Шри Ауробиндо

САВИТРИ

Символ и легенда

Часть 1. Книга 2. Книга путешественника миров

Песнь пятая
Божества маленькой Жизни

Фиксированную и узкую силу с жесткими формами,
Он видел империю маленькой жизни,
Несчастный угол в вечности.
Она жила на границе Идеи,
Защищенная Неведением как в скорлупе.
Затем, надеясь узнать секрет этого мира,
Он вгляделся сквозь ее скудную кайму зрелища,
Чтоб отделить от ее поверхностно-чистой неясности
Силу, что ею двигала, и Идею, что ее сделала,
Навязывающего Бесконечности карликовость,
Духа ее малости правящего,
Божественный закон, что быть дал ей право,
Ее требование к Природе и ее нужду во Времени.
Он погрузил свой взгляд в осаду тумана,
Что владел этим плохо освещенным ограниченным континентом,
Окруженным небесами и морями Неведения,
И хранил его в безопасности от Истины, от Себя и от Света.
Как когда прожектор ударяет слепую грудь Ночи
И появляются жилища, деревья и фигуры людей,
Словно из Ничто глазу явленные,
Все вещи таившиеся были лишены их вуали
И проступили во вспышке его взгляда солнечно-белой.
Занятое неугомонное неотесанное население
Кишело там незамечаемыми темными тысячами.
В потаенном тумане, мировую сцену окутывающем,
Маленькие божества действа низшего Времени,
Что работали, далекие от контролирующего взгляда Небес,
Что планировали, неизвестные созданиям, которыми они двигали,
Мелкие заговоры этого жалкого царства,
Забавлялись мелкими замыслами, надеждами краткими,
Маленькими шагами стремящимися и дорогами маленькими,
И барахтанием рептилий в пыли и во мраке,
И пресмыкательством и бесчестием жизни ползучей.
Дрожащее и пестрое множество,
Мешанина магических ремесленников странная,
Была видна, формирующая глину жизни пластичную,
Эльфийский выводок, элементарный род.
Удивленные непривычным пылом,
Словно имманентный в тенях показался,
Чертята с кривыми членами и резными звериными обликами,
Суфлеры-эльфы, сухие как гоблины или колдовски маленькие,
Гении более красивые, но скудные и бездушные,
И существа падшие, чья небесная утрачена часть,
Сбившиеся божества, попавшиеся в пыль Времени.
Невежественные и опасные желания, но вооруженные силой,
Полуживотное, полубожественное настроение и их форма.
Из серости смутного фона
Приходят их шепоты, нечленораздельная сила,
Будят в уме отзывающуюся эхом мысль или слово,
Для своего жала импульса притягивают санкцию сердца,
И свою работу в этой мелкой Природе делают,
И наполняют дисгармонией свои творения и силы.
Ее зерно радости они проклинают плодом горя,
Извлекают с дыханием ошибки свои убогие знания
И свои поверхностные истины на нужды лжи поворачивают,
Понукают свои эмоции маленькие, направляют свои страсти
В пучину или болото и грязь:
Или же колют шпорами твердых страстей иссушающих,
Пока по кружным дорогам, что не ведут никуда,
Телега Жизни трясется, не находя из Неведения выхода.
Игра с добром и со злом – их закон;
Соблазняя на неудачу и бессмысленный успех,
Все модели портят они, искажают все мерки,
Делают знание отравой, добродетель – тупым образцом
И ведут бесконечные циклы желания
Через подобия перемены, печальной или счастливой,
К неизбежной фатальности.
Все под влиянием их там разыгрывается.
Их империя и их роль – не единственно там:
Где бы ни были бездушные умы и гида лишенные жизни,
В телесной самости маленькой есть это все,
Где бы ни был недостаток любви, света, шири,
Эти кривые портные за свое дело берутся.
Ко всем полусознательным мирам простирают они свое царство.
Здесь тоже эти божки нашими человеческими управляют сердцами,
Сумерки нашей природы – их жилье потаенное:
Здесь тоже подчиняется ослепленное примитивное сердце
Завуалированным внушениям скрытого Разума,
Что преследует наше знание сбивающим светом
И стоит между нами и Истиной, что спасает.
Голосами Ночи он нам говорит:
Наши темные жизни к еще большей тьме движутся;
Наши поиски к пагубным надеждам прислушиваются.
Структура невидящей мысли построена
И резон, иррациональной Силой используемый.
Эта земля – не единственный наш учитель и кормилица;
Силы всех миров входят сюда.
В своих собственных полях они следуют колесу закона
И пестуют безопасность установленного типа;
На земле, из своих неизменных орбит выброшенные,
Их закон сохраняется, утрачивая их фиксированную форму вещей.
