САЙТ ШРИ АУРОБИНДО И МАТЕРИ
      
Домашняя страница | Сатпрем | Заметки Апокалипсиса

Сатпрем

Заметки Апокалипсиса

 книга первая. 1972-1978

1978

 
1978 январь 02  04  06  06 (?)  08  10  13  16  17  19  22  27  31
  февраль 01  начало  04-05  05  16  18  20  25  27  28
  март 02-03  06  09  12  13  15  16  21-22  22  23  29  31

 

2 января, 1978

Дехра Дан. Горы словно изъедены крысами. Не осталось ни одного дерева.

Письмо от четырёх попечителей об изгнании. Письмо было доставлено нам сюда членом S.A.S.... (Таким образом, за нами идут по пятам).

 

4 января, 1978

2 часа ночи. Возвращение в Олений Дом.

На всех дверях и окнах замки. Несколько ауровильцев пришли для того, чтобы развинтить замки. Попечители отправили ко мне полицию: “нарушитель общественного порядка”.

 

6 января, 1978

(Личное письмо)

...Я ошеломлён и мне многое нужно сказать. Моя голова всё больше и больше сводится на нет, это похоже на болезненную пелену тумана, должна быть найдена другая схема. Фактически, я больше не функционирую по-старому и я на самом деле не понимаю, как умудряешься продолжать делать работу в теле. Это создаёт ощущение, что я полностью изношен, до мозга костей, и одновременно, это не имеет значения и может продолжаться столетия: это совсем не зависит от того, что ты мог бы чувствовать или думать. У Суджаты проходит бронхит, который она получила там. О, ты знаешь, в той спальне, в Дехра Дане, она кашляла и кашляла, и мы не знали куда отправиться, мы не могли ни подниматься выше, ни вернуться обратно в Дели, ни даже остаться, это было невероятно, такая пронзительная бессмыслица, я был измотан, я был молитвой на грани мятежа: “Для чего всё это, Мать, чего ты хочешь, куда ты хочешь, чтобы мы отправились, скажи мне – скажи мне”. Не было никакого ответа, словно всё над нами смеялось. Она не отвечала, и ничто не отвечало. В наших сердцах был такой холод. И этот непрерывный кашель. Поэтому, когда тот одетый в чёрное тип с письмом в руках поприветствовал меня: “Доброе утро, Сатпрем, с Новым годом!”, – я сразу понял, что это письмо попечителей и что это было наконец-то ответом Матери – наконец-то смысл, направление. Мы сложили всё обратно в сумки – о, эти невероятные сумки, которые мы должны были упаковывать и распаковывать сотни раз для того, чтобы достать носки или полотенце, фотографию Матери или засунутый Бог знает куда бумажник. Мы как сумасшедшие бросились в Дели, я думал, что нам вновь придётся столкнуться с C.P.N. Сингхом, но он согласился, чтобы мы вернулись в Пондишерри. Снова багаж, неподтверждённые за двадцать минут до отлёта самолёта билеты: шестнадцать часов нам потребовалось на всю дорогу от Дехра Дана до Мадраса. Я поймал Роджера (ауровильца американского происхождения), который чудесным образом оказался в Дели: я знал, что на все мои двери были повешены замки, мне нужен был кто-то, кто за ночь предупредил бы ауровильцев и принёс бы мне клещи, отвёртки и инструменты, чтобы взломать двери. А смогу ли я открыть ворота Нанданама? Мы прибыли в два часа ночи, они были так ошарашены, что открыли ворота, и мы оказались на веранде Оленьего Дома, перед всеми этими замками, болтами на всех дверях и окнах – это было чудовищно и невероятно, эти замки и болты были чистым варварством (ты понимаешь, замки в том месте, куда мы излили столько сознания, столько красоты), мы внезапно оказались в другом мире, как когда-то я шагнул во двор Бухенвальда, это было тем же самым – невероятной, грандиозной Ложью. Роджер бросился в Ауровиль и нашёл инструменты. Полчаса спустя, в 2.30, прибыла полиция, вызванная попечителями, которые были немедленно предупреждены по телефону Ашвини... предательство, да, но со стороны людей, которые боялись потерять работу, свой ежедневный хлеб, крышу над головой. Страх управляет в Ашраме повсюду. Они все запуганы. Они такие же, как и мы, но они запуганы. Поэтому они позвонили. Они даже написали жалобу в полицию по приказу попечителей, заявляя, что мы силой ворвались в Нанданам, и обвинив в “нарушении общественного порядка”. Всё это так печально, так мелко. Полицейский предъявил нам свой обычный протокол, угрожая: если вы вломитесь в дом, вы загоните себя в угол. Мы уселись перед домом на розовую черепицу, Суджата была похожа на безмолвную ярость, неустрашимую Шакти: мы не тронемся с места, вам нужно будет вышвырнуть нас физически. Затем, в ночи, на тропинке огибающей Олений Дом, послышался рокочущий звук мотоциклов: подъезжали ауровильцы. Я начал громко разговаривать, чтобы полисмены не услышали мотоциклы. Я не знаю, что случилось, но Мать сделала их глухими и бессознательными; кажется, присутствовала материальная воля, я ощущал её материально, которая заставила их немедленно уйти – они поднялись: “Хорошо, мы уйдём и пришлём своё начальство”. Я проводил их до мотоциклов. Суджата кинулась к маленькой двери в зарослях бамбука, чтобы предупредить ауровильцев. Наконец-то мотоциклы полицейских затихли в ночи и я, в свою очередь, тоже побежал к этой маленькой двери. Ауровильцы перекусили цепь, закрывавшую дверь. Теперь нам нужно открыть хотя бы одно из окон Оленьего Дома, чтобы захватить это место. Ещё одно чудо: попечители не увидели, что кухонное окно фактически является ложным и может открываться как дверь. Ауровильцы J. и S. (восхищаюсь их самоконтролем и умением) открыли замок, не сломав ничего – остался один внутренний болт, который чудом не соскользнул внутрь дома; мы ухитрились наполовину открыть французское окно, удалить второй болт и оказаться внутри, в то время как шум мотоциклов ауровильцев затихал в ночи. И мы остались, ошарашенные, запертые в комнате Суджаты и ожидающие возвращения полицейских. Было 3 часа ночи. Суджата начала яростно и спокойно убираться: она отмывала пол, оттирала зеркало, кухню, словно всё это было необходимо отчистить. Она оттирала всё больше двух часов – я ошеломлённо смотрел на неё. Она выполняла это как форму магии. Это выглядело очень спокойно и отчасти непреклонно. Я зажёг благовония в каждом углу. Она раскладывала одежду, прикроватные коврики, всё должно было быть приведено в порядок, и это был порядок, шаг за шагом возвращающийся из оцепенения и ночи. Это была Мать, без всякого шума. “Что за суета! Ничто не мешает”. Впервые в последние двадцать дней этой сумасшедшей гонки мы обрели Смысл. Тогда это было очевидным: мы уехали для того, чтобы все эти действия могли быть совершены. И это было подобно первому пламени, которое собиралось охватить весь Ашрам, как когда-то захват хижины из Стремления зажёг Ауровиль и привёл к крушению Навы. Это было началом гибели фальшивомонетчиков. Фактически, это было их гибелью по всей Индии. Я встречался с Индирой, когда был в Дели, она послала за мной. Она была изгнана из Конгресса именно в тот момент, когда я был изгнан из Ашрама. Всё имело странную синхронность. Письмо, уведомляющее об изгнании от попечителей, датировано 1 января, 1978 года: они начали год действием, которое приведёт к их гибели.

Я не могу рассказывать все детали. Вчера утром произошёл удивительный феномен: я писал Лафонту моё первое письмо, которое я долго откладывал, и вдруг, посреди предложения, я почувствовал, что приближается обморок – я стал подавленным, жёстким, я больше не знал, где я нахожусь, словно вся жизнь хотела улетучиться через рвоту. Я позвал Суджату, она села рядом со мной, возле маленького столика, её рука поглаживала мою голову; всё было так бессмысленно, и мир и эта жизнь, но наша любовь была там, такая спокойная, словно она была вечной – на той стороне или на этой, это больше не имело значения. И в то же самое время, Мать, такая материальная, непреодолимая: всё является именно тем, что необходимо для работы. Постепенно, я вернулся в своё тело, дописал строку последнего параграфа письма к Лафонту и отправился в постель. Было ощущение спадающих оккультных, злых чар. Что они делали? Я не знаю.

... Только что меня прервал визит трёх полицейских (неизвестно почему из Куддалора); час пятнадцать или полтора часа “беседы”, но они были очень любезны в отличие от четверых полицейских (из Пондишерри), которые были вчера после обеда. Нужно было видеть Суджату в течение вчерашнего официального допроса – я думал, что знал Шакти, но на этот раз она была полностью воплощена и неоспорима: именно она отправила их вместе со всеми их “бесполезными вопросами” и сказала, чтобы они больше с ними не приходили. Перед ней они были как маленькие мальчики. Что касается меня, то я отвечал вежливо, шаг за шагом или дюйм за дюймом, но она ничего этого не хотела, это было очень просто. В нескольких словах попечители по существу заявили, что я должен был попросить разрешения уехать отсюда, потому что они ответственны за содержание площадей и строений Ашрама (и в конце концов, я являюсь, или являлся “служащим Ашрама”), и что поскольку я не информировал их, они должны были повесить замки (поверх тех, которые уже повесил я) как “меру предосторожности” (от Сатпрема, я полагаю). Было бы утомительно перечислять тебе все детали этих отвратительных и псевдо-легальных действий. Насколько мне известно, полиция не торопиться и не соглашается (или пока не соглашается) выгнать нас отсюда применив силу. Если полиция не подчиниться желанию Коуноумы и предписанию, направленному А. против нас (“нарушитель общественного покоя” – ты можешь себе вообразить? Я нарушаю покой Нанданама!), то попечители должны будут перейти от уголовной(!) процедуры к гражданской, то есть к судебному разбирательству и к судам. Вероятно это они и пытаются сделать. В этом случае “спорная собственность” будет помещена под арест до тех пор, пока суд не вынесет свой вердикт – это именно то, на что они надеются, вышвырнуть нас, так или иначе. Давайте подождём и посмотрим. Я убеждён, что довольно много людей в Пондишерри (я не говорю в Ашраме) похожи на духовных телят, даже эти полицейские, которые начали думать, что этот духовный Институт является духовным очень странным образом. Они дали упасть своим маскам. И наши друзья в Ауровиле, которые наблюдают за домом, прогуливаясь вокруг Deer House, и приносят нам всё, что могут, так чистосердечны, полны любви и братских чувств.

Я останусь здесь. Мы также ожидаем изгнания Абхай Сингха, точно также как и Кирита. Абхай удивительным образом полон радости битвы и спокойной храбрости. Мы чувствуем вокруг себя такое братское отношение, и всё так невесомо для тех, кто выбрал Мать – невесомо, всё именно так, как должно быть, всё разворачивается педантично и неотвратимо, мы только должны позволить нести себя. Теперь я знаю: каждую секунду, в каждом случае, всё в точности так, как должно быть. И тогда беспокойство исчезает, ты ощущаешь лёгкость. Ты лишь должен пройти через всё и не выйти из строя физически в пути. В конце всего – неотвратимая Победа. Мы увидим, как будет разворачиваться “Столетняя годовщина”.

Я забыл рассказать тебе об Алморе: все горы истощены, ни одного соснового дерева – все сосны в горах спилены под корень. Вместо этого: “поля”, то есть, истощённая почва, осыпающаяся вниз. Вероятно, для того, чтобы найти нетронутые горы, нам нужно было бы подняться выше Алморы. В Дехра Дане, там, куда мы отправились во вторую очередь, мы обнаружили ту же самую картину, даже ещё более худшую: исчезли не только леса, которые сменил чахлый кустарник, они изрыли все горы, добывая горный хрусталь: загубленный, истерзанный ландшафт. Человек на протяжении эволюции оставляет после себя разрушительную память. Он – разрушитель. Кашель Суджаты помешал мне подняться выше. Затем Мать спасла меня от одиночества, послав нам письмо от попечителей! Видишь, Милость пребывает даже в руках попечителей. О, всё очень удивительно. Как сказала Суджата в аэропорту Дели: это удивительнее, чем Джеймс Бонд.

Итак, Гималаи не захотели нас. К тому же был дождь, мы промёрзли до мозга костей. У меня не хватает смелости рассказать тебе обо всём. А здесь снова (хотя я и уезжал без малейшего сожаления) у меня ощущение, что я нахожусь прямо в отравленной ванне из работы, на электроде Матери, да; но как только работа будет выполнена, я буду счастлив покинуть место, где я так много страдал и боролся, словно тело нуждается в том, чтобы потерять эти воспоминания и найти где-нибудь, возможно на этот раз в горах Южной Индии, другое место, где мы будем строить с радостью и любовью для радости: новое творение. Кажется, это очень отдалённая перспектива. В настоящее же время происходит отвратительная битва, шаг за шагом, час за часом. Я жду Часа. И я уверен, что чем хуже сейчас, тем лучше будет впоследствии!

В другой раз я отвечу на твой вопрос относительно анонса Агенды – я оставил твоё письмо в Дели (вместе с несколькими ящиками; все вещи рассеяны повсюду, мы поистине странствующие евреи; возле моей кровати открытый чемодан, и я готов уехать в любой момент). Всё хорошо.

Сатпрем

Я не рассказывал тебе, что когда я покидал Deer House, 22 декабря, и закрывал дверь своей спальни, я подумал, что увижу этих людей входящих в мою комнату для обыска. Поэтому я взял лист бумаги, ручку, и написал большими буквами: Мать ПОБЕДИТ. Я прилепил это на мой маленький белый стол. Должно быть, они побледнели.

