life's lone end. |
О смерти, не о жизни, о своем одиноком конце она
думала. |
Love in her bosom hurt with the jagged edges |
Любовь в ее груди болела рваною раной |
Of anguish moaned at every step with pain |
Муки, стонущей от боли на каждом шагу, |
Crying, "Now, now perhaps his voice will cease |
Кричащей: "Сейчас, сейчас, наверное его голос
прервется |
For ever." Even by some vague touch oppressed |
Навеки". Неким смутным касанием угнетенные |
Sometimes her eyes looked round as if their orbs |
Ее глаза иногда смотрели вокруг, словно они |
Might see the dim and dreadful god's approach. |
Могли увидеть приближение неясного и ужасного
бога. |
But Satyavan had paused. He meant to finish |
Сатьяван остановился. Он хотел завершить |
His labour here that happy, linked, uncaring |
Свой труд здесь, чтобы затем, счастливые,
обнявшиеся, беззаботные, |
They two might wander free in the green deep |
Они вдвоем могли бы скитаться свободно в
зеленых глубинах |
Primaeval mystery of the forest's heart. |
Первобытной мистерии сердца лесов. |
A tree that raised its tranquil head to heaven |
Дерево, что поднимало свою вершину спокойную к
небу, |
Luxuriating in verdure, summoning |
С пышною зеленью, призывающее |
The breeze with amorous wideness of its boughs, |
Ветер влюбленной широтой своих веток, |
He chose and with his steel assailed the arm |
Он выбрал, и его сталь напала на армии |
Brown, rough and strong hidden in its emerald dress. |
Коричневые, шершавые, мощные, скрытые в свои
изумрудные платья. |
Wordless but near she watched, no turn to lose |
Без слов, стоя близко, она наблюдала, не
отворачиваясь, чтоб не терять, |
Of the bright face and body which she loved. |
Светлый лик и тело любимые. |
Her life was now in seconds, not in hours, |
Ее жизнь сейчас измерялась не в часах, а в
секундах, |
And every moment she economised |
И каждое мгновение она экономила, |
Like a pale merchant leaned above his store, |
Как бледный торговец, над своим добром
согнувшийся, |
The miser of his poor remaining gold. |
Скряга над остатками скудными золота. |
But Satyavan wielded a joyous axe. |
Но Сатьяван работал весело своим топором. |
He sang high snatches of a sage's chant |
Он пел мудреца песни отрывки высокие, |
That pealed of conquered death and demons slain, |
Что звенели побежденной смертью и убитыми
демонами, |
And sometimes paused to cry to her sweet speech |
И иногда останавливался, крикнуть ей сладкую
речь |
Of love and mockery tenderer than love: |
Любви и шутки, что мягче любви: |
She like a pantheress leaped upon his words |
Она, как пантера, на слова его прыгала |
And carried them into her cavern heart. |
И их в пещеру сердца тащила. |
But as he worked, his doom upon him came. |
Но когда он работал, его рок к нему подошел. |
The violent and hungry hounds of pain |
Яростные и голодные гончие боли, |
Travelled through his body biting as they passed |
Путешествуя сквозь его тело, кусали его
проходя |
Silently, and all his suffering breath besieged |
Безмолвно; все его страдающее, осажденное
дыхание |
Strove to rend life's strong heart-cords and be free. |
Старалось порвать жизни сильные сердечные
струны и быть свободным. |
Then helped, as if a beast had left its prey, |
Затем стало легче, словно зверь свою добычу
оставил, |
A moment in a wave of rich relief |
Мгновение в волне облегчения глубокого, |
Reborn to strength and happy ease he stood |
Перерожденный, он с новою силой и счастливой
легкостью встал, |
Rejoicing and resumed his confident toil |
Радуясь, и возобновил свой уверенный труд, |
But with less seeing strokes. Now the great woodsman |
Но чуть заметно ударами меньшими. Сейчас
великий лесоруб |
Hewed at him and his labour ceased: lifting |
Рубил в нем, его труд прекратив: подняв |
His arm he flung away the poignant axe |
Свою руку, он отбросил острый топор |
Far from him like an instrument of pain. |
Далеко от себя, как инструмент боли. |
She came to him in silent anguish and clasped, |
В безмолвной муке она к нему подошла и обняла, |
And he cried to her, "Savitri, a pang |
И он крикнул ей: "Савитри, боль |
Cleaves through my head and breast as if the axe |
Через мою голову и грудь рвется, словно острый
топор |
Were piercing it and not the living branch. |
Пронзил их, а не ветку живую. |
Such agony rends me as the tree must feel |
Так агония меня раздирает, как ее должно дерево
чувствовать, |
When it is sundered and must lose its life. |
Когда оно срублено и должно потерять свою
жизнь. |
Awhile let me lay my head upon thy lap |
Дай мне положить свою голову тебе на колени |
And guard me with thy hands from evil fate: |
И охраняй меня твоими ладонями от злой судьбы: |
Perhaps because thou touchest, death may pass." |
Может, ибо касаешься ты, смерть пройдет
мимо". |
Then Savitri sat under branches wide, |
Тогда Савитри села под широкие ветви, |
Cool, green against the sun, not the hurt tree |
Холодные, зелень на солнце, не под поврежденное
дерево, |
Which his keen axe had cloven,- that she shunned; |
То, которое его топор острый ранил, она
избегала; |
But leaned beneath a fortunate kingly trunk |