В творческий хаос они брошены,
Где все просит порядка, но управляется Случаем;
В природе земной чужестранцы, они должны изучать дороги земли,
Чужаки или противоположности, они объединяться должны:
Они работают, борются и соглашаются с болью:
Эти объединяются, те разделяются и соединяются снова,
Но никогда мы не сможем знать и воистину жить,
Пока все не установит свою божественную гармонию.
Нашей жизни неуверенный путь всегда будет виться кругами,
Нашего ума беспокойные поиски всегда просить будут света,
Пока своего секрета в своем источнике они не изучат,
В свете Безвременного и его непространственного дома,
В радости Вечного, одного и единственного.
Но сейчас Свет всевышний был далеко:
Законам Несознания наша сознательная жизнь повинуется;
К невежественным целям и слепым желаниям
Наши сердца влекомы силой неясной;
Даже нашего ума завоевания носят корону изломанную.
Нашу волю связывает порядок, меняющийся медленно.
Это – удел наш, пока наши души не станут свободны.
Могучая рука тогда свернет небеса разума,
Бесконечность примет конечного действия
И Природа шагнет в вечный Свет.
Тогда только это сновидение нижней жизни закончится.

В отправной точке этого загадочного мира,
Что выглядит одновременно огромной грубой машиной
И медленным раскрытием духа в вещах,
В этой кружащейся палате без стен,
В которой Бог сидит всюду бесстрастный,
Словно неизвестный себе и нами невидимый
В чуде несознательной тайны,
Здесь, все же, есть его действие и его воля.
В этом кружении и движении сквозь пустоту бесконечную
Дух стал Материей и в вихре улегся,
Телом, спящим без души или чувства.
Массивный феномен видимых форм,
Пустоты тишиною поддержанный,
Показался в вечном Сознании
И выглядел внешним и нечувствующим миром.
Там не было никого, чтобы видеть, и никого, чтобы чувствовать;
Чудесное лишь Несознание,
Тонкое искусство волшебное, его задачею было.
Изобретая дороги для результатов магических,
Управляя чудесным устройством творения,
Механически отмечая указания бессловесной мудрости,
Немыслимую неизменную Идею используя,
Он делал работы ума Бога
Или осуществлял волю некоего Неизвестного высшего.
Все же, сознание было скрыто в лоне Природы,
Неощущаемым было Блаженство, чей восторг пригрезил миры.
Бытие было инертной субстанцией, управляемой Силой.
Сперва было только Пространство эфирное:
Его огромные вибрации круг за кругом кружились,
Поселяя какую-то непредставимую инициативу:
Поддержанный верховным изначальным Дыханием
Экспансии и сокращения мистический акт
Создал в пустоте касание и трение,
В абстрактную пустоту принесли столкновение и сжатие:
Расширяющейся вселенной родитель
В матрице дезинтегрирующей силы,
Растратой он сохранял бесконечную сумму.
В топке Пространства он зажег недоступный глазу Огонь,
Что, разбрасывая миры словно зерна,
Высвобождал в кругах звезд светлый порядок.
Океан электрической Энергии
Бесформенно формировал свои странные волны-частицы,
Конструируя их танцем эту прочную схему,
Свое могущество в атоме запер покоиться;
Массы выдумывались или изобретались и зримые формы;
Свет бросал быструю обнаруживающую искру фотона
И показывал в мгновенности своей вспышки
Воображенной этот космос внешних вещей.
Так был сделан этот реальный мир невозможный,
Очевидное чудо или показ убедительный.
Или таким он дерзкому уму человека казался,
Который свои мысли ставит как арбитра истины,
Свое персональное видение – как имперсональный факт,
Как свидетеля объективного мира –
Свое заблуждающееся чувство и своих инструментов искусство.
Так должен он осязаемую загадку жизни решать
В сомнительном свете, ошибкой хвататься за Истину
И медленно разделять лик и вуаль.
Или же, лишенное веры в разуме, чувстве,
Его знание – яркое тело Незнания,
Он видит во всех вещах, странно здесь сформированных,
Шутку непрошенную Силы обманывающей,
Параболу Майи и ее мощь.
Это обширное вечное движение, пойманное и удерживаемое
В мистической и неменяющейся перемене
Упорного движения, которое мы зовем Временем,
И в вечно возобновляющее свой удар повторяющийся,
Эти мобильные круги, что стереотипным течение делают,
Эти статичные объекты в космическом танце,
Которые есть ничто иное, как самоповторяющиеся кольца Энергии,
Продлеваемые духом Пустоты размышляющей,
Ждали жизни, чувства и ума просыпающегося.
Немного Грезящий изменил свою позу камня.
Но когда Несознания скрупулезная работа была сделана
И Случай был принужден фиксированными неизменными законами,
Для сознательной игры Природы была установлена сцена.
Затем шевельнулся немой неподвижный сон Духа;
Запечатанная Сила медленно немо пробилась вовне.