 

6 (?) января, 1978

(Фрагмент письма к сэру C.P.N. Сингху, в оригинале на английском)

... Я разрезан напополам и не могу хорошо дышать одним лёгким или ходить с одной ногой! Каково твоё мнение? Кажется, мне не остаётся ничего другого, как вдыхать их яд день за днём. Для ауровильцев есть некоторая польза от моего присутствия, но они теперь взрослые и сознают реальность. Я не вижу реальных вещей, которые должны быть выполнены, если Мать не покажет ясно, что я должен делать.

Я жду и жду Её вмешательства в дела Индии и мира. Я верю только в Её решение, иначе всё кажется лишь бесконечным распадом.

Приятно знать, что ты находишься здесь, чувствовать твою любовь, твою храбрость. Ты подобен мечу с нежным сердцем. Я получил твою чудесную корзинку. Я буду пользоваться ею, когда буду собирать цветы для пуджи.

Твоя идея о Нобелевской Премии прекрасна! Это бы заткнуло им рты. Лафонт был бы в восторге! Но как расшевелить Стокгольм!? Они намного лучше понимают Мать Терезу! А я своего рода изгой.

Обнимаю тебя с глубокой и нежной любовью. Я жду и жду Её Часа.

Сатпрем

 

8 января 1977

(Личное письмо)

........

Я вырван с корнем, но корни никогда не были слишком крепки, возможно, они росли сверху. Это приводит к странной жизни, трудности в основном с сердцем, кажется, оно больше не настроено на....

.......

Моё сердце больше не в Нанданаме, что-то сломалось (оно немного разбито и внутри тоже). Просто я держусь до самого конца, и в ту минуту, когда работа будет выполнена, я отдам швартовы навсегда. Я не знаю, всё кажется очень искусно разрушенным. А я, тем не менее, готов к новым циклам – прежде я бежал через континенты – старая, никогда не терявшаяся привычка. Но НОВЫЙ цикл? Очевидно, нужно пройти через своего рода смерть. Во всяком случае, это приключение. Вчера вечером я (или скорее мы) был атакован четырьмя визитами полицейских. Они появлялись из любого возможного угла: Куддалора, Джиппмера, Пондишерри, откуда они только не появлялись. Но что забавно, это были просвещенные полицейские, которым я оставлял автограф на “Божественном Материализме”. Милость находится в каждом уголке. Они сняли свою обувь, чтобы не “осквернить святость этого места”! Попечители обыскивали его менее милосердно и не разуваясь. Эти длинные речи немного утомительны, но у меня есть ощущение чудесной милости, не пренебрегающей ничем, ни полицейскими, ни прислугой – ты знаешь, что Лакшми, моя служанка, увидев, что я в нерешительности колеблюсь перед замками на каждой двери, сказала мне: “Я сломаю замки, потом пойду в полицию и скажу, что сломала их я”. Простая, непосредственная, беспретенциозная храбрость. Да, это отделение чистого золота от шлака, повсюду, на каждом уровне и в самых тончайших областях сознания – каждый, сам того не зная, ведет битву. Здесь или там. Ашрамитам нужна петрушка в ноздри!

Возможно нам не будет нужна публичность! И что если Мать сама устроит свой собственный рекламный трюк! Хотя ей и не нравиться играть на публику. Но трюк, он будет. (...)

Сатпрем

 

10 января, 1978

(Личное письмо)

Прошлой ночью, когда мы ждали ауровильский фургон, чтобы перевезти вещи (которые до сих пор не были замечены попечителями) – ещё один переезд! – из Бунгало-офиса, М.-А., один из мускулистых парней, который может поднять восьмидесятикилограммовый ящик с книгами, сделал неожиданное разоблачение (не настолько неожиданное, просто на этот раз они были пойманы на нечестности). М.-А. двадцать лет, он прибыл в Ауровиль лишь несколько месяцев назад, после семи лет пребывания в Ашраме, куда он приехал в тринадцать. М.-А. ученик Пранаба и остальных. Итак, в прошлом году, или чтобы быть точным, несколько месяцев назад, он и его американский друг, чьё имя я забыл, пошли на встречу с попечителями (возможно, они были вызваны ими для промывания мозгов) и после всех поучительных речей они задавали вопросы. М.-А. спросил: “К чему вся эта суматоха вокруг Сатпрема и Агенды?” И Коуноума ответил: “О, ты знаешь, Мать часто противоречила самой себе, поэтому об этом нельзя говорить, иначе это расстроит умы садхаков (учеников)”.

Видишь.... Та же самая старая история хранителей “Истины”, на греческом, латинском, египетском и на всех остальных языках. И мнение, которое у них о Матери.... “Старейшие садхаки”.

Итак, ещё один переезд, переселение во всех углах. Сердце разрывалось печалью от пребывания в офисе в ту ночь, Суджата и я занимались “сортировкой” книг и вещей: это Мать дала их мне; Она не подписывала их, но это было когда.... Все эти предметы казались несчастными, почти страдающими от того, что находились в беспорядке и были свалены в ящик. Мне было так противно, что я подумал: костры тоже иногда обладают своей добродетелью. И что тогда? К чему всё это ведёт? Для нас нет больше места. В Deer House Суджата сказала мне: у меня чувство, что я нахожусь в зале ожидания – в Deer House! И я тоже уже фактически больше не здесь, нить перерезана. Но выглядит всё так, как будто перерезаны все нити.

К нам в пятый раз приходили полицейские, но они были точно такие же, как и в последний раз: движимые Милостью, они хотели “выслушать” и привели инспектора из Тиндиванама. Итак, нас посетили образчики пондишерской полиции с трёх направлений (с четвёртой стороны море, морской полиции пока ещё не было).

Наш любезный адвокат, V., информировал нас, что Коуноума сам пошёл и отнёс “иск о нарушении прав владения” генеральному инспектору полиции Пондишерри. Как мне рассказывали, он сказал, что я был изгнан из Ашрама за “антиашрамовскую деятельность”. Но генеральный инспектор ответил (точно также как в моём наброске ответа попечителям): этих неопределённых обвинений недостаточно, вы должны предоставить мне факты. Поэтому полиция стала недоверчива, как и все остальные в Пондишерри, и больше не принимает вслепую заявления обладающего исполнительными полномочиями попечителя (= Коуноумы). Коуноума должен напрягать свои мозги и делать компиляции для того, чтобы выискать мои еретические заявления – возможно, он даже читает трёхтомник! Никто не может избежать этого, даже полиция! Мы ожидаем шестого прихода полиции, возможно, это будет генеральный инспектор.... Не будь это так утомительно, это было бы забавно. Кстати, Коуноума сам себе наносит удар; он сказал в Ашраме, что вместо того, чтобы вешать замки, он должен был отправить гимнастов для того, чтобы занять дом. К счастью, я оказался быстрее, чем он – за восемнадцать часов от Гималаев до Deer House. Они были ошеломлены скоростью перемещения. Я тоже. Мы не знаем, что они задумали для нас, но, кажется, Мать наделила их глупостью точно так же, как она наделила глухотой полицейских, когда мотоциклы ауровильцев трещали в пятнадцати метрах от них. Они достигли состояния такой ярости, которое позволяет надеяться на что угодно.

Кроме того, именно N. взял в руки связь с внешним миром. Их деликатность, внимательность, любовь и осмотрительность так удивительны. Но мы, всё равно, находимся в зале ожидания в никуда. Я пребываю в странном состоянии, словно в постоянном оцепенении. Я думал, что это было результатом поездки и декомпрессии после Гималаев, но, кажется, это прилипло настолько, что я постоянно чувствую себя как человек, не спавший в течение двух недель и смотрящий на всё сквозь необыкновенное изумление. Если бы голова физически не существовала, было бы прекрасно, потому что всё работало бы так же, даже лучше без этой болезненной завесы. Но голова твёрдо держится на плечах. И это даёт ощущение пьяного похмелья. Я говорю себе, что это всё потому, что мы привыкли ментализировать все наши телесные ощущения, поэтому голова устаёт, но может быть она только так думает. Было бы интересно знать, что чувствует тело без головы. Но она не хочет сдаваться. Вероятно, машина отключается. Я очень хорошо помню Мать: “Состояние бессилия”, “Тебя бьют и бьют”. Будучи в этом состоянии я писал Лафонту, Тата...

.......

К счастью, ничего горящего на кон больше не поставлено, иначе твой брат был бы изжарен. Кстати, я родился в Париже, на улице Джордано Бруно, которого сожгли на костре в Риме как еретика. Я отправился в дорогу с правильной станции.

Суджата до сих пор сильно кашляет. Ей снится, что нас выслеживают: банда ожидает нас снаружи. Ничего удивительного.

 

13 января, 1978

(Личное письмо)

О, жизнь здесь превратилась в пытку, об этом нельзя рассказать. Сколько это продлиться? Воздух полон когтей и яда, и будто наполнен яростью. Горло моё сжато, словно болит. Так жить нельзя, не так ли?

Шестая волна пришла с неожиданной стороны: Офис Регистрации Иностранцев. С тех пор как я вернулся в Пондишерри, я должен был уведомить власти. Отвратительный допрос. Мы преступники. Сколько ты зарабатываешь в месяц, почему то, почему это.... Огромная паутина. Фактически, им хочется изгнать меня из жизни, а не только из Индии или из Ашрама. И это вызывает такое отвращение, что хочется сказать: “Пошло всё к чёрту!” Я не знаю, я не знал, что всё было таким жестоким.

Каждый, так или иначе, плёл свою паутину, и я задыхался во всём этом. И все ночи.... Снова начался адский период.

Больше нет писчей бумаги, свой последний блокнот я оставил в Дели. Мать дала мне этот бланк учреждения, который я никогда не использовал, мне не нравятся печатные бланки от частного лица, особенно от моего. В конце концов, мне не о чем особо много писать, я должен крепко держать себя, чтобы не выскользнуть незаметно из всего этого.

Давид борется с Баруном, который украл у Бони все его книги и деньги. В результате этого Его Светлость вернулся в поле сознания, и это является самым ужасным. Я сожалею, что пишу тебе это как тонущий человек. Возможно, завтра будет лучше.

С.

PS. Чудесное письмо от Тата. Это прекрасно – встретить негандиста.

 

16 января, 1978

(Письмо к сэру C.P.N Сингху, в оригинале на английском)

Дорогой компаньон,

Таким образом, копию письма, с согласия нашего адвоката, мы отправили этим утром четырём попечителям.

Мы чувствуем себя легко и спокойно, несомые Матерью, мы не беспокоимся – что бы ни происходило. Это Её план и Её забота.

Наши ауровильские друзья прогуливаются и присматривают за нами. Это абсолютно холодная война. Они даже испытывают радость.

Наше письмо к четырём попечителям будет широко освещено на Западе. Журналист, посланный мною к тебе, в совершенстве понял ситуацию и видел эти безобразные замки и болты на наших дверях и окнах. Если будет необходимо, если появятся какие-нибудь проблемы, он будет готов содействовать нам во французской прессе.

Мы готовы. Воистину, ничего не происходит кроме воли Её. Поэтому не о чем беспокоиться, и смерть лучше, чем фальшивая жизнь.

С глубокой любовью

и единством

Сатпрем

 

17 января, 1978

(Личное письмо)

Итак, вчера мы сделали две важных вещи: мы обновили наши подписи под письмом к Tintin и отправили наше письмо четырём попечителям. Адвокат посоветовал мне добавить параграф, который не столь уж полезен, но в конце концов.... Суджата добавила несколько эмоциональных слов в конце своего параграфа.... Здесь нет необходимости делать какие-либо комментарии: каждый должен понимать и реагировать так, как он чувствует. Мне сказали, что ауровильцы получили от этого большое удовольствие. Они удвоили свои усилия. Есть интересное совпадение: последние магнитофонные записи покидают Бомбей, первый том Агенды выходит через четыре дня (или, скорее, будет завершена печать), и Индиру снова грозят поместить под арест. И моя маленькая песня, обращённая к попечителям. Давайте подождём и посмотрим, или, скорее, давайте надеяться, что увидим. Хотя, кажется, Божественное в эти дни очень безразлично. Я не могу поверить, что они собираются “праздновать Годовщину” как будто ничего не произошло. Беззаконие набирает силу повсюду. Мы находимся даже не перед ослепительными Атлантами в последние дни их неумеренности: это лишь маленькие крысы, терзающие всё, даже истину и горы.

.......

Что касается меня, я считаю дни. У меня осталось только одно человеческое желание, уехать, как только задача будет выполнена, и начать новый цикл красоты и творчества в более милосердном мире....

Суджата чувствует себя лучше, но ещё не очень хорошо. Это продолжается в течение длительного времени. Что касается меня, на моём глазу упрямо держится опухоль и сердце моё устало, но это странная смесь усталости и безграничного динамизма. Моё сердце начинает биться от малейшего пустяка, и в то же самое время, я мог бы пройти пятьдесят километров и говорить три часа, даже не замечая этого – как только я останавливаюсь, я чувствую себя уставшим и становится хуже. Мы не должны ничего чувствовать и замечать. Тогда бы ничего не было. Я понимаю Мать всё больше и больше.

Сатпрем

 

19 января, 1978

(Личное письмо)

(...) Вчера, 18 января, имел место любопытный опыт. Впервые не обычное утро, когда моё тело ощущало лёгкость – действительно, этого не происходило много лет, словно ты постоянно подвергался опасностям, атакам, разного рода вещам, которые царапали и утяжеляли тебя, добавляли тебе годы, вчера утром всё это внезапно исчезло. Это было необыкновенно. Я чувствовал в теле такую лёгкость, словно мне было двадцать. Я не знаю почему, поскольку с виду всё было неблагоприятно: Коуноума только что получил моё письмо и должно быть, этот джентльмен... Я не знаю почему. После обеда я как обычно прилёг и уснул – такого не случалось годы. Я спал крепким сном в течение часа, в тонком физическом. Происходили разного рода вещи, которых я не помню точно, за исключением того, что я находился на первом этаже тёмного здания и давал хорошую взбучку Коуноуме и находящимся рядом с ним призракам. Затем, для того, чтобы продолжить битву, я поднялся на второй этаж. Было очень темно. Место напоминало старые апартаменты Матери. Возможно Ашрам, я не знаю. Также не знаю, что произошло или что изменилось в моём уме, но я постарался выбраться из этого враждебного места. Я перешёл в крошечную смежную комнату, которая была очень тёмной. Там была дверь, через которую я надеялся выйти незамеченным. Эта дверь была припёрта небольшим круглым столом, который я оттолкнул в сторону. Затем я повернул ручку и в этот самый момент я почувствовал, что другая рука поворачивает эту же ручку снаружи. Я сделал шаг назад, и распластался по стене, в то время как дверь открылась. Меня прикрывала створка ширмы. Кто-то вошёл, закрыл дверь и обнаружил моё присутствие – это была Мать. Секунду я ощущал, как моя рука в темноте гладит её руку. Затем мы сделали вместе два шага. Она стала очень высокой, я не мог видеть её лица, только очертания, всё скрывалось в полутьме. Затем Она сказала нечто, что запомнилось кристально ясно и чётко, вплоть до малейшей интонации: “Отрицание повсюду. Единственный выход – моё появление”.

