Шри Ауробиндо
САВИТРИ
Символ и легенда
Часть 1. Книга 2. Книга путешественника миров
Песнь девятая
Парадиз Богов Жизни
Вокруг него сиял великий счастливый День.
Блеск какого-то восторженного Бесконечного,
Он держал в великолепии своего золотого смеха
Регионы счастья сердца свободные,
Опьяненные вином Бога,
Погруженные в свет, извечно божественные.
Фаворит и друг близкий Богов,
Послушный божественной команде радоваться,
Своего собственного восторга тот День был сувереном
И господином царств своей силы.
В блаженстве уверенный, для которого все были сделаны формы,
Незатрагиваемый страхом и горем, и ударами Рока
И не тревожимый дыханием быстро текущего Времени,
И враждебным обстоятельством не осаждаемый,
Он дышал в сладкой, надежной, беспечной легкости,
Свободный от хрупкости нашего тела, смерть привлекающей,
Далекий от опасной зоны спотыкающейся Воли.
Он не нуждался в том, чтобы свои страстные удары обуздывать;
Трепещущий от пожатия теплого удовлетворенного чувства
И сладкого чудо-натиска, огня и крика
Красного великолепного состязания в беге импульсов жизни,
Он жил в драгоценности-ритме смеха Бога
И лежал на груди универсальной любви.
Незадеваемый, освобожденный от оков Дух Восторга
Преследовал его мерцающие солнечные стада и лунные табуны
Среди мерцающей скорости потоков безгорестных
В аромате неземной асфодели.
Тишина счастья небо окутывала,
Беззаботное сияние улыбалось высотам;
Шепот восторга невнятного
Дрожал в ветрах и касался души очарованной;
Непрестанно в руках экстаза
Повторяющее свою сладкую непроизвольную ноту
Рыдание восторга текло вместе с часами.
Продвигаясь под аркою славы и мира,
Путешественник на плато и горном размышляющем гребне,
Как тот, кто в зеркале Мирового Мага видит
Чудесный образ бегущего избавления души,
Он пересекал бессмертной радости сцены
И вглядывался в пучины красоты и блаженства.
Вокруг него был свет сознательных солнц
И раздумывающее довольство великих вещей символических;
Навстречу ему толпились равнины покоя сверкающего,
Горы и лиловые долины Блаженства,
Глубокие расщелины и водопады поющие,
И леса дрожащего пурпурного уединения;
Под ним лежали, как мерцающие драгоценные мысли,
Восхитительные грезящие города Гандхарвов-царей.
Через вибрирующие секреты Пространства
Смутная и счастливая музыка сладко кралась,
Ударяемой невидимыми руками близкий к сердцу он слышал
Крик арфы менестрелей небесных
И мелодии неземной голоса
Славу вечной любви воспевали
В бело-голубом лунном воздухе Рая.
Вершина и ядро всего этого чудесного мира,
В стороне стояли высокие Елисейские безымянные горы,
Горящие как закаты в трансе вечера.
Словно к какой-то новой глубине неисследованной
Их подножие в радостную неподвижность погружалось;
Их склоны в торопливом смехе и голосах опускались,
Пересекаемые множеством поющих ручьев,
Поклоняющихся небесам голубым своим гимном счастливым,
Вниз, в леса тенистой таинственности:
Поднятые в просторную безгласную мистерию,
Их пики взбирались к величию за пределами жизни.
Сияющие Эдемы витальных богов
В свои бессмертные гармонии его получили.
Все вещи, что цветут во Времени, были там совершенны;
Красота была там матрицей прирожденной творения,
Мир был трепетной сладострастной чистотою.
Там Любовь осуществила свои золотые и розовые грезы
И ее короновали Сила и могучие мечты;
Желание, взбиралось, быстрое всемогущее пламя,
И Удовольствие имело фигуру богов;
Греза гуляла по широким дорогам звезд;
Сладкие обычные вещи в чудеса превращались:
Застигнутая духа внезапными чарами,
Ударяемая божественной страсти алхимией,
Самость боли была вынуждена трансформироваться в могучую радость,
Излечивающую антитезу между небесами и адом.