Греза жизни пробудилась в сердце Материи,
Воля жить двигала Несознания пылью,
Каприз жизни незаполненное всколыхнул Время,
Эфирный в пустой вечности,
Бесконечно малый в Бесконечности мертвой.
Более тонкое дыхание оживило мертвой Материи формы;
Мира установленный ритм сменился на сознательный крик;
Змеиная Сила соединилась с Силой бесчувственной.
Острова жизни усеяли Пространство безжизненное
И эмбрионы жизни формировались в бесформенном воздухе.
Была рождена Жизнь, что следовала закону Материи,
Своих шагов мотивов неведающая;
Всегда непостоянная, но при том вечно та же,
Она повторяла парадокс, что дал ей рождение:
Ее беспокойные и нестабильные стабильности
Непрерывно повторялись в течении Времени,
И целенаправленные движения в немыслящих формах
Выдавали подъемы заточенной Воли.
Пробуждение и сон лежали, заключенные в руках друг у друга;
Беспомощные и неясные пришли наслаждение и боль,
Дрожащие в первых обморочных трепетах Души Мира.
Сила жизни, что не могла крикнуть иль двинуться,
Прорвалась, все же, в красоту, выражающую какой-то глубокий восторг:
Нечленораздельная чувственность,
Пульсы сердца мира незнающего,
Бежали сквозь его дремотный ступор и там вызывали
Смутный неопределенный трепет, удар заблудившийся,
Словно туманное раскрытие тайных глаз.
Младенческое самоощущение росло и рождено было рождение.
Божество пробудилось, но лежало с полусонными членами;
Ее дом отказывался открыть свои запечатанные двери.
Неодушевленная для наших глаз, что лишь видят
Форму, действие, но не заточенного Бога,
Жизнь скрывала в своем оккультным пульсе роста и силы
Сознание с немыми сдерживаемыми ударами чувства,
С подавленным разумом, что не знал еще мысли,
Инертный дух, что один лишь мог быть.
Сперва она не подавала голоса и не отваживалась двинуться:
Наделенная мировой силой, инстинктом с живой силой,
Она лишь цеплялась за свои корни надежной земли,
В ударах луча и бриза немо дрожала
И выпускала усики-пальцы желания;
Сила в ее стремлении к солнцу и свету
Не ощущала объятий, что позволили ей жить и дышать;
Поглощенная, она грезила, довольная красотой и оттенком.
Наконец, очарованная необъятность посмотрела вперед:
Возбужденная, вибрирующая, голодающая, она нащупывала ум;
Затем медленно задрожало чувство и проглянула мысль;
Она принуждала нежелающую форму становиться сознательней.
Была высечена магия сознательной формы;
Ее погруженные в транс вибрации задавали ритм быстрого отклика
И волнения светлые побуждали мозг и нерв,
Будили в Материи тождество духа
И в теле засвечивали чувство
Любви сердца и свидетельствующего взгляда души.
Побуждаемые невидимой Волей там могли вырваться
Фрагменты некоего обширного импульса стать
И живые проблески себя тайного,
И неясные семена и способность форм быть
От несознательного обморока вещей просыпались.
Животное создание ползало, бегало
И летало и звало между землею и небом,
Преследуемое смертью, но еще жить надеющееся
И довольное тем, чтоб еще подышать, хотя б и немного.
Затем человек из первоначального животного был сформирован.
Мыслящий разум пришел, чтобы поднять настроения жизни,
Остро заточенный инструмент смешанной и смутной Природы,
Интеллект, полусвидетель, полумашина.
Этот мнимый водитель работ ее колеса,
Мотивировать и записывать ее течение посланный
И устанавливать свой закон для ее непостоянных сил,
Эта главная пружина деликатной машины,
Стремился просветить своего пользователя и рафинировать,
Поднимая к видению внутри обитающей Силы
Поглощенного механика инициативу незрелую:
И тот свои глаза поднял; Небесный свет отразил Лик.
Изумленная работами, вызванными в ее мистическом сне,
Она глядела на мир, что она сделала:
Удивляясь, сейчас завладела автоматом великим;
Она сделала паузу, чтобы понять самую себя и свою цель,
Размышляя, она училась действовать по сознательному правилу,
Зримою меркою, управляемой ее шагами ритмичными;
Мысль обрамляла ее инстинкты каркасом воли
И освещала идеей ее побуждение слепое.
На своей массе импульсов, своих рефлекторных действиях,
На подталкиваемом или управляемом дрейфе Несознания
И мистерии бездумных точных шагов
Правдоподобный образ самости она утвердила,
Живого идола искаженного духа;
Актам Материи она навязала закон, по образцу сделанный;
Она сделала мыслящее тело из химических клеток
И сформировала существо из управляемой силы.