Это было сказано нейтрально, спокойно, почти безлично, словно кто-то рассматривает проблему со всех сторон или углов и приходит к неизбежному заключению. Это было ни тихо, ни громко, без какого-либо оттенка: нечто, что было лишено “личного”. Почти в точности тем же самым тоном, каким Она говорила мне два или три года назад, когда я встретил Её, и когда мы боролись за публикацию Агенды, а Барун поднимал свои грязные скандалы: “ Предпочтительней было бы, если бы это был ‘законный подход’”, – Она сказала это очень нейтрально, подобно человеку, рассматривающему проблему со всех углов и пришедшему к выводу. Тогда я был далёк от понимания того, что этот ‘законный подход’ будет означать адвоката в Париже и освобождение Агенды.

И теперь: “Отрицание повсюду. Единственный выход – моё появление”.

Итак, на самом деле, “Она собирается появиться?”

Первая фраза очень загадочна. Ты понимаешь не понимая. Но “она собирается появиться”. В это нельзя поверить. Но, чёрт возьми, Она информирует меня, что Она собирается появиться. Это ясно. Ты знаешь, это выглядело как очевидная встреча. И тон, которым Она говорила, был таким специфическим, словно не было никого, и в то же самое время это был целый мир. Абсолютное спокойствие абсолютного могущества. Не имеет значения, оставаться на той стороне, или переходить на эту. Это является огромным чудом только с нашей лягушачьей точки зрения. “Хорошо, мы перейдём на ту сторону, поскольку такова ситуация”.

Что такое “отрицание” повсюду? Означает ли это, что ничто не отвечает? Но я не могу в это поверить. Скорее, что все обстоятельства достигли своего рода невозможности, откуда нет никакого выхода, кроме катастрофы или сокрушительного провала – для стран, континентов, групп, партий, для всего?? Я не знаю. Вероятно это мои неуместные комментарии.

Таковы дела.

В остальном всё по-старому. Полиция больше не приходит. Она, кажется, решительно выбрасывает жалобы Коуноумы. Ауровильский случай преподал им урок. Эти люди теперь стали подозрительными – не торопятся! Подождём и посмотрим. Что касается меня, я пребываю в своего рода ничто. Я должен был делать большие усилия для того, чтобы писать эти буквы, в противном случае я бы не переставая смотрел на... я не знаю что. Больше не осталось ничего, чему хотелось бы двигаться, или, возможно, это движется только в тот момент, когда это необходимо. Тем не менее, я буду счастлив в тот день, когда смогу сняться отсюда с якоря навсегда. Было не так плохо получить возможность работать...

Единственный выход – моё появление...

Сатпрем

 

22 января, 1978

(Личное письмо)

Мне кажется, что я пишу туда, свободному миру, как заключённый из лагеря. Однако, тебе известно, что мир тоже несвободен, по-своему, и что всё напоминает огромную Тюрьму, не имеющую выхода, кроме... того. Мы поистине находимся в конце мира. Здесь же конвульсии лишь более интенсивны. Это ужасно, а я знаю, что такое ужас, но я никогда не видел такой плотности злобной, спланированной, “сознательной” грязи, если можно так выразиться. Нет никаких сомнений, что Шри Ауробиндо и Мать были окружены ядом всего мира.

Вчера вечером я услышал нечто, что меня огорчило. О! Я знал об этом, но не наверняка. Электрик из Ашрама, который также работает в Ауровиле и хочет там обосноваться, рассказывал, что на следующий день после Pongal1, “они” (не знаю, кем были эти “они”, вероятно грязная компания) встретились для того, чтобы послушать кассету, записанную “садхаком, близким к Матери”. Сначала он не хотел говорить, кто этот садхак, но, в конце концов, он сказал: Сатпрем. И он рассказывал: была утечка информации среди последних магнитофонных записей Сатпрема, а именно из беседы в которой обсуждалась “смерть” Матери и возможность йогического транса и именно эту кассету они слушали.... Ашрам, говорил он, разделился на тех, кто хочет эксгумации Матери и тех, кто не хочет этого.

О, как они ужасны!

Но никогда не было никакой “утечки” или возможности утечки из моих записей, никто кроме Суджаты и меня никогда не касался этих записей, и я никогда не копировал никаких кассет. Итак?.... Да, я писал в III томе: “Шпионили даже за нашими беседами” – за ними не только шпионили, но они бессовестно записывались Кумуд, которая заходила включить магнитофон под предлогом того, что она принесла Матери стакан воды или пришла забрать салфетку, затем Кумуд отдавала пиратские записи Пранабу.... Это так ужасно, я до сих пор слышу Мать, говорящую мне: “Я не могу больше говорить”. Но это имело совсем другое значение! Все эти продолжительные молчания последних лет, я думал, что это была интериоризация, но вероятно это было и теми ужасными людьми, с ушами и микрофонами скрытыми повсюду. Суджата однажды сказала мне: “Кумуд записывает наши беседы”, – но я не хотел в это верить. Всё это казалось мне невозможным – НЕВОЗМОЖНЫМ. Затем, в другой раз, пришла Сумитра для того, чтобы находиться рядом с Матерью, в то время как Андре и Кумуд переводили или, скорее, записывали беседу, которую Мать только что вела с другим человеком и которую Она хотела сохранить. И когда Андре-Сумитра-Кумуд старались найти точное слово, Мать повернулась к Кумуд и сказала ей нейтральным, тихим голосом: “Вот видишь, ты записываешь, когда не должна этого делать, и не записываешь, когда это необходимо”. Она знала. Она знала всё. И Она глотала это, день за днём, ночь за ночью, без перерыва. Ах, однажды, Она взяла мои руки в свои, Глаза Её наполнились слезами, и Она сказала мне: “Молись за меня”.

Это разрывает мне сердце.

Я ненавижу это место, я хочу уехать отсюда и никогда не возвращаться сюда, НИКОГДА.

Итак, эти сумасшедшие чудовища хотят эксгумировать её после того, как засунули её в ящик. Они думают, что Мать нуждается в их жалких отвёртках для того, чтобы высвободиться оттуда! Это чудовищно, Земля никогда не знала такого холодного кошмара. Я не спал всю ночь – как бы то ни было, я не сплю с тех пор, как вернулся сюда, за исключением того полдня, когда Она сказала мне: единственное решение... О! это Земля очищается от этого кошмара.

И сейчас они говорят (как рассказывал электрик): почему Сатпрем ничего нам не говорил?

... Иногда мне хочется кричать. Все эти люди находятся за миллионы миль от цели, даже те, кто знает или думает, что знает. “Молись за меня...”.

Давайте молиться, давайте молиться, чтобы этот кошмар исчез с лица Земли, давайте молиться, чтобы Она вышла и возвестила о царстве Красоты, Истины и Широты, о! давайте молиться, это слишком болезненно.

Сатпрем

 

27 января, 1978

(Личное письмо)

Твоя телеграмма “Астра, великолепное одеяние” (выход первого тома Агенды в красном одеянии) так меня тронула посреди всей этой грязи; внезапно, Суджата и я чуть не заплакали. Это было подобно единственно реальной вещи, такой отдалённой и почти забытой, наши носы так глубоко погрязли в этой мерзости. Как долго продлится эта осада?

Последний факт кажется перешёл все границы, но, по-видимому, глубине этой грязи нет пределов. Я смотрел на это стиснув зубы. Итак, Ближайшее Будущее (грязи) (= “бюллетень”, опубликованный Ауропресс-Баруном) посвятил целый выпуск прославлению Пранаба.... Ну.... Но я увидел хвост дьявола или, скорее, Асура, когда мне сказали, что посреди восхвалений Пранаба, была приведена большими буквами цитата Матери (О, как они пользуются Матерью) в которой говорилось, что Мантра не имеет никакой силы, если она не была дана Гуру.... Итак, они хотят уничтожить силу Мантры Матери (которую я дал Ауровилю), проскользнув в сознание людей: Мантра не имеет власти, она не была дана Матерью. Как отвратительно! Я отлично знаю, пойман будет только тот, кто хочет быть пойман, но намерение стоящее за этим ужасающе вероломно. Они на самом деле хотят разрушить работу Матери.

Я не знаю, перешло ли это все границы, поскольку всегда есть следующий предел. Суджата чувствует, что они должны сыграть “последний акт”, прежде чем рухнут окончательно. Но какой акт? И когда? Это тянется долго.

Кроме того, я продолжаю борьбу против моего изгнания из Индии. Ты увидишь мою переписку с иммиграционным офицером. Вся энергия расходуется негативно, только для того, чтобы разрушить махинации этих людей. Когда я смогу выполнять свою настоящую работу? Я думаю о Шри Ауробиндо.

Это всё.

Я жду, ты ждёшь, он ждёт, мы ждём...

Сатпрем

 

31 января 1978

(Личное письмо)

Я получил одновременно два письма, которые заставили меня удивиться: одно из Швейцарии и одно – выдержка из письма R.R. в ответ на набросок статьи (чудесной), написанной “маленькой L.” по поводу Агенды и изгнания Сатпрема для “Ауровильского Обозрения”. “Одна и та же битва”, именно так. R. отвечает: “Не подвергнет ли это опасности будущее Ауровиля? Действительно ли это верный момент?”... Теперь я подвергаю опасности будущее Ауровиля. И это человек, который многое понял, увидел и значительно эволюционировал в течение года, я много над ним работал. Страх. Именно так, страх истины. И второй, швейцарец: “Мне сказали, что у тебя трудности с попечителями Ашрама. ‘Некто’ предложил написать мне письмо Коуноуме, чтобы выразить протест, я сбит с толку...”. Я не знаю, что им потребуется, чтобы избавиться от своего недоумения: взорвавшиеся перед носом бомбы, или Мать. И он поясняет далее: “Я сбит с толку потому, что мне кажется, что единственно важным является защита Матери, а она у вас есть”. Это невероятно. Человеческая природа решительно представляет из себя бездну трусости. Это неизлечимо. Это можно было бы назвать: “Ложь благоразумных”. То же самое происходило с Петэном – они все, за исключением горстки, петэнисты. “Ты подвергаешь опасности будущее Франции”. Теперь я очень хорошо понимаю почему Шри Ауробиндо и Мать не переставали повторять: “Мы делаем йогу не ради человечества, а только ради Божественного”. Нет, это не ради человечества или братства, потому что одни и те же отвратительные слои повсюду, за исключением нескольких редких звёзд, и мы бы легко отказались от битвы, если бы разговор шёл об этих сбитых с толку, мокрых крысах, но она ради Неё, ради Него, исключительно. Братство... такого рода иллюзию на пути труднее всего преодолеть. Должно быть, где-то оно существует, но скорее, это качество будущего за исключением нескольких редких образчиков. Поэтому скажи друзьям Этевенон, чтобы не тратили чернила на этих сбитых с толку людей. Я помню три года назад, в 1975, когда я видел, как Агенду опутывают щупальца: Андре, Коуноума, Роби... я планировал выйти на улицу, созвать молодёжь Ашрама и сказать им: давайте примем решение и опубликуем работу Матери, давайте объединим силы. И тогда вмешалась Мать. Она послала мне одно из моих первых видений: это было место похожее на место выше правительственной площади Пондишерри, и Она мне сказала: “Нет, нет, нет, ты не должен выходить на улицу (конечно, я был бы разорван на части), ты должен пойти и встретиться с губернатором и казначеем”. Я почесал затылок и подумал, не хочет ли Она, что бы я пошёл и встретился с K.S. или я не знаю кем, может быть с губернатором Пондишерри? И некоторое время спустя, один за другим приехали Тата и сэр C.P.N. Сингх.... “Казначей” и “Губернатор” – фактически это было Правительство Индии. А выйди я на улицу, я был бы разорван на куски героями “ближайшего будущего”. Мать знала об этом!

Фактически ситуация не изменилась. Всё то же самое человечество с несколькими светящимися точками. И “единственное решение – моё появление”.

Я говорю тебе это не для того, чтобы привести тебя в уныние, а для того, чтобы наши глаза были широко открыты в отношении человеческого братства. Мы глупые, закоренелые идеалисты, которым необходимо отказаться от своей сентиментальности. Я вижу всё более и более ясно: только Божественное существует. Это всё. Всё остальное – грязь в процессе приготовления (включая нас самих, если хорошо присмотреться).

Я полагаю, что деньги Этевенон предназначались для меня на тот случай, если бы мне пришлось спешно бежать и покупать билет на самолёт? (Куда, это совсем другой вопрос – Парамарибо?)

.......

Телеграмма не приходила. Видишь. Я попытаюсь отправить кого-нибудь сегодня. Сообщение с Мадрасом затруднено, у нас теперь нет автомобиля из Мастерских (Абхай Сингх). Нашу почту продолжают воровать и за нами до сих пор шпионят, плюс всё то, о чём мы не знаем (если бы мы знали всё, то нас бы это могло раздавить), а вокруг Самадхи начинается ярмарка Lisieux1, с монашескими наплечниками и брошюрами. Как я хочу уехать, это доводит меня тошноты и Суджату тоже (она сейчас чувствует себя лучше, а я сейчас и слаб и неудержим одновременно).