Она склонилась под счастливым королевским
стволом |
She guarded him in her bosom and strove to soothe |
И охраняла его на своей груди и старалась
утешить |
His anguished brow and body with her hands. |
Его страдающий лик и тело своими руками. |
All grief and fear were dead within her now |
Все горе и страх сейчас умерли в ней |
And a great calm had fallen. The wish to lessen |
И великий покой опустился. Желание уменьшить |
His suffering, the impulse that opposes pain |
Его страдание, импульс, что противостоит боли, |
Were the one mortal feeling left. It passed: |
Был единственным смертным чувством
оставшимся. Оно прошло: |
Griefless and strong she waited like the gods. |
Безгорестная и сильная, она ждала, подобно
богам. |
But now his sweet familiar hue was changed |
Но сейчас его сладкий, знакомый оттенок
сменился |
Into a tarnished greyness and his eyes |
На тусклую серость, глаза |
Dimmed over, forsaken of the clear light she loved. |
Потускнели, оставленные чистым светом, ею
любимым. |
Only the dull and physical mind was left, |
Только тупой физический разум остался, |
Vacant of the bright spirit's luminous gaze. |
Ясного взгляда светлого духа лишенный. |
But once before it faded wholly back, |
Но перед тем, как угаснуть совсем, |
He cried out in a clinging last despair, |
Он выкрикнул в последнем отчаянии: |
"Savitri, Savitri, O Savitri, |
"Савитри, Савитри, о Савитри, |
Lean down, my soul, and kiss me while I die." |
Наклонись вниз, моя душа, и поцелуй, пока я не
умер". |
And even as her pallid lips pressed his, |
И пока ее побелевшие губы прижимались к его, |
His failed, losing last sweetness of response; |
Его ослабли, теряя последнюю сладость ответа: |
His cheek pressed down her golden arm. She sought |
Его щека надавила ее золотую ладонь. Она искала
|
His mouth still with her living mouth, as if |
Еще его рот своим живым ртом, словно |
She could persuade his soul back with her kiss; |
Она могла убедить его душу вернуться своим
поцелуем: |
Then grew aware they were no more alone. |
Затем пришло осознание, что они не были больше
одни. |
Something had come there conscious, vast and dire. |
Сюда пришло что-то сознательное, обширное,
страшное. |
Near her she felt a silent shade immense |
Близко к себе она ощутила безмолвную огромную
тень, |
Chilling the noon with darkness for its back. |
За собою полдень тьмой холодящую. |
An awful hush had fallen upon the place: |
Жуткая тишина на то место спустилась: |
There was no cry of birds, no voice of beasts. |
Смолкли крики птиц и зверей голоса. |
A terror and an anguish filled the world, |
Страдание и ужас заполнили мир, |
As if annihilation's mystery |
Словно мистерия уничтожения |
Had taken a sensible form. A cosmic mind |
Приняла ощутимую форму. Космический разум |
Looked out on all from formidable eyes |
На все из грозных выглядывал глаз; |
Contemning all with its unbearable gaze |
Невыносимым взором все презирая, |
And with immortal lids and a vast brow |
С бессмертными веками, широколобый, |
It saw in its immense destroying thought |
Он видел в своей огромной разрушающей мысли |
All things and beings as a pitiful dream, |
Все вещи и существа жалкою грезой, |
Rejecting with calm disdain Nature's delight, |
Отвергая со спокойным пренебрежением восторг
Природы, |
The wordless meaning of its deep regard |
Бессловесное значение его глубокого взгляда |
Voicing the unreality of things |
Провозглашало нереальность вещей |
And life that would be for ever but never was |
И жизни, что пребудет вовеки, хотя никогда не
была, |
And its brief and vain recurrence without cease, |
И ее беспрестанного, краткого возвращения
тщетного; |
As if from a Silence without form or name |
Словно из Молчания без формы и имени |
The Shadow of a remote uncaring god |
Тень беззаботного и далекого бога |
Doomed to his Nought the illusory universe, |
На его Ничто иллюзорную обрекала вселенную, |
Cancelling its show of idea and act in Time |
Вычеркивая ее идеи и действия во Времени
видимость |
And its imitation of eternity. |
И ее имитацию вечности. |
She knew that visible Death was standing there |
Она знала, что здесь стоит зримая Смерть |
And Satyavan had passed from her embrace. |
И что Сатьяван из ее объятий ушел. |
|
|
End of Book Eight |
Конец книги восьмой |
End of Part Two |
Конец второй части |
|
|
* The Book of Death was taken from Canto Three of |
Книга Смерти была выделена из Песни третьей
более |
an early version of Savitri which had only six |
ранней версии "Савитри", которая имела
только |
cantos and an epilogue. It was slightly revised at |
шесть песен и эпилог. Позднее она была
немного |
a late stage and a number of new lines were added, |
отредактирована и к ней было добавлено
несколько |
but it was never fully worked into the final |
новых строк, но в окончательную версию поэмы
она |
version of the poem. Its original designation, |
так и не была целиком вставлена. Ее
оригинальное |
"Canto Three", has been retained as a reminder of |
обозначение, "Песнь третья", было
сохранено для |
this. |
напоминания об этом. (Прим. к индийскому
изданию) |
|
|