Быть тем, чем она не была, зажгло надежду ее:
Свои мечты к некоему высокому Неведомому она повернула;
Дыхание ощущалось под всевышним Одним.
Раскрытие смотрело вверх на сферы свыше
И тени цветные на смертной земле рисовали
Преходящие фигуры бессмертных вещей;
Быстрая небесная вспышка могла иногда приходить:
Освещенный луч души падал на сердце и плоть
И касался подобиями идеального света
Вещества, из которого наши грезы земные сделаны.
Хрупкая человеческая любовь, что не могла длиться,
Мотыльковые крылья эго, что серафима-душу поднять не могли,
Появились, поверхностные чары краткого срока,
Гасимые скупым дыханием Времени;
Радость, что на время забывает о смертности,
Пришла, редкий визитер, покидающий скоро,
И все вещи на час сделала внешне прекрасными,
Надежды, что скоро вянут до серых реальностей,
И страсти, что рассыпаются в своей вспышке пеплом,
Зажгли обычную землю своим кратким пламенем.
Создание ничтожное и маленькое
Посетило, поднятое неведомой Силой,
Человек трудился на своем клочке земли небольшом
Чтобы длиться, наслаждаться, страдать и умирать.
Дух, что не гибнет с дыханием и телом,
Был там, словно тень Непроявленного,
И стоял позади персональной маленькой формы,
Но еще этого земного воплощения не требовал.
Соглашающийся на медленно движущийся труд тяжкий Природы,
Работы своего собственного Неведения наблюдающий,
Неведомый, неощущаемый могучий Свидетель живет,
И ничто не показывает Славу, которая есть здесь.
Мудрость, управляющая мистическим миром,
Безмолвие, крик Жизни слушающее,
Он видит спешащую толпу мгновений, текущих
К неподвижному величию далекого часа.

Этот огромный мир непостижимо вращается
В тени размышляющего Несознания;
Он прячет ключ ко внутренним упущенным смыслам,
Он запирает в наших сердцах голос, который мы слышать не можем.
Труд загадочный духа,
Точная машина, назначения которой не знает никто,
Искусство и мастерство без какого-то смысла,
Эта детальная оркестрованная тщательно жизнь
Все время играет свои лишенные мотива симфонии.
Ум учится и не знает, поворачивает свою спину к истине;
Он изучает законы поверхностные поверхностной мыслью,
Обозревает шаги Жизни и видит процессы Природы,
Не видя, для чего она действует или почему мы живем;
Ее неутомимую заботу о точном средстве он замечает,
Ее терпеливую путаницу превосходных деталей,
Изобретательного духа смелый находчивый план
В ее великой бесполезной массе работ нескончаемых,
Добавляет фигуры, значения полные, к ее сумме бесцельной,
Громоздит свои остроконечные ярусы, свои крыши вздымающиеся
На точно высеченные фундаменты, ею положенные,
Воображаемые цитадели возводит в мифическом воздухе
Или ступени мечты к мистической луне поднимает:
Преходящие создания нацеливаются и в небо проталкиваются:
Прорабатывается мирового предположения схема
На неясном полу неопределенности разума
Или болезненно строится фрагментарное целое.
Непроницаем, мистически темен
Этот обширный план, мы которого – часть;
Его гармонии для нашего зрения есть дисгармонии,
Ибо мы не знаем великой темы, которой они служат.
Непостижимые работают агенты космические.
Лишь гребень широкой волны мы можем видеть;
Наши инструменты не имеют того более великого света,
Наша воля не настроена в тон с вечной Волей,
Зрение нашего сердца слишком слепо и страстно.
Неспособный попасть в такт Природы мистический,
Не умеющий чувствовать пульс и сердце вещей,
Наш резон не может понять море жизни могучее
И лишь считает его волны и ее пену разглядывает;
Он не знает, откуда приходят эти движения и уходят куда,
Он не видит, куда несется прилив торопящийся:
Он лишь старается его силы в русло направить
И надеется повернуть его курс на нужды людей:
Но все его средства приходят со склада Несознания.
Незримые здесь действуют смутные огромные мировые энергии,
И лишь капли и струйки есть наша доля.
Наш разум живет далеко от аутентичного Света,
Истины маленькие фрагменты ловя
В маленьком углу бесконечности,
Наши жизни – силы океана заливы.
Наши движения сознательные имеют истоки сокрытые,
Но с теми тенистыми местами бесед не ведут;
Нет понимания, наши дружественные части связующего;
Наши действия всплывают из тайника, который наш ум игнорирует.
Наши глубочайшие глубины самим нам неведомы;
Даже наше тело есть лавка мистическая;
Как нашей земли корни таятся, скрытые под нашей землей,
Так лежат наши корни ума и жизни невидимые.
Наши источники хранятся, глубоко под нами запрятанные, внутри;
Наши души движимы силами, из-за стены приходящими.