Сатпрем

 

1 февраля, 1978

Суджата видит Мать, стопы её стоят на сандалиях. Затем Суджата видит, как Мать надевает сандалии. Тёмно-красные сандалии. Кали собирается в путь. Она собирается выйти. У торговцев в Храме будут проблемы2.

 

Начало февраля, 1978

(Моим друзьям-читателям)

Мы разбросаны, каждый на своём маленьком континенте, с малыми и большими заботами и ежедневной, обыденной жизнью. Однако, она больше не такая как всегда: чудесная история пытается проскользнуть сквозь нити наших переплетений, если мы соглашаемся на это. Что мы можем сделать, чтобы помочь этой истории, чтобы ускорить этот Момент? – это на самом деле должно ускориться. Земля страдает, наши континенты стали серыми и устаревшими. Мы похожи на несколько маленьких точек пылающей жажды и что мы можем сделать, чтобы помочь родиться среди нас новому виду?

Призывать это “нечто другое”, завтрашний день Земли, в наших сердцах, в наших поступках и мыслях, на каждом шагу, в каждом жесте, молчаливо, упрямо, словно стучишься в двери или просишь кислорода, пространства и улыбки в этой удушающей серости – это и есть величайшая помощь. Этот призыв приводит к невидимому росту крыльев нового вида и создаёт дыру в панцире наших привычек. Если бы не было необходимости, новый вид никогда бы не вышел из своей покрытой илом ямы. Мы все находимся в заиленной яме Ума. Призывать – даже не зная что – уже означает пробираться на ощупь в будущее и коснуться солнечного берега, для которого у нас пока нет глаз. Возможно, для того, чтобы это появилось, необходимо много глаз: мы должны объединить усилия, чтобы создать новый вид. Золотое заражение существует, и однажды, в солнечную страну улетит много птиц. Если бы нас было много, это могло бы приблизить час прихода страны Матери.

Этот зов находится внутри, ты можешь участвовать в этом, пробудить это вокруг себя. Работать над великим супраментальным Заражением. Нам необходимо быть вместе, но не как адептам новой Церкви, собравшимся вокруг удобной идеи. Здесь “идея” вовсе неудобна. Скорее, бесконечные исследования во всех направлениях нужно зажечь вокруг центрального Смысла, центрального Импульса, Силы, которая будет продвигать вперёд каждую точку света через различные слои сознания, различные области человеческой деятельности. Продвигаясь через эти слои, каждая точка воспламеняет соответствующую точку, которая в свою очередь движется дальше и очищает следующую область. И таким образом выполняется целый сектор земной работы. Многие типы вибраций должны достичь точки мутации: художник и хирург “функционируют” разным способом и тем не менее, цель их концентрации может раскрыться универсуму, который будет одним и тем же для обоих. Мы должны оказаться в другом универсуме через множество точек выхода из заключающего нас в тюрьму старого пузыря. Сейчас проявления этого феномена бесчисленны. Нам нужно понять Смысл этого феномена, который заключается не в том, чтобы стать суперхирургом или создать суперкартину, а в том, чтобы оказаться в другом могуществе бытия и восприятия. Понять – означает ускорить феномен, принять участие в Великом Заражении нового Мира. Опыт Матери – именно та сила, которая толкает вперёд. И тогда мы обнаружим себя не запертыми в маленькой Церкви, а взорвавшимися и невыразимым образом объединившимися вновь в другом материальном измерении, точно так же, как бабочки на “новом” лугу.

На практике, ты можешь помочь этой Задаче посредством распространения этой Работы, Смысла, Динамизма. Другие тоже должны прикоснуться. Другие должны ощутить дуновение лёгкого воздуха, пытающегося проскользнуть сквозь ячейки старой сети. Необходимо попробовать Вещь на вкус, подчиниться Этому.... Вы, кто любит Мать, кто почувствовал эту Улыбку, это Великое биение, хоть немного отдайте себя. Выйдите из вашей скорлупы. Пойдите и принесите незаметный трепет Нового Мира. Книги Матери, Агенда, на самом деле не являются книгами или даже “объяснением”, не являются новой философией, они – Могущество в действии, Сила в движении. Это Рычаг. Если ты вложишь их в руки друга или поставишь в окне книжного магазина в своём городке, поместишь в углу газеты или журнала или плаката, они будут действовать по ту сторону всякого понимания, на самом неожиданном уровне. Они вполне могли бы стать Радиоактивным Металлом Нового Мира. Итак, возьмите себя в руки и начните действовать. Частичка вложенного сердца имеет неожиданные результаты. Отдавая всё другим, вы получите всего себя. И в конце концов, мы все окажемся вместе, исполненными, в саду будущего, который является Смыслом миллионов лет существования неадекватного ментального вида.

Если каждый из вас сможет убедить десять человек, вы выполните неоценимую работу.

И “маленькие чудеса” Матери множатся вокруг нас с такой лёгкой улыбкой... умножаются до тех пор, пока мир не сольётся одну улыбку и другой Закон не захватит нас врасплох, как маленького аксолотля, неожиданного вытянутого из его грязи.

Пусть наша улыбка заключит в объятия ещё большее число улыбок.

Пусть Земля станет светлей.

Вместе с вами

Сатпрем

 

4-5 февраля, 1978

(Личное письмо)

Газеты объявляют о надвигающемся изгнании Тата из Air India. Это должно было произойти. Десаи – личный враг Тата. Они все являются врагами того, что хоть немного истинней. Прямые инструменты Матери повсюду подвергаются атакам и преследуются. Странная синхронность: Индиру изгоняют из Конгресса, Тата из Air India и меня, как вам известно, изгоняют тоже. Ровно две недели назад наши последние магнитофонные записи покинули Бомбей. Мать, как всегда, своевременна. Мистер Ден (Deng Xiaoping) только что совершил тур по Бирме и Малайзии. Сейчас он в Непале. Он герой строительства большой Китайской дороги вокруг Индии и через Гималаи, “в ожидании дня, когда Тибет откроется международному туризму”. Я не знаю, что за туризм маячит на пороге Индии. Огромная Ложь, посредством которой Индия начинает приглашать и призывать ужасный урок. Ашрам всё более и более становится маленьким символом этого. Но какова цель Матери?... крушение, или некий невообразимый сюрприз... крушение по-другому. Первого февраля у Суджаты было видение, которое удивительным образом сочетается с моим видением, или, скорее, с тем, что я слышал: красочное видение о том, что я слышал 18 января. Это так же произошло во время послеобеденного отдыха. Она видела ноги Матери, очень белые, покоящиеся на сандалиях. Сразу после этого она увидела, что Мать надела свои сандалии. Темно-красные, как сердцевина красного гибискуса (цветок Кали). Сандалии или обувь – символ физического тела. Мать всегда говорила, что туфельки Золушки символизировали её выход и возвращение в тело. Итак, Мать надела свои сандалии – красные сандалии. Кали собирается выйти? Это удивительным образом сочетается с тем, что Она сказала мне и даёт своего рода... несомненное подтверждение. Обычно это “сознание” очень бережливо и вовсе не беспокоится о том, чтобы показывать тебе что-то, за исключением того момента, когда это происходит или когда существует непосредственная (или милостивая) необходимость в том, чтобы ты был предупреждён. “Единственное решение – моё появление”. Возможно, мы увидим.

Это было бы серьёзное время.... Но зная Мать, мы должны предположить, что это произойдёт в последний момент!

(...) Поэтому я написал “Письмо к моему дружественному читателю”... Оно довольно длинное, но что делать? Ты скажешь мне, если я сойду с рельс – знаешь, рельсы полностью исчезают, у меня впечатление, что я движусь по ничто или, скорее, в ничто, нет ничего кроме Силы, компактной и более плотной, чем геологические пласты. Это чудовищно. Больше нет “нисхождения”, только своего рода непосредственный и сгущающийся Факт. Кажется, что это такое же твёрдое как бетон и такое же сладкое, как мёд с улыбкой внутри. Я мечтаю о том, чтобы стать божественным роботом, но никогда нельзя знать, сошёл ли ты с рельс или нет, потому что больше нет никаких рельс. Это состояние, где рельсы отсутствуют. (...)

*

 

5 февраля

Сейчас у меня в Мадрасе второй адвокат, после М. и адвоката в Пондишерри. Я весь в адвокатах, что за мир! Прежде окружали себя рыцарями, теперь же необходимы артисты уголовного кодекса. Короче говоря, борешься с мировой паутиной. Но понимаешь, если случится так и ты перережешь горло четырём попечителям, вырастут сотни новых попечителей, Ашрам кишит потенциальными маленькими попечителями. Проблема в этом. “Вся система должна быть разрушена!” – Сказала Мать....

... Ты ощущаешь свою “неспособность приблизиться, как реальное бессилие”, прикосновение тени присутствует в любом стремлении. Я знаю это хорошо, или знал это хорошо: в этой жажде совершенства, жажде быть поистине тем, чем хочет то, делать то, что то пожелает, существует своего рода поднимающаяся из неадекватности боль. Сколько раз даже в отношении “моих” книг и “моих” сочинений я страдал и жаловался от их неадекватности – от их слабости. Ощущаешь свою немощность, “что сошёл с рельс”, как я говорил, ругаешь себя. Или как Суджата: почему я не вижу Мать? Здесь скрывается последняя нить эго и в то же время это вид боли, поднимающейся из бессилия, необходимой для поддержания этой потребности, для преодоления этого пласта. В таких случаях я, глядя в лицо своей собственной опустошённости, в конце концов, раскрываю руки и говорю: “Хорошее или плохое, это Твоё. И это для Тебя. И это всё. Даже моё бессилие – Твоё”. Мы все ужасающе бессильны, это так. Предложить своё бессилие гораздо более трудно, чем свой ‘успех’ – и в конце концов, ничто не закончится успешно пока не будет достигнут абсолютный Успех, то есть, всеобщая трансформация, начиная с наших собственных ног. Мать тоже обычно жаловалась на свою ‘неспособность’. Мы должны позволить течь всему в прозрачности. В конце концов, даже наши ограничения желанны Божественному для определённой игры. Я думаю, что всё предназначено для того, чтобы заставить нас достигнуть определённого рода вибрации: и наихудшее, которое не настолько плохо, и лучшее, которое не настолько велико для того, чтобы оказаться там. И когда эта вибрация достигнута, это не ослепляющее чудо, это вполне естественно, не остаётся никаких вопросов. Это правильное состояние. Мы начинаем становиться божественными автоматами. Как только ты возвращаешься к себе, ты достигаешь этого.

Сатпрем

PS: Достаточно странно, начиная с тех пор как мы уехали в Гималаи, газеты не переставая говорят об опустошении лесов! Словно они только узнали об этом. Совпадение? Но эти опустошённые горы были так печальны. Я жду первой возможной передышки, чтобы отправиться и исследовать Нилгири и “Кардамоновые холмы” в поисках нашего нового Нанданама. Суджата и я так жаждем вырваться из этого негативного цикла и вдохнуть чистого воздуха – это почти физически (я не знаю, почему я говорю “почти”). Суджата думала, что где-то 15 февраля что-то распутается и мы сможем повесить замок. Новая иллюзия? Но поистине, это начало настоящей Работы.

 

16 февраля, 1978

(Личное письмо)

Мы ожидаем нашего отъезда. Мы ждём неизвестного чуда, которое разрешит эту отчаянную ситуацию, безнадёжную в любом случае. Жизнь здесь – пытка. Я не знаю почему, но иногда я испытываю моменты абсолютного ужаса, словно я по самую шею нахожусь в грязи, и мне хочется кричать; затем мне рассказывают о том-то и том-то, приводят в соприкосновение с целым миром мерзости и жестокости, и это только малая часть того, что я знаю. Неизвестная женщина пишет мне: “До меня доходит много слухов о вас, не можете ли вы просветить меня?” Она остаётся в Ашраме на даршан. Я должен объяснять каждому: “Вы знаете, это не правда...”. Это отвратительно. Кроме того, здесь находится Андре и его дочь Жаннин: вероятно, они распространяют свои “объяснения” по всему Ашраму. Это удушает меня. Кажется, что это происходит физически. Даже сад начинает чахнуть; тонкий и конкретный знак, что враг захватил власть над этим местом: растения понимают очень хорошо. Фактически, больше всего страдает моё тело. Это наиболее точно реагирующее растение. Итак, уезжать? Но с этой стороны ситуация тоже неясна. Человек из полицейского отдела по работе с иностранцами зол на меня. Он сказал R., что забрал у меня документы и что если я поеду в Ауровиль или в Тамил Наду, он меня арестует! Что я сделал? Я не знаю. Очевидно, он в сговоре с Ашрамом. Моя виза истечёт через два месяца (в конце апреля). Затем в людском сознании будет “Ты знаешь, его изгнали из Ашрама”, и эти добрые люди скажут себе: но что он сделал? Фактически, нас преследуют. И согласно полицейским законам, если я покину Пондишерри, я должен буду извещать власти повсюду и сообщать им адрес, куда я собираюсь поехать, затем я должен регистрироваться на новом месте, что будет означать, что моё дело будет следовать за мной везде со всеми аннотациями, и что также будет означать, что Коуноума будет проинформирован через несколько часов (или минут) после того как я извещу власти о моём отъезде. Итак, за мной будут следовать и шпионить повсюду. Я питаю своего рода райскую иллюзию по поводу того, чтобы найти “место”, но оно загнивает заранее, их тень следует за мной повсюду. И это ученики Матери и Шри Ауробиндо.... Я не знаю, но у меня ощущение, что меня душат со всех сторон. И моя задержка здесь превращается в агонию, даже моя спина говорит мне об этом. Эта паутина повсюду. Поэтому, я в отчаянии говорю себе: покинуть Индию? Отправиться... на Цейлон, не знаю куда? Но это именно то, чего они хотят, изгнать меня из Индии. Действительно ли это Мать хочет, чтобы я оставался здесь, в этой ванне из яда? Она ничего мне не говорит. Я лишь вижу, как пролетают месяцы, в то время как настоящая работа не делается, а второй том Агенды остаётся незаконченным. Поэтому я остаюсь здесь, связанный по рукам и ногам, не зная ничего. Так не может продолжаться, скорее перейдёшь на другую сторону. Вернуться во Францию? Но моё сердце обливается кровью от мысли о том, чтобы покинуть Индию, это будто разрывает меня на части, я бы умер от этого. Мы сорвались с якоря с тех пор, как ушла Мать, мы больше не знаем, где находимся или куда направляемся.