Всей жизни видения высокие воплощаются здесь,
Ее странствующие надежды достигли, ее золотистые соты
Пойманы торопливой стрелой-языком едока меда,
Ее жгучие догадки превратились в восхищенные истины,
Ее могучие страсти успокоились в бессмертном покое
И освободили ее желания огромные.
В том парадизе совершенного сердца и чувства
Ни одна хмурая нота не могла нарушить бесконечного очарования
Ее сладости, горячей и безупречной;
Ее шаги были уверены в своем интуитивном движении.
После муки борьбы долгой души
Наконец был найден спокойный отдых небесный,
И, укутанные в безгорестных часов половодье магическое,
Исцелены были его бойцовской натуры члены израненные
В окружающих руках Энергий,
Что не выносят пятна и своего собственного не боятся блаженства.
На сценах, запретных для нашего бледного чувства,
Среди дивных запахов и чудо-оттенков
Он встречал формы, что обожествляют зрение,
Музыку, что обессмертить ум может
И сделать сердце широким, как бесконечность,
Слушал и пленен был неясными
Каденциями, что будят оккультное ухо:
Из несказанной тишины оно слышит их приходящими,
Красотою бессловесной речи дрожащими,
И мысли, слишком великие и глубокие, чтобы найти голос,
Мысли, чьи желания создают вселенную заново.
Шкала чувства, что феерическими ногами взбиралось
К высотам невообразимого счастья,
Переделала его существа ауру в радостный пыл,
Его тело мерцало как оболочка небесная;
Его врата к миру сметены были морями света.
Его земля, наделенная компетенцией неба,
Приютила силу, что не нуждалась более
Пересекать закрытую таможенную линию тела и разума
И контрабандой доставлять божество в человеческое.
Она больше не отпрядывала от всевышнего требования
Неутомимой способности к блаженству,
Мощь, что могла свою собственную бесконечность исследовать
И красоту, и радость, и ответ глубин,
Не боялась обморока довольной идентичности,
Где дух и плоть во внутреннем экстазе соединяются,
Аннулируя ссору между собою и формой.
Она извлекала из звука и зрелища духовную силу,
Делала чувство дорогой, чтобы достичь неосязаемого:
Она трепетала в небесных влияниях,
Что строят субстанцию более глубокой души жизни.
Земная природа стояла перерожденная, товарищ небес.
Подходящий компаньон вечных Царей,
Уравненный с божествами живых Солнц,
Он смешался с лучистыми развлечениями Нерожденного,
Слышал шепоты Актера, никогда не видимого,
И внимал его голосу, что крадет сердце
И тащит его к груди желания Бога,
И чувствовал его мед счастья,
По венам, как реки Парадиза, текущий,
Делал тело чашей нектара Абсолюта.
Во внезапных моментах открывающего пламени,
В страстных откликах, наполовину лишенных вуали,
Он достигал края экстазов неведомых;
Касание высшее поражало его спешащее сердце,
Хватка Чудесного помнилась,
И намеки прыгали вниз белого счастья.
Вечность была близко, замаскированная как Любовь,
И клала свои руки на тело Времени.
Малый дар приходит из Необъятностей,
Но неизмерим для жизни его дар радости;
Все несказанное Запредельное там отражается.
Гигантская капля Блаженства непостижимого
На его члены обрушилась и вокруг его души стала
Океаном феерическим счастья;
Он потонул в сладких и жгучих просторах:
Ужасный восторг, что мог разбить смертную плоть,
Он терпел упоение, что боги испытывают.
Бессмертное наслаждение очистило его в своих волнах
И превратило в неумирающую мощь его силу.
Бессмертие захватило Время и несло Жизнь.
Конец песни девятой