В пространствах духа подземных
Могущество действует и не обращает внимание на то, что это значит,
Использующее нераздумывающих писцов и советников,
Оно есть причина тому, что мы думаем и чувствуем.
Троглодиты Ума подсознательного,
Плохо обученные медлительные заикающиеся интерпретаторы,
Осознающие лишь своей мелкой задачи рутину
И занятые регистрацией в наших клетках,
В сублиминальных тайниках спрятанные
Среди неясного механизма оккультного,
Ловят мистический стук азбуки Морзе, чей мерный ритм
Передает послания космической Силы.
Шепот во внутреннее ухо жизни влетает
И отдается эхом из подсознательных темных пещер,
Речь прыгает, мысль дрожит, сердце вибрирует, воля
Отвечает, и ткань и нерв повинуются зову.
Наши жизни переводят эти откровения тонкие;
Все есть тайной Силы коммерция.
Мыслящая кукла жизни есть разум:
Его выбор есть элементарных сил результат,
Что не знают своего собственного рождения, конца и причины
И даже мельком не видят огромного намерения, которому служат.
В этой низшей жизни человека, тупой и серой,
Но при этом полной острых, мелких и низких вещей,
Сознательную Куклу толкают по сотне дорог,
Она чувствует толчки, но не знает руки, что правят.
Ибо никто не может увидеть замаскированную ироничную труппу,
Для которой марионетками являются наши фигуры-самости,
Наши дела – незнающие движения в их хватке,
Наша страстная борьба – развлечения сцена.
Неведающие сами своего собственного источника силы,
Они играют свою роль в громадном целом.
Агенты тьмы, свет имитирующие,
Духи неясные и движущие вещами неясными,
Не желая того, они служат более могущественной Силе.
Энергии Ананке, организующие Случай,
Каналы кривые Воли огромной,
Инструменты Неведомого, который использует нас как их инструменты,
Наделенные силой в нижнем состоянии Природы,
В деятельность, которые смертные считают своею,
Они вносят Судьбы непоследовательности
Или из небрежного каприза Времени создают рок
И перебрасывают жизни людей из рук в руки
В бессвязной и сложной игре.
Против всякой более высокой истины их вещество восстает;
Только перед силой Титана их воля ничком простирается.
Велика их власть над сердцами людей,
Они вмешиваются во все повороты нашей природы.
Незначительные архитекторы невысоко построенных жизней
И инженеры интереса и желания,
Из грубой земной природы и грязных трепетов
И грубых реакций материального нерва
Они наши громоздящиеся структуры своеволия строят
И плохо освещенные многоквартирные дома наших мыслей,
Или фабриками и торговыми залами эго
Прекрасный храм души окружают.
Художники наброска оттенков малости,
Они укладывают мозаику нашей комедии
Или планируют трагедию наших дней тривиальную,
Устраивают действо, комбинируют обстоятельства
И одевают фантазию своих настроений.
Эти немудрые суфлеры человеческого сердца невежественного
И репетиторы его спотыкающейся речи и воли,
Движители пустых гнева, вожделений и ненависти
И переменчивых мыслей и мелких стартов эмоции,
Эти легкие творцы иллюзий с их масками,
Живописцы декорации серых подмостков
И проворные рабочие сцены игры человеческой,
Они постоянно этой плохо освещенной сценою заняты.
Мы сами неспособны построить нашу судьбу,
Говорим и расхаживаем, роли свои исполняя, лишь как актеры,
Пока не завершается пьеса и мы не уходим
В более светлое Время и более тонкое Пространство.
Так они навязывают свой маленький пигмейский закон
И взбирающееся медленное восхождение человека обуздывают,
Затем смертью его выход слишком короткий они завершают.

Это – эфемерного создания повседневная жизнь.
Так долго, пока человек-животное господином является
И душу заслоняет нижняя густая природа,
Так долго, пока Интеллекта вовне направленный пристальный взгляд
Служит земным интересам и создание радует,
Неизлечимая малость его дни будет преследовать.
Все время с тех пор, как сознание было на земле рождено,
В насекомом, обезьяне и человеке жизнь остается все прежней,
Ее вещество не изменилось, ее путь – обычный маршрут.
Если новые намерения растут, детали более богатые
И мысль добавляется, и заботы, более сложные,
Если мало-помалу ее лик все светлеет,
Все же, даже в человеке посредственен и скуден сюжет.
Грубое удовлетворение продлевает его состояние падшее;
Его маленькие успехи есть неудачи души,
Его маленькие удовольствия подчеркивают частые горести:
Лишение и труд – такова высокая цена, которую он платит
За право жить, и его последняя зарплата есть смерть.
Инерция, что к несознанию тонет,
Сон, что имитирует смерть – таков его отдых.
Величие слабое творческой силы
Его понукает на хрупкие труды человеческие,
Которые длятся, пока их краткого творца длится дыхание.