Мы ожидаем возвращения из Дели Абхай Сингха. Наш “план” заключается в том, чтобы сразу же отправиться исследовать Кералу, кардамоновые холмы и найти дом, участок земли с плантацией вокруг, если это возможно.... Мы отправляемся исследовать местность между озером Перияр и горами Палани. В основном это “прибежище” слонов и кардамоновые плантации. Затем мы проедем немного севернее, в сторону Нилгири, если ничего не найдём на юге. Если каким-то чудом мы найдём старый плантаторский дом в подходящем месте, мы вернёмся в Пондишерри и тайно покинем дом – но всё те же проблемы останутся с полицией, которая нас преследует. Такова ситуация, если это вообще может быть названо “ситуацией”. Это также означает, что наши последние деньги будут проглочены затратами на путешествие. Где мы остановимся, я не знаю. Однако, мы должны где-то остановиться. Я продолжаю слышать Мать: “Единственное решение – моё появление”.... Когда? Празднование Столетней Годовщины растёт и ширится. Можно видеть автобусы с туристами, приезжающие в Нанданам. Где Истина, где истинный мир? Где во всём этом Мать, где решение? Ты на самом деле хочешь, чтобы я оставался здесь, загнивал? Бороться, да, но гнить? Не просто гнить – это жестоко.

Вот, молись за нас.

Я так жажду новой жизни.

Сатпрем

PS: Итак, в субботу, 19 февраля, 1978 года мы отправляемся обследовать Кералу. Пусть Мать нам поможет.

Я только что узнал о том, что Суджата приехала в Ашрам 18 или 19 февраля, 1935 года. Батха!

 

18 февраля, 1978

Первый том Агенды готов к выходу.

 

20 февраля, 1978

Теккади, ужасная лихорадка, яд выходит.

Мы ищем место в Керале.

 

25 февраля, 1978

 

Зелёный Акр (наш будущий Край Земли). Харвуд (будущий Счастливый Лес). Первый визит в Голубые Горы.

 

27 февраля, 1978

(Письмо сэру C.P.N. Сингху, в оригинале на английском)

Дорогой и горячо любимый Друг,

Я рад, что наконец-то могу написать вам. В течение последних девяти дней мы с Суджатой обследовали более 2000 тысяч километров, вниз до Теккади, до слоновьих лесов, затем через чайные плантации до Пирмада и Коттаяма (в Керале). Мы попытались приобрести лесное бунгало, мне так нравилось жить среди диких животных, моё тело буквально упивалось этим местом, настолько оно страдало от жажды. В итоге я получил сильный жар и непонятную боль в ногах. Я понял, что это выходил весь яд: это стало результатом глубокого покоя этого места, он словно изгонялся этим покоем. Через два дня я был в порядке. Я мог бы измерить количество яда, полученного мною после возвращения из Франции. Фактически, Пондишерри – это ванна с ядом. Но я не мог приобрести это бунгало в лесах Теккади, поскольку оно было собственностью правительства и мне не позволили остаться там больше, чем на месяц. Чайные плантации в горах Керала были прекрасны и мы видели там несколько подходящих бунгало, но весь этот регион гол, потому что чай не переносит никакой тени. Поэтому мы покинули Юг и отправились на север в сторону Муннара через местность, где выращивают кардамон. Это по-настоящему красивые места с древними лесами, скрывающими кусты кардамона. Дорога от Теккади до Муннара просто идеальна и если бы я мог приобрести какое-нибудь бунгало на плантациях кардамона, который нуждается в хорошей тени, я был бы просто счастлив. (...) Итак, мы снова отправились на север, оставив горы Палани, добрались до Коимбатура, а затем до Нилгири и Кунура. Это было нашей последней надеждой. (Роджер сопровождал нас в течение всей поездки и его помощь была бесценна). Весь район Нилгири, от Кунура до Утакумунда мы нашли полностью опустошённым, леса исчезли, на это было больно смотреть. Всё казалось безнадёжным, и мы уже думали продолжить свой путь на Запад, до Курга или на Юг, в леса Мисора. К счастью плантаторы из Мунара дали нам рекомендации для своего рода плантаторского клуба в Веллингтоне, здесь. Секретарь клуба направил нас к К., и вот! В самом начале гор, возвышающихся над равниной, окружённой чайными плантациями и чудесными участками древнего леса, которого не коснулось опустошение, мы нашли два, находящихся недалеко друг от друга бунгало: одно необычной, старой конструкции, открытое всем ветрам, возвышалось над равниной, находилось в конце всех тропинок и с него открывался великолепный вид. Его называли Зелёный Акр, но Суджата называла его Край Земли. Это надел земли в один акр, окружённый несколькими эвкалиптовыми деревьями и чайной плантацией. Дом был довольно большим, с широкими окнами и выглядел как корабельная каюта. Там много ветра. Но этот дом нуждается в большом ремонте. (...) Располагающееся рядом бунгало тоже было красивым, хотя и совсем другим. Двухэтажное строение посреди пастбища и окружённое древним лесом так, словно оно гнездилось в нём. Это место было закрыто от ветров и не имело широкого обзора, но оно было наполнено тишиной и пением птиц. Его называют Харвуд. Это любовь Суджаты. (...) Оно не совсем в моём стиле и более практично, чем Зелёный Акр, но его местоположение тоже прекрасно. Я больше отношусь к тем, кому нравятся широкие пространства и ветер. Но это место тоже является наиболее подходящим и привлекательным. (...) Одно, в чём я уверен после всех странствований по Гималаям, Керале и Нилгири, это в том, что если место, которое должно быть найдено, находится не здесь, то оно не в Индии. Мы никогда не найдём ничего, что сможет сравниться с этим местом. Вопрос заключается в следующем, должны ли мы продолжать жить в Нанданаме без всякой возможности выполнять настоящую работу и готовить второй том Агенды, или мы должны покинуть Индию и уехать во Францию для выполнения работы, или же мы сможем делать нашу работу в этом месте, собрать здесь все наши бумаги, кассеты, продолжить перевод второго и третьего томов “Матери”, и в конце концов, собрать заново все наши бумаги из Франции, Дели, Мадраса, где они рассеяны? Насколько я понимаю, ситуация в Ашраме, или скорее в Пондишерри такова, что яд, вероятно будет оставаться там ещё какое-то время. Возможно, в отдалённой перспективе мы смогли бы приобрести Нанданам и быть свободными от Ашрама, но отвратительная атмосфера всё равно находилась бы там. Контакты с людьми из Ашрама или атмосферой неизбежны. Также в той или иной степени я затоплен ауровильцами, которые не являются моей настоящей работой, даже если я пытаюсь помогать им. Моя жизнь и дни пожираются сотнями вещей, которые не имеют никакой ценности для Будущего или творчества. Есть ещё нечто, что я должен сделать. Я могу лучше помочь миру, оставаясь вне этих вибраций и наблюдая, какая новая сила и вдохновение может возникнуть из этой тишины. Может быть я ошибаюсь, я не знаю. Но в таком случае, если моя работа не может быть сделана в Индии, я лучше уеду во Францию. Моё сердце плачет, когда я думаю о том, чтобы оставить Индию. Или это воля Матери в том, что я нахожусь в гниющем состоянии в Deer House? Условия могут измениться, но тем временем я вижу, как мимо пролетают недели и месяцы, а никакая настоящая работа не делается. Это моя боль. Я был бы так рад, если бы ты со всей своей мудростью мог дать мне совет.

.......

Если бы мы имели достаточно денег, то фактически, хороши оба бунгало. Или это мечта? Ожидая твоего хладнокровного и спокойного видения, я обнимаю тебя со всей своей любовью. И Суджата и я находимся в хорошей форме и фактически освежены, несмотря на то, что мы прошли эти 2000 сумасшедших километров.

С глубокой любовью

Сатпрем

 

28 февраля, 1978

Назад в Пондишерри.

 

2-3 марта, 1978

(Личное письмо)

Вечером 28, вернувшись из нашей поездки по Югу, путешествия длинной почти в 2500 километров, мы сначала натолкнулись на письмо от Сетха (редактора Матери Индии, ашрамовского обзора)... а затем, к счастью, на первую копию Агенды, принесённую ночью Жан-Мари. Это было так трогательно. Так прекрасно. В точности цвет Божественной Любви. Это олицетворяет великую победу. Что за путешествие!... Интересно, что твоё физическое переживание у дверей издателя, будто ты блокирован огромным грузовиком, в точности соответствует тому, что я видел тонким видением в 1976 году, когда я начал делать попытки напечатать мой трёхтомник и Агенду: я мчался вперёд на высоком велосипеде и увидел, что мой путь перегородило высокое здание. Я вынужден был слезть с велосипеда и обойти здание пешком – это был Ашрам. В этот раз всё начинается заново... физически. Но “другое транспортное средство двигалось” и ты мог проехать. Давай взглянем, чем будет то другое транспортное средство, которое откроет путь. Фактически, это мир угроз и шантажа. Они угрожали всем: Максимилиану, Лафонту, Институту, Ауровилю... И тем не менее, проходишь через то же самое. Но поистине, я сыт по горло этим позором. Мне показалось, что я сгорбился, когда вновь вошёл в Deer House. Вдруг навалилась тяжесть и эта атмосфера. Во мне и Суджате есть что-то, что больше не хочет ничего этого. Пондишерри с нас достаточно. Достаточно с нас Deer House. Хвати с нас даже Ауровиля (насколько это касается меня). Я должен полностью погрузиться в другой цикл. О, это письмо от Сетха!... Вот уже в течение четырёх лет, я как и Мать, постоянно слышу враждебные голоса – жестокие, безжалостные, и такие умные – которые на каждом шагу, при каждом решении, нашёптывали мне: ты на самом деле уверен, что это не твоё эго хочет того или иного? Ты на самом деле уверен, что ты не предаёшь Мать? Ты на самом деле уверен, что не подчиняешься Асуру? Ты на самом деле уверен, что Мать хочет, чтобы Агенда была издана вне Ашрама? Ты на самом деле уверен... Непрестанная, изматывающая, повторяющаяся критика, всего – до такой степени, что начинаешь думать, уж не дьявол ли ты? Я не шучу: можно подумать, что ты дьявол. И это имитирует голоса Матери, Шри Ауробиндо. Ты постоянно чувствуешь вину. Что-то заставляет чувствовать тебя вину, беспощадно. Поэтому, если ты внимаешь этому, как говорила Мать, то ты полностью в этом, всё валится из твоих рук и ты идёшь к дверям Ашрама с верёвкой на шее, словно бюргер из Кале. Письмо Сетха прекрасно воплощает этот голос, он гениально владеет этим: умная, организованная злоба. “Почему ты не сказал, почему ты не взял этот барьер в 73, почему...”. И всё это происходит так, словно Ложь проглотила Истину и говорит со всей силой, проглоченной ею Истины. Я имею в виду настоящую Ложь: не Гитлер, а сама Истина, обёрнутая в Ложь. Это истощает меня. И встречаю одно и тоже повсюду в течение четырёх лет, со времени ухода Матери. На тебя не только клевещут извне, ты клевещешь сам на себя. Понимаешь? Возможно, всё это для того, чтобы заставить тебя научиться состоянию, в котором всё растворяется в Широте. Когда тебя касается лишь ветерок, всё легко. Но понимаешь, я десять раз встречал во “сне” Мать и Шри Ауробиндо, и я был словно виноват перед Ними в моём сне, и тогда я чувствую такую интенсивную печаль, что моё сердце разрывается, и я тихо говорю “Шри Ауробиндо” или “Мать”, со всей интенсивностью печали: “Тебе известно моё сердце, Ты знаешь, что в нём!” и всё исчезает. Но это больно. Поэтому, понимаешь, с меня достаточно этого, я хочу вдохнуть чистого воздуха, хочу выбраться из всей этой болезненной фантасмагории. Да, тебя бьют, расплющивают – это хорошо. Но теперь, мне хотелось бы двинуться куда-нибудь ещё. Хватит этого концентрационного лагеря №2. С меня достаточно страданий в этой жизни, временами все эти печальные воспоминания меня душат, мне бы хотелось вышвырнуть всё это и очистить сами мои клетки. О, ты знаешь, у меня было интересное переживание.... Поэтому мы уехали 19 февраля в поисках нового Нанданама. Сначала мы спустились на Юг, в джунгли предгорий, которые возвышаются над чайными плантациями и зелёными равнинами Керала. Это было в Теккади, в “убежище” слонов и диких зверей. Я провёл с Суджатой несколько дней в джунглях, на берегу одного из бесчисленных ответвлений большого озера Теккади (озера Перияр). Мы смотрели на слонов, это было очень приятно, очень, ландшафт, казалось, купался в розовато-лиловом и розовом свете – ни единой человеческой вибрации: ничего, кроме птиц, зверей, шума и запаха джунглей. Я оставался там часами, я лежал, моё тело пило этот мир, эту тишину – оно буквально пило, словно после великой жажды. Моё тело было подобно губке, о! всё улетучилось: печали, воспоминания, человеческая память, человек это нечто мучительное, он кажется ничем иным, как скопищем боли, огромной памятью о боли. И всё это утекало и утекало прочь в высокой траве. Я вернулся в гостиницу: в течение двух дней у меня был сильнейший жар, моя голова была готова взорваться, мои ноги болели не переставая, словно вытягивали все мои нервы, мой живот горел. В какой-то момент я спросил себя, не было ли это концом этого путешествия, это было так категорично. Если бы меня не учила Мать, я бы вызвал доктора. Затем всё исчезло само собой. И я понял: это выходил весь яд, впитывавшийся в течение многих лет, он словно вытеснялся той ванной из мира, которую я принимал. Это было именно тем, в чём я так сильно нуждался: вытеснить весь этот яд из моего тела, клеток, из моей памяти – покинуть эту старую тягостную кожу. Прежде всего “новый вид” должен оставить свою ванну из боли. Клетки наполнены памятью о боли так, словно ты начинён печалью. Все озарения, все чудеса, все духовные бесконечности по существу покоятся на этой великой Печали и пытаются забыть об этом хоть на миг. Какая иллюзия! Она там. Мы наполнены, Материя наполнена болью – отсюда великий сон смерти, для того чтобы покончить со всем этим. Нет, не нужно уходить вверх, нужно очистить всё это, выблевать всё это, как сделало моё тело в высоких травах Теккади. Я всё лучше и лучше понимаю, почему Мать “теряла свою память” – нужно радикально потерять свою память. Я подготавливаюсь к тотальному бессилию, тотальной дряхлости, и теряю любое и каждое средство для того, чтобы найти то единственное Средство, тот воздух, тот другой ВОЗДУХ, который лишён человеческой памяти. Лучше умереть, пытаясь добиться этого, чем продолжать жить в старой глупой коже.

.......

Мы покинули Кералу и спустились к горам Палани, затем в пылающие равнины Коимбатора, потом поднялись в Нилгири: Кунур. Опустошение. Не осталось ни одного дерева, ничего, только проказа человеческих хижин среди нескольких “экономически выгодных” плантаций. Это было ужасно, я видел это тридцать лет назад: гигантская человеческая волна. Мужество уже начало покидать нас, и мы уже собирались отправиться на запад, в штат Кург или в леса Мисора, когда мы услышали о двух продающихся бунгало в двадцати километрах от Кунура. Там мы нашли тот же самый многолюдный базар со множеством строящихся “современных”зданий, этажи которых смотрели на крышу соседнего, которое в свою очередь смотрело на следующее. Это выглядело безнадёжно. Мы покинули деревню, чтобы петлять между чайными плантациями и бунгало миссионеров, затем мы свернули на маленькую тропинку: это был лес, сначала эвкалиптовый, а затем великолепный, настоящий лес. Вдоль обочины мы могли разглядеть только крыши бунгало среди деревьев, но мы продолжили свой путь до конца тропинки. И вдруг она по-настоящему кончилась: открытые ворота, ковёр из цветов, длинная аллея – затем белая колонна с кусочком крыши вырисовывающимся в бесконечности света: никаких деревьев, никаких тропинок, только безграничность неба, падающего на тамильские равнины. Затем экстравагантное “бунгало” с огромной стеклянной верандой полной света. И ветер, много ветра. Оно было похоже на каюту корабля. Суджата сказала: “Это Край Земли”. Внутри... я не знаю, как это можно сделать пригодным для жилья. Широкие комнаты, выходящие на все стороны, выдранные полы, пожираемые термитами. Огромная главная комната, по существу представляющая из себя веранду примерно двадцать метров в длину. И ветер, непрекращающийся ветер. Мы вошли в комнату, хозяин достал из кармана только что полученное письмо, подтверждающее его право на собственность, а на конверте – улыбающаяся Мать. Это была первая марка к Годовщине, 25 февраля. Мать... на марке, улыбающаяся нам. Мы были ошеломлены. Это место называлось Зелёный Акр: только один “акр”, завещанный одной старой английской леди, умершей недавно, своему водителю. Непосредственно рядом с бунгало, в этих просторах падающего света, находилась чайная плантация, а дальше участки чудесного девственного леса. Ни одного соседа, ни одной крыши в поле зрения. Мы повернули назад и натолкнулись на бунгало. По сторонам длинной аллеи были высажены деревья, мимозы и эвкалипты, и посреди огромного луга окружённого лесом, на возвышении, находилось одинокое двухэтажное здание, которое выглядело немного важным и скучающим. Оно было увито плющом, затем был луг и лес: оно гнездилось в лесу. Великолепный, ниспадающий каскадами лес, полный птиц и бабочек. Нам сказали, что ночью даже можно увидеть диких зверей, подходящих к газону Харвуда, так назывался дом. (...)

Внезапно сценарий стал достаточно ясен. Мы не могли больше оставаться в Нанданаме, мы не могли жить в Ауровиле среди этих вибраций любопытства, не став гуру, радостно пожираемыми всеми. Гималаев больше не стало. Поэтому, если это не Нилгири, то это и нигде в Индии – сама идея об отъезде из Индии заставляла моё сердце разрываться. Уехать в Европу означало бы быть съеденным другим способом. Я не видел себя возвращающимся туда, кроме как для выполнения определённой работы на ограниченный период времени.... В противном случае ты коммерциализуешься и теряешь сосредоточенность. У меня было очень сильное ощущение, что мы должны построить нечто другое – сначала в нас самих, затем другой центр действия в мире (или на мир). Истинная работа. Чёткая и широкая концентрация в которой может установиться нечто, не будучи обеспокоенным вибрациями мира. Край Земли, или начало новой земли. (...) Ты можешь сосредоточится на истинной работе и искать другой путь, непроторенную тропу. Здесь будет создаваться новая атмосфера. В действительности центр нового мира. Никаких учеников, Ашрама и духовной болтовни: только труженики. Место работы для нового мира. Никаких бесплотных медитаций – место, где занимаешься материей. Сначала должны быть построены эти два “дома”, место наполнения сознанием. Потом мы увидим, что туда низойдёт. Я не знаю, не вижу ли я сон с открытыми глазами, но всё это кажется таким утешительным после мистера Сетха и Коуноумы, и всего Святого семейства из сынов Матери и готовых придти на смену внуков. Фактически, Мать жива. Если бы смогли сделать её по-настоящему живой. Место, где Она сможет БЫТЬ. Мы заставим границы исчезнуть. В любом случае, мы можем попробовать жить в красоте.

*

3 марта, 1978

В тот момент, когда я получил письмо от Сетха, я знал, что в сознании моих друзей есть вопрос – они искренни, полны посвящения, они верят в меня, любят меня, но вопрос есть. Он подсознателен, он даже не сформулирован, но это именно то поле, где действуют враждебные силы: физический Ум, внушения, медицинские или какие угодно другие, который липнут и липнут. Можно говорить что угодно, можно верить, любить и знать в своём чистом и пробуждённом сознании, но это находится и внизу и оно липнет. Как они верно говорят: “Клевета, клевета, что-то из этого будет оставаться всегда”. Моё собственное сознание наполнено их упрёками и предательскими голосами. Я покинул Пондишерри с отвратительным дерматозом и четырьмя очагами инфекции на моей спине. Они были исцелены по дороге. Я вернулся обратно и покрылся красными прыщами похожими на крапивную лихорадку. Это то, что происходит сейчас. Моё тело впитало достаточно этого яда, утомительного и всеобщего. Это единодушие ненависти, избежать которой могут лишь редкие звёзды. Я купаюсь в этой ванне. Меня обвиняют постоянно в течение четырёх лет. Почему он не высказался? Почему он не помешал им? Почему он не собрал старейших садхаков и не сказал им: вы знаете, это только выглядит как смерть, но на самом деле Мать находится в трансе трансформации. Она выйдет из него, сияя – не торопитесь её хоронить. Почему, почему... Не будь я человеком, натренированным Гестапо и Саньясой, я мог бы только рыдать об этом мире печали. Можно видеть, что только одна Любовь может сделать возможным вынести всё это. Иначе всё это было бы ужасно и чудовищно. Мать заставляет меня переживать все эти ужасные состояния маленькими дозами. “Повсюду, повсюду желание того, чтобы оно умерло...” – постоянно говорила она. Поэтому если ты не раскрываешь свои руки, абсолютно, тотально, ты допускаешь это. Если ты не любишь, абсолютно, тотально, ты допускаешь это. И я нахожусь здесь, колеблясь между мятежом и любовью, да и нет, временами крича, и тогда становится так грустно, так грустно, что хочется кричать за всю землю, взяв её на руки и утешая её печаль – это всей земле ты должен помочь выйти из этого ада. Нет никакого решения, никакого другого решения. Мы должны любить абсолютно и умереть абсолютно для старой земли печали, чтобы стать способными перейти на другую сторону и притянуть немного линию жизни. До тех пор пока мы страдаем, бунтуем, подхватываем дерматоз, мы всё ещё в старой ванне. Мы должны быть ЧИСТЫМИ, абсолютно, вплоть до клеток, тогда это сможет действовать. Это так жжёт.... Остаётся таким же подвешенным и этот случай. “И почему Шри Ауробиндо сломал ногу, спросил меня кто-то вчера, если бы он был в божественном сознании, этого не могло бы произойти”. Эта земля – тяжёлое бремя. Это происходит из-за извращённого, ораторствующего ума, который всё “понимает”, всё видит, вопрошает и искажает всё. Никакой Цезарь и никакой Рембрандт не стоят и маленькой беличьей шкурки. Я хорошо понимаю этот переход, эту необходимость, но это в лучшем случае отвратительный переход, который не имеет никакого значения, если мы не выберемся из этого. Это ужасный переход. И это липнет к самим нашим клеткам.

Итак, я проснулся этим утром с немым вопросом моих друзей. Конечно, они все знали о возможности трансформации в каталептическом трансе, Мать говорила об этом всем, включая дорогого Андре. Была распространена “инструкция” от 1967 года: Нолини видел её, точно также как и другие, кого я не знаю, и Пранаб конечно тоже знал. Возможность трансформации в трансе была предсказана Матерью шестьдесят лет назад, она говорила об этом всем. Но в таком случае начинаешь выглядеть как человек “устраивающий скандал”, не так ли? И снова, в 1972 и 1973 году, Мать говорила об этом Кумуд, при этом присутствовали я и Суджата. Кумуд, которая спустила Мать вниз вместе с Пранабом. И когда я сказал Матери в известной беседе 1973 года (Спящая Красавица): “Я могу объяснить им”, Мать ответила: “А они поверят тебе?”... “Пранаб будет думать, что я мертва”. И когда Мать попыталась поговорить с Пранабом, в апреле 1973, он взорвался – для того, чтобы понять то, что произошло, нужно было лишь слышать этот голос, взорвавшийся гордыней и ненавистью. Поэтому “высказаться”, “сказать” им, когда я пришёл туда, в тот зал, спустя десять часов после события, когда были проинформированы тысячи людей: “Вы знаете господа старейшие садхаки, Она не мертва, пожалуйста поднимите её обратно в её комнату”. Но они все хотят, чтобы она была мертва! И я находился там, перед этим телом, ошеломлённый и с разбитым сердцем – о! Я не ожидал этого, возможно я был единственным, кто не ожидал этого – я находился там минут десять, когда Нолини позвал меня в свою комнату для того, чтобы перевести его послание о конце Матери на французский. И это “послание” начиналось словами: “Это тело (тело Матери) НЕ БЫЛО ПРЕДНАЗНАЧЕНО для...”. Я забыл остальное, но оно не было предназначено для того, чтобы перенести трансформацию. Я стоял там, в тёмной комнате Нолини, онемевший, и наконец, тоном в котором смешались гнев и возмущение, я сказал: я НЕ МОГУ этого переводить. “Трансформация остановлена, не так ли”, – сказал Нолини канадскому интервьюеру; и восемь дней назад, 21 февраля, к Столетию Годовщины Матери, вышла длинная статья в Indian Express, подписанная Манной Дасом, одним из ашрамовских светил, в которой делалось заключение: “Она СДАЛАСЬ 17 ноября, 1973 года”.

Сказать – КОМУ?

Был ли там хоть один человек, хоть одна душа, которая бы послушала? Открой я только свой рот, они бы сказали: о, смотрите, Сатпрем хочет показать, что он знает всё, он пытается привлечь внимание или устроить скандал и выдать себя за представителя Матери – он хочет испортить наши прелестные маленькие похороны. С них было достаточно Матери. Ненависть, которой я окружён сейчас видимо и официально, позволь я себе так сказать, поднялась бы четырьмя годами раньше, они убили бы меня раньше, чем я бы успел написать этот трёхтомник и спасти Агенду.

Проложить себе дорогу силой в мае 1973 года, когда они закрыли для меня двери Матери?... Нет, нет, единственное решение заключалось в том, что Мать должна была спуститься в могилу для того, чтобы подвергнуться трансформации, скрывшись от всех этих животных. Это всё. Когда Мать, ещё в 1972 году сказала мне в очередной раз: “Ты скажешь им”, я ответил: “Они скажут, что я сумасшедший, они даже не позволят мне войти в твою комнату”. Я оказался пророком. Прийти и вызвать гнев Пранаба, силой прорываясь в её комнату? – но посмотрите, что обрушилось на это бедное беспомощное тело, когда 7 апреля 1973 года Мать попыталась что-то сказать Пранабу. Я был в ужасе, я сказал Пранабу: “Нет, нет, нет”... и Мать, такая белая, с закрытыми глазами, воспринимавшая весь этот гнев. Ах, моё сердце упало. Они обвиняют меня – они обвиняют меня всеми возможными способами, я величайший преступник и причина всех зол. Я несу всю их черноту на своём горбу. Я тот, кого они выбрали, чтобы облегчить собственную боль. Что касается меня, то я борюсь и борюсь, я сражаюсь в своих книгах, я сражаюсь всеми возможными способами. Моё сердце наполнено этим даже во сне. Затем, я на секунду закрываю глаза, и Мать окутывает меня. Всё становится таким белым, таким нежным и твёрдым. Мне хочется оставаться там и больше не двигаться. Всё остальное – печаль.

Это бесконечно и для этого нет никакого решения. В Уме всё будто заранее прогнило. Но этот вопрос цепляется. Нужно быть подобным живой молитве, чтобы пройти через всё это.