Он мечтает порой о веселье богов
И видит, как жест Дионисский проходит, –
Величие львиное, что будет терзать его душу,
Если через его ослабевшие члены и обморочное сердце
Сладостное и радостное могучее сумасшествие пронесется:
Тривиальные развлечения стимулируют и растрачивают
Энергию, данную ему, чтобы расти и чтоб быть.
Его малый час расходуется на малые вещи.
Краткое партнерство со многими ссорами,
Маленькая любовь, ревность и ненависть,
Касание дружбы среди толп безразличных
Его сердца план на миниатюрной карте жизни рисуют.
Если пробуждается что-то великое, слишком мала его высота,
Чтоб явить кульминационное напряжение восторга,
Человеческая мысль – чтобы увековечить его парение эфирное,
Блестящий проблеск искусства есть развлечение для глаз,
Чары музыки – трепет, что бьет нервы.
Среди его труда беспокойного и столпотворения забот,
Тяготимый работой своих толпящихся мыслей,
Он тянет порой к своему болящему лбу
Природы спокойные могучие руки, чтоб исцелить боль своей жизни.
Ее тишина его спасает от его мучений себя;
В ее спокойной красоте – его блаженство чистейшее.
Новая жизнь рассветает, из далеких перспектив он выглядывает;
Дыхание Духа движет им, но отступает скоро:
Его сила не была сделана, чтоб удержать этого могучего гостя.
Все сереет, превращаясь в условность и рутину,
Или острое возбуждение приносит ему живые радости:
Его дни окрашиваются в красный оттенок борьбы,
В горячий блеск вожделения и страсти румяные пятна;
Убийство и битва – его родовая игра.
У него нету времени повернуть свои глаза внутрь
И смотреть в поисках своей утраченной самости и своей мертвой души.
Его движение на слишком короткой оси кружится;
Он не может парить, он ползает по своим долгим дорогам
Или, если нетерпелив к долгому Времени,
Он устраивает великую спешку на медленной дороге Судьбы,
Его сердце, что бежит, скоро запыхается, утомляется и оседает;
Или он идет и идет, и конца не находит.
Даже немногие вряд ли могут подняться к жизни более великой.
Все настроено на низкую шкалу и сознательный уровень.
Его знание живет в доме Незнания;
Его сила ни разу Всемогущего не приблизила,
Редки к нему визиты экстаза небесного.
Блаженство, что спит в вещах и пробудиться старается,
Вырывается в нем в маленькой радости жизни:
Эта скудная милость – его состояние упорное;
Она освещает бремя его многих горестей
И примиряет его со своим маленьким миром.
Он удовлетворен своим общим посредственным родом;
Надежды завтрашнего дня и свои круги старые мысли,
Свои старые знакомые интересы и желания
Он превратил в свою толстую и узкую изгородь,
Защищающую его маленькую жизнь от Незримого;
Своего существа бесконечности родственность
Он от себя запер в глубочайшем себе,
Отгородил величие скрытого Бога.
Его существо было сформировано, чтобы играть тривиальную роль
В маленькой драме на мизерной сцене;
На тесном участке земли он разбил свой тент жизни
Под просторным взглядом звездной Обширности.
Он – венец всего, что сделано было:
Так труд творения оправдывается;
Это – результат мира, равновесие Природы последнее!
И если бы это было всем и ничего бы больше не значило,
Если бы то, что сейчас видно, было всем, что должно быть,
Если бы здесь не было стадии, через которую мы проходим
На нашей дороге от Материи к Себе вечному,
К Свету, что сделал миры, Причине вещей,
Легко могло бы интерпретировать ограниченное зрение нашего разума
Существование как случайность во Времени,
Как иллюзию, феномен, причуду,
Парадокс созидательной Мысли,
Которая между нереальными противоположностями движется,
Неодушевленная Сила, чувствовать и знать бьющаяся,
Материя, что рискнула прочитать себя Разумом,
Несознание, порождающее чудовищно душу.
Временами все выглядит нереальным, далеким:
Мы, похоже, в фикции наших мыслей живем,
Составленной по причудливой истории путника-чувства,
Или основанной на фильме записывающего мозга,
Вымысел или обстоятельство в космическом сне.
Лунатик, под луною гуляющий,
Образ эго шагает сквозь невежественный сон,
Считая мгновения призрачного Времени.
В фальшивой перспективе причины и результата,
Доверяя правдоподобной панораме мирового пространства,
Оно непрестанно дрейфует от сцены к сцене,
Не зная куда, к какому невероятному краю.
Все здесь во сне видится или существует неясно,
Но кто видит сон и откуда он смотрит,
Пока что неведомый или лишь смутно угадываемый.
Или мир реален, но сами мы слишком малы,
Недостаточны для могущества наших подмостков.