Я не “прав” и я не знаю, ошибаюсь ли я. У меня нет никаких аргументов и я не знаю есть ли какие-либо оправдания тому, что я сделал, что я хотел или старался – это просто случилось. Я много молился. И если я не прав, я продолжаю молиться. Когда я делал худшие глупости в своей жизни, когда я приближался ко дну ямы и больше не мог представить ничего в качестве своего оправдания, я говорил Господу, словно крича из глубины своей души: “Даже в аду, я буду любить Тебя”. Даже если всё рушится на меня, даже если я не прав, даже если я низший из низших, я буду продолжать говорить, что я люблю Тебя, я люблю Тебя, я люблю Тебя.

И поэтому всё настолько тепло, что ты любишь истинно и вечно. И ты находишься в конце всех несчастий. Это пылает. Пылает всё.

На сегодня достаточно....

Я обнимаю тебя и всех моих замечательных друзей,

Которые делают эту жизнь более сносной.

Сатпрем

 

6 марта, 1978

Выход первого тома Агенды.

Где мы приклоним наши головы.

 

9 марта, 1978

Дели (C.P.N.) принимает проект нового места.

*

(Письмо к нашим парижским друзьям)

Письмо от тебя, Мишлин, Кармен, Мил, Пьера, и Рашель, молодого студента из Нанта и девушки из Кернье, датированное 4 марта, текло плавно словно мёд, наполненное всей сладостью Матери, оно согревает глубины наших сердец – наконец-то на земле есть страна, где Мать приветствуется, прославляется. Даже издатель из Обина уловил вибрацию Матери. Как же всё это приносит утешение и истину в наши сердца, мы почти забыли, что все эти усилия, вся эта борьба может иметь “результат”. Я смотрю на всё это в изумлении: неужели всё это на самом деле возможно. Что-то отвечает? Мы жили в отрицании, в сопротивлении, препятствия должны были преодолеваться так долго, что это звучит словно история из другого мира. Поэтому я понимаю, до какой степени здесь ты погружён в мир Лжи, словно каждый момент нужно толкать вверх крышку для того, чтобы вдохнуть немного кислорода. Я закончил тем, что стал своего рода машиной – для сокрушения препятствий или, скорее, для того чтобы биться о препятствия, без надежды, что они когда-нибудь, где-нибудь могут уступить. Я смотрю на вас, там, с широко открытыми глазами – неужели они на самом деле понимают? Я уже был не в состоянии верить, что Победа Матери может состояться – я был занят лишь тем, что устранял с пути камни. (...) 21 февраля, я вместе с Суджатой находился в джунглях и впитывал мир всеми порами своей кожи. Это был самый милосердный день, который был у меня в жизни за несколько лет. Минутная Пауза. Мне стыдно от моих жалоб и ворчания. Но здесь на самом деле трудно. Вы позволяете мне дышать. Вчера я находился будто в тумане из боли (дерматоз появился снова). Они думают, что я полон “ненависти”, того или другого, но это боль! Это причиняет страдания моему телу, моё сердце кровоточит от их боли, словно это моя боль. Я полон их боли. (...)

Только что приехал Абхай Сингх: звонок из Дели – новое место принято.... Мои ресницы задрожали от волнения. Столько Милости вдруг обрушилось на нас– 9 марта. Я не могу поверить, что мы выберемся из всего этого, перестанем биться о камни и иметь склонность к дерматозу. Я чувствую себя глубоко тронутым и ошеломлённым. Возможно через две недели всё закончится, закончится.

Суджата только что принесла мне цветок “милость”, который она нашла в саду – я каждый день срываю по несколько цветов и я не видел его! Да, в глубине своих сердец мы знаем, мы абсолютно уверены в победе, мы знаем о милости присутствующей во всём, знаем точный процесс, но в материальном сознании мы слепы, движемся шаг за шагом, словно ослы. Я был настолько погружён в препятствия, что не видел ничего кроме этого. О, это не закончилось, но теперь мы вдохнём более свободно.

Возможно, через две недели.

.......

Только что кто-то принёс мне почту: первое письмо из Индии. Индии, которая наконец-то ответила. В Индии было полное молчание, и вот один человек ответил. И это тоже Милость. В том, что отвечает человек из Индии, отвечает сегодня, тоже присутствует улыбка, это пришло и сюда, в такую непокорную Индию. Послушай (я хочу переписать это сам, как бы призывая Милость на Индию):

(В оригинале не английском)

Мой дорогой брат,

Я только что получил письмо от моих друзей из Ауровиля (здесь я секретарь Общества Шри Ауробиндо), что попечители Ашрама решили изгнать тебя из Ашрама. Письмо это погрузило меня в глубокую печаль. Я не могу вообразить, что человек, написавший “Путешествие Сознания”, “Божественный Материализм”, “Саньясина”, мог действовать, чувствовать или думать в противоречии с идеалами, установленными Шри Ауробиндо и милостивой Матерью. Я прошу вас простить этих невежественный Попечителей и если вас на самом деле выгонят из Ашрама, я прошу вас принять моё гостеприимство здесь. Вы можете оказать мне любезность приехав сюда, и оставаться со мной до тех пор пока я жив. Я разделю с вами всё, что я имею по Милости Шри Ауробиндо и Матери. Если у вас нет денег для того, чтобы приехать сюда, напишите мне и я вам их вышлю. Пожалуйста простите Попечителей, которые очевидно невежественны и не понимают того, что значили Мастера.

С любовью, ваш
S.C.Gupta

И это первый индиец, S.C.Gupta, из Рурки (в Северной Индии) – “читающий лекции по математике в университете Рурки”! Математики в авангарде повсюду. Я так счастлив за Индию, и то, как он рассуждает, это так по-индийски. Милость даёт мне сегодня всё, что я могу пожелать, мне было так печально за Индию, я находился под угрозой изгнания из Индии и это задевало меня за самое сердце, словно никто здесь не хотел истинной Матери (а также и Шри Ауробиндо, кроме как философа, стоящего в ряду с Марксом и Ганди). Итак, мы собираемся сделать Агенду в Индии и для Индии. (...)

Что касается Сатпрема, я не знаю где он. Иногда слабое дуновение бретонца Бернара доносится до меня как морская пена, но Сатпрем исчез в одеянии Матери: он цепляется за него как всё более и более глупое дитя. Суджате приходится всё мне объяснять....

В отношении магнитофонных записей (Агенды), да, пожалуйста, сохрани песни Суджаты и её ежедневные сообщения, этот тихий голос будет очарователен спустя долгое время. (...)

Продолжайте свои вечерние “медитации”, это очень важно для очищения себя от всех окружающих вибраций. Это молчание в котором “ничего не происходит” на самом деле наполняет нечто, что приводит всё в порядок и проясняет обстоятельства. Это очень активное и позитивное молчание – множество вещей делается в этом молчании.

Сатпрем

 

12 марта, 1978

(Письмо к Мишлин и друзьям)

Мишлин,

Получил твою телеграмму: “Счастливый Лес, браво, если необходимо, мы немедленно вышлем денежный перевод”. Удивительно встретить такое тотальное посвящение – Мать видит это. Мишлин, конечно же, имеет свою собственную роль, особую роль, которую я только что предсказал. Мать была очень заинтересована в финансах (в чистой работе “финансовых сил”). Мишлин, вероятно, представляет собой нечто из “обращения” этих сил, так дурно и, кроме того, эгоистично используемых. Это один из основных элементов (наряду с политикой и сексом). Один из трёх элементов, которыми нужно овладеть для того, чтобы была супраментальная жизнь или, чтобы быть точным, осуществился приход супраментального господства; для того, чтобы мир стал готов. Ключ к этой победе, которая так трудна – чистота. Если один человек с реальными финансовыми средствами в его или её распоряжении может отдать деньги “в распоряжение” без какого-либо чувства эго, даже без тени эго, то это великая победа. Они, так сказать, должны быть отданы в чистоте. Эта чистота сама по себе является чудом. Деньги – именно то, что несёт в себе наибольшую тень. Это одно из наказаний, которым была отмечена несчастная еврейская раса. Если хотя бы один человек справедлив и действует правильно в этой специфической области сознания, то это действительно великая победа над Врагом и для других людей: каждое правильное действие имеет свою собственную цепь реакций.

Благодаря Мишлин Агенда смогла выйти материально. Это о чём-то говорит. (...) Но это поистине божественный знак, что некоторое количество чистых денег было отдано в распоряжение Агенды Матери, то есть, в распоряжение Нового Мира – того, что строится, того, что строит новый мир. Это тайна между Матерью и Мишлин. Я помню то, что она (Мишлин) видела, как это сокровище или эта Веда были ещё раз поглощены бездной, и это она помогла спасти, вытащить тайну следующего вида из воды. Д сего дня эта тайна “поглощалась” каждый раз, то есть, искажалась, фальсифицировалась, изменяла свои свойства – “была проглочена бездной”. Мишлин во всём этом играет особую роль. Всё приходит как раз тогда, когда это необходимо. Необходимо играть роль до самого конца, не так ли? Фактически, всегда удивительная милость в том, что тебе позволили отдать себя “на службу”. Это придаёт жизни изысканный вкус и значение, иначе – мимолётная пыль. Каждый должен найти своё уникальное и чудесное место в игре Матери – великой игре нового мира. Это несёт в себе своё собственное благословение.

.......

Я убеждён, что Мать руководит всем очень точно и что ничто не происходит без её на то разрешения. “Сила, более могущественная, чем материальная сила”, – говорила Она. Фактически, мы должны очень доверять. Вчера, когда мы узнали о грязных трюках этих людей, Суджата сказала мне своим спокойным, тихим голосом: “Пондишерри уйдёт под воду. Нужен долгий период под водой для того, чтобы очистить всё это место”, – и она вдруг вспомнила видение, которое у неё было несколько раз, несколько лет назад: она видела широкие водные просторы, заливающие Пондишерри, и отчётливее всего она видела улицу перед местом, где живёт Нолини, под балконом Матери. А в этой воде бесчисленные, дерущиеся друг с другом звери и огромные как черепахи тараканы. Это вторит видению Матери 57 или 58 года, когда она видела поглощённое бездной Пондишерри, а затем, годы спустя, саму себя, выходящую из глубокой пещеры, где она оставалась в течение всего потопа, и пытающуюся говорить по-французски с людьми, абсолютно не понимавшими этого странного языка.... Очевидно, измерения времени абсолютно вне нашего понимания. Но это небольшая, хорошая программа для Пондишерри и, как я думаю, очищающее погружение совсем не так уж плохо. Наш отъезд отсюда может иметь больше, чем одно значение.

Настоящая семья Матери тоже великолепна. Долгая битва позволила раскрыть и это тоже. Но знаешь, вся эта масса организованной ненависти вокруг меня болезненна, если можно так выразиться. Я не знал, что “субъективные” вибрации могут иметь такую конкретную власть. Каждое утро я просыпаюсь с этим (чаще всего около 1 ночи: я постоянно вижу Баруна) и это не субъективная боль, я словно изранен изнутри. Стены между “внутри” и “снаружи” стали очень тонкими. Морисе ужасен, я не знаю почему, остальные тоже. Иногда настолько хочется полностью выйти из всего этого – то есть, оставить тело. Тело участвует во всей этой боли, в противном случае оно бы её не чувствовало. Для физического, телесного сознания мысль о болезни подобна “самой” болезни. Это мысль творит смерть. Все эти фальшивые вибрации полны смерти, подобны самой смерти. Мысли здесь являются действиями. Именно это и есть ад. Возможно, я буду чувствовать себя лучше в нашем новом месте.... Если бы я снова смог взяться за работу и погрузиться в Агенду, это успокоило бы моё сердце.

Сатпрем

 

13 марта, 1978

Пранаб приехал с инспекцией в Нанданам.

 

15 марта, 1978

(Письмо к Анне и друзьям)

...Письмо Анны доставило мне бесконечное удовольствие. Суджата и я так смеялись, когда прочитали: “Ашрам очень быстро развалится без вас!” Что же касается нового места, да, да, да, это точно. Мать не хочет, чтобы мы страдали! В глубине всегда присутствует хорошо скрытое христианство: ты должен страдать, нести свой крест, ты не должен избавляться от этого.... Мать атаковали враждебные голоса, и только теперь я понимаю, что это значит – они так искусны, так умны, они играют на “долге”, на всех моралях Земли. Они заставляют чувствовать вину, в каждую минуту – ты потенциальный предатель и излюбленным субъектом является эго. Эти голоса переполняют тебя эго, ты чувствуешь себя безмерно эгоистичным – фактически, они лишь проецируют на тебя собственную тень. Но это адское ощущение. Теперь я вижу, как Мать страдала от всех этих голосов, и Она была совсем одна, в то время как у меня есть Суджата, которая может меня вовремя удержать и сказать: ну, не будь глупцом! Когда я в первый раз отсёк себя от Ашрама, произошла грандиозная и болезненная атака с целью убедить меня, что я действую как амбициозный и эгоистичный человек. Хорошо, я полагаю, что это скоро закончится... До следующего удобного случая! Да, место, которое не будет заполнено этими голосами и где можно существовать просто, радостно, подобно ребёнку нового мира. Я вдруг (после прочтения письма Анны) “уловил” врага в тихом, благоразумном шёпоте: “Не собираешься ли ты выйти из условий работы, уезжая в этот прелестный, маленький лес?” – Да, что-то хочет чтобы мы страдали, словно яд является чем-то, чем нужно гордиться! Но тем не менее, это очень умно. Здешняя атмосфера наполнена этими голосами. Я помню, как Мать говорила мне: “Это больше самой наибольшей жестокости, которую можно вообразить: ‘Сам Шри Ауробиндо не сделал этого, почему ты думаешь, что сделаешь ты?...’.” Иногда Её глаза были полны слёз, и теперь, временами, я очень остро понимаю то, во что я никогда не смел поверить или подумать: этот маленький человек, тот, кого звали Сатпрем, был полезен Матери. И однажды это закончилось, Она больше не могла взять меня за руку, и никого другого. Рядом с Ней больше не было ни одного человека.

Я никогда не верил, что могу “принести Матери пользу”! Для меня это казалось слишком претенциозным. Да, временами я бы хотел, чтобы у меня было это эго. Мы абсолютно исковерканы духовной моралью. Мы стараемся минимизировать себя, и это последний остроумный трюк Асура. Свобода заключена также и в том, чтобы быть великим.

Но я думаю, что по существу она заключена в способности смеяться. Я никогда не был способен смеяться. Возможно я должен научиться этому в новом месте – это было бы лучшим способом растворения всех этих призраков в новом мире (включая и духовные призраки).

Это предложение чудесным образом возвращает в Агенду1962 года: “Понимаешь, это пришло сверху, это было решено наверху и много-много лет назад” . Как это успокаивает! Я вдруг сказал себе: “Но если это было определено, то произошедшее после 73 тоже было определено, решено ‘наверху’, я совсем не заблуждался, Они не позволили бы мне ошибиться!” Вторая фаза была также важна, как и первая, когда Она говорила со мной, держа меня за руку. Она до сих пор держит меня за руку! О, как мы глупы, ничего не видим, сомневаемся во всём – как слепо физическое сознание! И тогда мы делаем вопреки всему. Это то, что я называю “продвижением во тьме”, во тьме каждый шаг. Если бы в физическом сознании была определённая вера, то это было бы самоочевидно! Мы бы увидели Мать! Вероятно существует и физическое эго, которое рождает тень такую же огромную, как и эго духовное. Это “магические чары”, это ни что иное как чары, и это рушится. И что будет, если бы мы заставили упасть эти чары в наших голубых горах? Если бы мы поверили, по-настоящему поверили?...

Но я вдруг со всей определённостью понял, что я не ошибался в течение четырёх лет, и что Агенда была неизбежна. Это тоже было предопределено – неужели все эти люди сильнее Всевышнего?

Однажды мы громко рассмеёмся над этими призраками. Но мы должны быть способны рассмеяться над ними сейчас. Когда мы оборачиваемся для того, чтобы оглянуться, это очевидно – это сразу станет очевидно. И тогда всё станет таким смешным! Мы очень глупы – возможно мы станем менее глупыми. Анна совершенно права. Анна является основным элементом этой новой Поворотной Точки Смеха.

Теперь о “серьёзном”(!)

Мне хотелось бы подписать документ, в котором я бы передал все мои “авторские права” на всех языках, включая все, что на данный момент были мошенническим образом присвоены Ауропресс и Ашрамом, – IRE, включая все права на фильмы и экранизации. Это касается всех моих книг начиная с “Золотоискателя”. Если я протяну ноги, всё должно соответствовать этим правилам! (...)

Итак, мы считаем дни.... Лакшми сказала, что она хотела бы взять свою корову, телёнка и собаку с нами!... Ноев ковчег? Давайте создадим радостный Ковчег вместе, в любви Матери.

С моей любовью к каждому из вас

Сатпрем

А я возьму с собой четырёх белых голубей из Deer House.

 

16 марта, 1978

(Выдержка из письма французскому читателю)

... Сейчас на самом деле уже не то время, когда Новый Мир может быть заперт в четырёх стенах какого-либо Института. Мать идёт по миру. Нет, Она не “Мать Пондишерри”, а Мать Земли.

 

21-22 марта, 1978

Полночь: мы съезжаем из Deer House, Нанданама.

 

22 марта, 1978

(Личное письмо)

Мадрас

Наконец-то мы свободны. Мы уехали в Гималаи 22 декабря, и 22 мы уезжаем из Пондишерри в новый цикл. Вчера был день весеннего равноденствия. Я не знаю, смогу ли я вразумительно написать тебе.... Вчера я был в Мадрасе вместе с Киритом, я обратился в Иммиграционный офис для того, чтобы зарегистрироваться в Мадрасе, проигнорировав Пондишерри. Они собираются попросить, или уже попросили передать моё дело... Поэтому прошлой ночью я вернулся в Deer House в 10 часов вечера и Роджер помчался в Ауровиль для того, чтобы проинформировать команду ауровильцев + фургон с тем, чтобы мы могли выехать из дома в полночь через маленькую дверь. Нам нужно было торопиться, так как письмо из Мадраса должно было прийти в Пондишерри этим утром и предупредить попечителей. Сумасшедший переезд после сумасшедшего дня, в час ночи Deer House был пуст. Ауровильцы: их любовь, молчание и оперативность удивительны. И N., прекрасный переписчик, вкладывающая в это всё своё сердце... (Её каждодневное посвящение было удивительным и до сих пор осталось таким же, на своём мотоцикле она выполняла тысячи заданий). Итак, мы “поспали” несколько часов на полу, и утром, в 8.30, мы уехали из Deer House на такси навсегда, оставив письмо (написанное Киритом), которое наш адвокат отдаст попечителям, в котором мы доставляем им удовольствие тем, что им не придется силой врываться в дом, и уточняя, что ключи мы доверили Абхай Сингху.... Завтра утром, 23, в 4.30, мы собираемся в Минабакам, прежде, чем улететь в Коимбатор, затем снова взять такси до Оти и... Харвуд... где мы разобьём лагерь, в то время как фургон с вещами прибудет когда только сможет, с коровой Лакшми, собакой и белыми голубями. Затем, в последнюю минуту, 20 марта, в тот самый день, когда Кирит в Оти оформлял покупку Харвуда, премьер-министр Тамил Наду издал декларацию: тамошние леса будут вырублены с целью создания чайных плантаций для репатриантов с Цейлона!... Словно враждебный призрак захотел снова нанести удар. Деревня была взволнована. Я не знаю, что произойдёт, но думаю, что Мать сильнее всех министерств мира и что наше место предопределено. Врагу странным образом определены границы. Этим утром, когда мы выезжали на такси из Нанданама, мы обнаружили, что ворота блокированы автобусом S.A.S наполненным “посетителями”. Нам пришлось ждать десять минут, чтобы найти водителя и попросить его убрать автобус для того, чтобы мы могли проехать (в конце концов, это сделал наш собственный водитель). Странно.

Я слишком устал, чтобы рассказывать тебе о бесчисленных мелких фактах, удивительных и необычных. Я собираюсь отлежаться в ванне, а затем постараюсь немного поспать.

(...) Я нежно вас всех обнимаю. Этим утром, в такси, я был счастлив словно ребёнок, уезжающий на каникулы! Цикл сладости, красоты, работы, гармонии и любви.

Сатпрем

 

23 марта, 1978

Харвуд.

 

29 марта, 1978

(Письмо друзьям)

Харвуд

Первым письмом, полученным здесь, утром нашего первого дня, было письмо Лафонта, очень доброе и обнадёживающее, а в полдень пришло твоё первое письмо с адресом IRE на обратной стороне – очень любопытно, я немедленно ощутил вибрацию свободы, находящуюся в этом адресе, после всех месяцев или, скорее, лет, нелегальной жизни. Да, мы дышим. Это на самом деле подобно плащу, упавшему с моих плеч. Каждый раз, когда я покидал Пондишерри и добирался до Мадраса, у меня был тот же самый опыт. Я думаю (я уверен), что кроме их отравленной атмосферы там было нечто ещё, что напрямую и искусно, если я могу так выразиться, было направлено против меня. Это создавало своего рода усталость, похожую на накидку старости на моих плечах. Сколько раз Мать говорила мне, что её сгорбленные плечи не имеют никакого физического источника. Я не могу подумать, что эти люди делали это преднамеренно, это кажется мне настолько... я не знаю, бесчеловечным. Я не могу их обвинять. Но как же легко стало дышать. Около месяца назад я видел, как Барун делал различные странные, круговые движения руками, словно он что-то обматывал вокруг меня, но я смеялся – и он сказал мне с мерзкой улыбкой: я сделал “формацию”. Я смеялся. Я не могу поверить, что они имеют достаточную “квалификацию”, но они могли использовать кого-нибудь ещё? В любом случае это закончилось, я вне досягаемости. Невероятно думать, что они посмеют угрожать Лафонту тем, что разорят его бизнес, я не могу поверить, что дети Матери – чем они являются в какой-то части себя, как бы мала она не была – могут делать это, не заболев немедленно. Даже здесь, я (и Суджата тоже) видим, как они ночь за ночью атакуют меня: они будто собираются в одном грузовике, которым управляет Андре, и атакуют меня. Это больше не касается меня физически, но, тем не менее, продолжается. Они, должно быть, в ярости из-за Агенды. И ты знаешь, что G.G. (из Института) – он простодушен или бестолков в некотором роде – отправил Агенду Сунилу, а тот немедленно передал её Андре (я услышал об этом перед своим отъездом). Это невероятно, что это за идея, облегчать мерзкую работу этих людей! Неужели он не понимает, что “добрых людей”, друзей или братьев, не существует в этих условиях, и что когда ты выбираешь не делать выбора, ты немедленно расширяешь ряды Врага: невозможно благополучно оставаться вне этого, это невозможно – если ты не с Матерью активно и тотально, ты немедленно оказываешься в рядах Врага, ты, так сказать, вынужден оказаться там. Силы извлекают пользу из всего и каждого, и заставляют всех и каждого делать то, что помещает их на ту или иную сторону. Мы можем сказать, что это неизбежно.... В G.G. где-то есть некоторое несознание и Враг всегда знает, как нажать на кнопку этого несознания и однажды заставить совершить серьёзную ошибку. Вы помещаете Врага внутри себя – у нас всех в укромном уголке внутри находится Враг – и мы должны яростно выбрать, я могу так выразиться, неподчинение без предупреждения, на любом неожиданном повороте. (...)

Что касается G.G., то здесь присутствует лишь что-то детское, что верит в “идеалы”, как в верховную панацею: время идеалов закончилось! Мы живём во время автоматического Огня. Все идеалы потерпели неудачу, они ментальны: мы находимся во времени Материи и Огня в Материи – таков “идеал” сейчас. Идеалы, которые разворачиваются автоматически, без слов и идей, когда Огонь “выявляет” нечистоту.

(...) Я не знаю, во всяком случае, имя Мишлин открылось подобно неожиданному цветку – это очень красивый цветок! Ключом всегда является чистота, и никакого эго.

 

31 марта, 1978

Эта компиляция ответа Сетху.... Я больше не хочу отвечать, я страдал и трудился очень много, отвечая тысячи раз, но теперь всё это стало подобно ране в моём сердце, которой я не могу коснуться без того, чтобы она не причинила мне боль. Они ранили меня гораздо более жестоко, чем Гестапо и человеческий ужас концлагерей – ты знаешь, что это было варварством, но эти... Словно всё человечество или все человеческие чувства были ранены в глубине моего сердца. Требуется только слово, предложение, замечание или воспоминание и это причиняет мне боль внутри – словно я никогда больше не хотел касаться этого мира. Они наполняли меня ужасом. Я не могу. Я больше не могу “отвечать” на их мерзости. Мне бы хотелось забыть о них полностью. Пусть они делают, что хотят! Мне больше хотелось бы рассказать тебе о мимозах, эвкалиптах и птицах в лесу, здесь всё широко и спокойно, но всё ещё остаются практические вопросы, которые нужно решить.

... Фактически, я всё ещё не нахожусь в конце путешествия. Я нахожусь в пути и я вздохну по-настоящему, когда найду своё точное место на Краю Земли – в этом нет никаких сомнений, это моё конечное место назначения. Харвуд не является самым подходящим для меня местом, несмотря на всё его очарование и необычность. Я так долго стремился достичь конца этого путешествия и преклонить свою голову в месте, где я бы находился в моей истинной атмосфере (я имею в виду место, где я был бы способен вновь построить мою истинную атмосферу, которую я должен был выкинуть за борт на развалинах Deer House). Этот переезд был настоящим кораблекрушением: наша мебель и чемоданы свалены в беспорядке в грузовике. Мы должны были сжечь позади себя всё. Но Край Земли....

Матери предпочитала думать широко, это верно. У меня впечатление, что Мать тщательно продумала эту идею (!) и Она не напрасно нашла для нас это чудесное место (включая марку с улыбкой, которая появилась из кармана упрямого владельца Края Земли). (...) Центр этой работы находится здесь, а не в Париже. Материализация должна происходить здесь. Индия находится в сердце мировой проблемы, и мы должны развязывать узел здесь (тёмный узел, такой же тёмный, как и наш символический Ашрам). Единственный способ развязать его – напечатать, материализовать Мать в этой атмосфере и распространять эти книги вопреки блокаде, организованной Ашрамом и всеми книготорговцами Индии (они могущественны, это невероятная мафия). Кажется, что освобождение от таможенных пошлин и лицензии на импорт возможно только благодаря Биджой Сингх Нахару, дяде Суджаты, члену организационного Комитета партии Джаната и близкого Морарджи Десаи, Премьер Министру. (...)

Итак, мы собираемся отправиться в радостный путь? Мне бы очень сильно хотелось дать начало истинному творению и позволить исчезнуть из моих клеток, моего тела всех этих болезненных воспоминаний.

Сатпрем

Конец первого тома

(Текст на заднем развороте обложки)

 

Заметки Апокалипсиса

У меня была Тайна, должна ли она ещё раз быть похоронена под руинами той или иной “цивилизации”.

То, что затрагивается здесь, или что я стремлюсь затронуть, это старый вид, который не знает ни себя, ни своего начала, ни своей Цели, ни причин своего смертного существования. Это путь, шаг за шагом, в неизвестное Земли через простое человеческое тело, предложившее себя непостижимому Будущему – которое, тем не менее, уже находится здесь, внутри нас – и виду, находящемуся в процессе созидания.

Начало новой Жизни, второй жизни для Земли и для человека.

 

1 Французский городок, где поклоняются местной святой(Therese de l.Enfant Jesus).

Назад

2 Фактически это было в то время, когда готовилась к выходу Агенда.

Назад