Тонкий виток жизни пересекает титанический вихрь
Орбиты бездушной вселенной,
И в животе рассеянной кружащейся массы
Ум с маленького случайного земного шара выглядывает
И дивится – что есть он сам и чем все вещи являются.
И, все же, в каком-то субъективном интернированном зрении,
Что странно сформировано в Материи слепом веществе,
Пунктирная минута маленькой самости
Форму сознательной основы мирового бытия принимает.
Такова наша сцена в полусвете внизу.
Это – бесконечности Материи знак,
Это – судьбоносный смысл картины, показанной
Великанше-Науке, измерительнице своего поля,
Когда она разглядывает запись своего обзора детального
И математикой свой огромный внешний мир меряет,
Резону, связанному внутри круга чувства,
Или в свободном неосязаемом Обмене Мыслью
Спекулянту в тонких широких идеях,
Абстракции в пустоте – валюта ее,
Но какие в ее основе лежат твердые ценности, мы не знаем.
Лишь религия в этом банкротстве
Дарит сомнительные богатства нашим сердцам
Или подписывает необеспеченные чеки на Запредельное:
Там наша бедность возьмет свой реванш.
Наши духи уходят, отбрасывая бесполезную жизнь,
В пустое неведомое или с собою берут
Паспорт смерти в бессмертие.

Все же, это была лишь предварительная схема,
Фальшивая видимость, набросанная ограниченным чувством,
Ума недостаточное самооткрытие,
Ранняя попытка, первый эксперимент.
Это была игрушка для забавы младенца-земли;
Но знание не заканчивается в этих поверхностных силах,
Что в Неведении живут на краю
И не смеют смотреть в глубины опасные
И вглядываться вверх, измеряя Неведомое.
Есть более глубокое зрение изнутри,
И когда мы оставляем эти маленькие окрестности разума,
Более великое видение встречает нас на высотах
Во взгляда духа светлой обширности.
Наконец в нас свидетельствующая Душа просыпается,
Что смотрит на незримые истины и разглядывает Неизвестное;
Тогда все принимает новый облик чудесный:
Мир дрожит светом Бога в своей сердцевине,
В глубоком сердце Времени высокие намерения движутся и живут,
Границы жизни рушатся и соединяются с бесконечностью.
Эта широкая, путанная, однако жесткая схема становится
Величественной путаницей Богов,
Игрою, работой смутно божественной.
Наши поиски – эксперименты краткоживущие,
Проводимые бессловесною и непостижимою Силой,
Тестирующей свои истечения из несознательной Ночи,
Чтобы встретить свою светлую самость Блаженства и Истины.
Она всматривается в Реальное через внешнюю форму;
Она трудится в нашем смертном уме и чувстве;
Среди фигур Неведения,
В символических картинках, рисуемых словом и мыслью,
Она ищет истину, на которую все фигуры указывают;
Она ищет источника Света лампою зрения;
Она работает, чтобы найти работ всех Работника,
Неощутимого Себя внутри, который есть гид,
Неизвестного Себя свыше, который есть цель.
Не все здесь есть ослепшей Природы задача:
Слово, Мудрость за нами свыше присматривает,
Свидетель, санкционирующий ее работы и волю,
Глаз, невидимый в невидящей шири;
Есть Влияние от Света свыше,
Есть мысли далекие и сокрытые вечности;
Мистический мотив управляет звездами и солнцами.
В этом переходе от глухой незнающей Силы
К борющемуся сознанию и дыханию бренному
Могучая Суперприрода ждет Времени.
Мир отличен от того, каким мы его ныне видим и мыслим,
Наши жизни – мистерия более глубокая, чем мы можем пригрезить;
Наши умы – участники состязания в беге к Богу,
Наши души – делегированные самости Всевышнего.
Через космическое поле по узким тропинкам,
Просящий скудной подачки из рук Фортуны
И облаченный в одеяния нищего, здесь гуляет Один.
Даже в театре этих маленьких жизней
Позади действа дышит тайная сладость,
Импульс миниатюрной божественности.
Мистическая страсть из родников Бога
Течет через охраняемые пространства души;
Силы, что помогают страдающую землю поддерживать,
Невидимая близость и скрытая радость.
Там есть приглушенные раскаты полутонов смеха,
Журчание оккультного счастья,
Ликование в глубинах сна,
Сердце блаженства внутри мира боли.
Младенец, вскормленный тайной грудью Природы,
Младенец, играющий в магических лесах,
Играющий на флейте восторгу потоками духа,
Ждет часа, когда мы повернемся на его зов.
В этом облачении жизни телесной
Душа, искра Бога, жить продолжает
И порой пробивается сквозь грязную ширму
И зажигает огонь, что нас делает полубожественными.
В клетках нашего тела сидит скрытая Сила,
Что видит незримое и вечность планирует,
Наши мельчайшие части имеют комнату для нужд глубочайших;
Туда золотые Посланники приходить могут также:
Дверь есть в стене грязной себя;
Через низкий порог с головами склоненными
Ангелы экстаза и самоотдачи проходят,
И поселенные во внутреннем святилище грезы
Живут божественного образа творцы.
Жалость есть здесь и жертвоприношение огненнокрылое,
И симпатии и нежности вспышки
Бросают небесный свет из раки сердца укрытой.
Работа делается в глубоких безмолвиях;
Слава и чудо духовного чувства,
Смех в красоты вечном пространстве,
Трансформирующий мировое переживание в радость,
Населяет недостижимых бездн мистерию;
Баюкаемая ударами Времени вечность в нас спит.
В запечатанном герметическом сердце, счастливом ядре,
Неподвижное позади этой внешнего облика смерти
Вечное Существо готовит внутри
Свою материю счастья божественного,
Свое небесного феномена царство.
Даже в наш скептический разум неведения
Приходит предвидение огромного освобождения некоего,
Наша воля поднимает к нему медленные формирующие руки.
Каждая часть в нас желает своего абсолюта.
Наши мысли жаждут вечного Света,
Наша сила идет от всемогущей Силы,
И поскольку из завуалированной Бого-Радости миры были сделаны,
И поскольку вечная Красота просит формы,
Даже здесь, где все сделано из бытия праха,
Наши сердца пойманы силками форм,
Сами наши чувства слепо ищут блаженства.
Наше заблуждение распинает Реальность,
Чтобы вызвать здесь ее рождение и тело божественное,
Принуждая инкарнацию в человеческую форму
И дыхание в члены, которых можно коснуться и взять,
Его Знание, чтобы спасти Незнание древнее,
Его спасительный свет для несознательной вселенной.
И когда тот более великий Сам придет вниз, морю подобный,
Заполнить этот образ скоротечности нашей,
Все захвачено будет восторгом, трансформировано:
В невообразимого экстаза волнах поплывут
Наш ум, жизнь, чувство и смех в свете
Иные, чем этот тяжелый ограниченный человеческий день,
Обожествленные задрожат ткани тела,
Его клетки светлую метаморфозу претерпят.
Это маленькое существо Времени, эта душа затененная,
Это живая карликовая подставная фигура затемненного духа
Из своего занятого движения в мелких грезах поднимется.
Его форма персоны и его эго-лик,
Лишенные этой смертной пародии,
Как глиняный тролль, перелепленный в бога,
Заново сделанный по образу вечного Гостя,
Он прижат будет к груди белой Силы
И, пламенеющий райским касанием
В розовом огне духовной милости сладкой,
В красной страсти бесконечного своего изменения,
Трепетать, пробужденный и дрожащий в экстазе.
Словно аннулируя деформации чары,
Освобожденный от черной магии Ночи,
Отвергая рабство у тусклой Пучины,
Он узнает, наконец, кто живет внутри незримый,
И, захваченный чудом в обожающем сердце,
Перед возведенным на трон Богом-Ребенком преклонит колени, осознающий,
Трепеща в красоте, восторге, любви.
Но сперва восхождения духа должны мы достигнуть
Из расселины, из которой наша природа встает.
Душа должна парить суверенно над формой
И взобраться к вершинам за пределами полусна разума;
Наши сердца должны мы наполнить небесною силой,
Удивить животное оккультным богом.
Затем, зажигая золотой язык жертвоприношения,
Силы светлой полусферы зовя,
Мы сбросим дискредитацию нашего состояния смертного,
Сделаем пучину дорогой для спуска Небес,
Наши глубины с небесным Лучом познакомим
И расколем тьму мистическим Пламенем.

Отважась еще раз на рождения туман
Через опасную дымку, движение, содержания полное,
Он через астральный хаос пробивал путь
Среди серых лиц его богов демонических,
Вопрошаемый шепотами его колышущихся призраков,
Окруженный колдовствами его переменчивой силы.
Как тот, кто без проводника идет через поля странные,
Не зная, куда, ни того, на что надеяться можно,
Он ступал по почве, что под его ногой исчезала,
И путешествовал в каменной силе к исходу неясному.
Его след позади был исчезающей линией
Мерцающих точек в смутной обширности;
Бестелесный шорох его сопровождал в путешествии
В обиженном мраке, на свет жалующемся.
Огромное препятствие, неподвижное сердце этого мира,
Наблюдающая непрозрачность множила по мере его продвижения
Свою враждебную массу мертвых таращащихся глаз;
Мгла, мерцающая как умирающий факел.
Вокруг него фантомный гас жар,
Населенная сбивающими и тенистыми формами
Смутного Несознания темная пещера безмерная.
Его единственным солнечным светом был огонь его духа.

Конец песни пятой